Белый Орден или Новые приключения Ариэля (СИ) - Катканов Сергей Юрьевич. Страница 64

— Кто ты?

— Дракон, — его голос был очень низким и глубоким. — Моё имя тебе всё равно не выговорить, да оно тебе и ни к чему. Оно теперь даже мне ни к чему. Я последний на земле Дракон, так что это слово теперь можно считать моим именем.

— А остальные?

— Смотря кого считать остальными. Те крылатые твари, с которыми вы столкнусь, уже тысячу лет как перестали быть настоящими драконами. Это древняя трагедия, о которой людям не дано было знать. Когда-то Бог создал драконов, великих и могучих, прекрасных и мудрых, превосходящих своими творческими возможностями любое разумное существо. Драконы не строили городов, им не нужны были дворцы, они не пытались создавать никаких машин, не знали что такое богатство. Единственным сокровищем драконов был Господь, даровавший им жизнь, и они славили Господа музыкой, стихами, танцами. Они жили в мире удивительной гармонии, ни в чём ином не нуждаясь и желая только бесконечно постигать неисчерпаемую мудрость Создателя. Бесы позавидовали драконам и решили разлучить нас с Богом. Драконы были мудры, но очень простодушны. Бесы давно уже утратили свою мудрость, отрекшись от Господа, но они были чрезвычайно хитры и изощренны в устраивании разнообразных духовных ловушек. Большинство драконов средних и низших каст угодили в эти ловушки, словно несмышлёные мухи. Они поверили бесам в том, что только без Бога драконы смогут обрести настоящую свободу. Драконы впустили в свои души бесов, словно дорогих гостей, только эти гости постепенно стали хозяевами. Столетия за столетиями они медленно убивали драконьи души и наконец убили их совсем, став единственными обладателями драконьих тел. Вы ошиблись, думая, что имеете дело с драконами, на самом деле это были драконобесы. Они сохранили могучий драконий разум, но утратили мудрость. Они сохранили многие драконьи навыки, но утратили творческое начало. По сравнению с прежними драконами это были уже весьма ничтожные существа, хотя они вполне могли поражать человеческое воображение. Уже на вашей памяти они переселились в людей, которых вы назвали драконолюдьми, но на самом деле это бесолюди, драконьего в них осталось совсем немного, хотя что-то осталось. Столетия пребывания в драконьих телах изощрили бесов и, даже переселившись в человеческие тела, они сохранили малую долю драконьей природы, впрочем, уже совершенно извращённой.

— Ты сказал, что в бесовские ловушки попались низшие и средние касты драконов. А что же высшие?

— Высшие касты, — тяжело вздохнул Дракон, — золотые и серебряные, были самыми мудрыми, самыми близкими к Богу. При этом они не вмешивались в выбор других драконов. Нет, они не были равнодушными и безучастными наблюдателями, они разъясняли красным, зелёным, черным и серым опасность ситуации и трагические последствия отпадения от Бога. Но если золотые и серебряные понимали, что их больше не хотят слушать, они переставали говорить. Если, исчерпав все аргументы, они видели, что ни в чем не смогли убедить своих собратьев, тот больше уже не пытались убеждать. Дескать, мы вам всё разъяснили, а выбор за вами. Эта позиция была основана на уважении к богодарованной свободе личности. Никто не должен быть принуждаем к тому выбору, который он делать не желает. Высшие касты могли применить силу к средним и низшим, нас было меньше, но мы были гораздо сильнее. В нашей власти было просто запретить драконам переходить на сторону бесов. Но мы не сочли это допустимым. Жизнь даётся разумному существу для совершения выбора, и этот выбор должен быть основан на свободной воле. Так мы считали. Да ведь так оно и есть. В общих чертах.

— А вы уверены, что были правы? Может быть, стоило запретить своим неразумным братьям совершать трагическую ошибку?

— А ты уверен, что был прав, когда начал эту войну? Сколько друзей и врагов погибло из-за твоего решения? У многих ведь не просто жизнь оборвалась, многие душу погубили на этой войне. И это было следствием твоего выбора, они такого не выбирали. Не говорю, что ты был не прав. Если бы вы с друзьями где-нибудь спрятались и не начали эту войну, ещё больше людей могли погубить свои души, хотя об этом теперь невозможно судить. Это трагический выбор, здесь нет безупречных решений. Наш выбор так же был трагичен. Высшие касты замкнулись, перебравшись в места недоступные ни драконам, ни людям. Мы очень тяжело переживали отпадение средних и низших каст, для нас это стало настоящей катастрофой. Сколько скорбных элегий было написано о духовно погибших братьях, сколько появилось трактатов о свободе воле… Драконы обладают идеальной памятью, мы можем писать в уме фразу за фразой, запоминая весь текст. Потом этот текст зачитывают братьям, и они тоже дословно его запоминают. Сознание каждого дракона — это огромная библиотека. Наши внутренние библиотеки непрерывно пополнялись тогда поэтической скорбью и напряжённой полемикой. Многие из нас пришли к выводу, что мы были неправы и совершили ужасную ошибку, позволив нашим братьям погубить себя. Указывали на то, что, воспитывая детей, мы всегда ограничиваем их свободу, если несмышлёныши, пока ещё неспособные распоряжаться своей свободой, начинают действовать себе во вред. А ведь и многие взрослые не всё понимают, в чём-то оставаясь детьми, их свободу тоже надо ограничивать, если они себе вредят, нельзя безучастно наблюдать, как они гибнут, злоупотребляя свободой. Другие им отвечали, что если высшие касты начнут ограничивать свободу низших каст ради их же блага, значит свободы в нашем обществе не будет вовсе. Никто не вправе судить о том, кто из взрослых остался ребёнком, чья свобода подлежит ограничению, никто не может решать в чем именно и в какой степени необходимо ограничивать свободу неразумных. Если мы встанем на этот путь, то перестанем быть обществом свободных существ.

— А я вот, если увижу, как человек танцует на краю пропасти, просто оттолкну его от края, не считаясь ни с его свободой, ни с тем, ребёнок это или взрослый. Неуместно рассуждать о свободе, когда просто необходимо спасти человека.

— Просто… Для тебя это всё ещё просто. Но как только ты начнешь рассуждать о том, что есть пропасть, а что не есть пропасть, тут же всё станет сложно. Потом ты задумаешься о том, что есть ребёнок, а что не есть ребёнок. Потом о том, что есть свобода, а что есть злоупотребление свободой. И тогда тебе покажется, что твоя голова сейчас лопнет. Люди ещё наплачутся с этими вопросами, а драконы уже своё отплакали. Независимо ни от каких теорий, чувство вины не покидало нас, а съедало наши души изнутри. В какой-то момент наши слёзы высохли, споры стихли, а драконы начали умирать один за другим, утратив своё долголетие. Наша трагедия нас раздавила, мы не смогли вынести груза ответственности за принятое решение. Незадолго до вашей войны я остался один. Наблюдал за тем, что у вас происходит. Не мог не наблюдать. Но не вмешивался. Не должен был вмешиваться. Наши миры не должны пересекаться.

— Почему же всё-таки вмешался?

— Именно для того, чтобы избежать последнего пересечения наших миров. Трое убогих их низшей касты могли развеять пеплом по ветру плоды огромных человеческих усилий. Не смог этого допустить.

— А когда драконобесы с воздуха сжигали десятки тысяч людей, у тебя не было желания предотвратить пересечение наших миров?

— Может быть, я был неправ тогда. А, может быть, я был неправ сейчас. Всю свою жизнь я старался следовать Божьей воле, но не могу сказать, как часто мне это удавалось. Ты станешь императором великой христианской империи, и тебе придётся по несколько раз в день спрашивать себя: чего же именно желает от тебя Бог? Ты узнаешь реальную цену этого вопроса, когда возьмёшь на себя ответственность за судьбы миллионов людей.

— Если мне ещё удастся подчинить всю империю. А то опять появится пара-тройка недоброжелателей…

— Считай, что уже удалось. Драконобесов больше нет. В этом можешь мне поверить.

— А драконолюди, или точнее человекобесы?

— Они почти все уничтожены в сражениях. В столице вспыхнуло восстание, власть драконов свергнута, так что брать Бибрик штурмом тебе не придётся. С десяток драконолюдей, как вы их называете, ещё живы. Переоделись и собираются сбежать. Им это удастся, но я их настигну и уничтожу. Это последнее, что я для вас сделаю. И пусть Бог судит о том, прав ли я был, что вмешался.