Белый Орден или Новые приключения Ариэля (СИ) - Катканов Сергей Юрьевич. Страница 62

Коронационные празднества длились 12 дней, но состояли они только из богослужений и таких же скромные обедов. Во всех 12-и монастырях под горой поочерёдно отслужили 12 литургий, после чего император говорил собравшимся несколько простых слов, не считая нужными пространные речи. Весь смысл этих мероприятий был лишь в том, чтобы все желающие могли увидеть императора. Радость людей была совершенной, все ликовали, понимая, что период хаоса закончился, а о драконах в эти дни не вспоминали вообще, как будто с их властью давно уже покончено. Люди теперь чувствовали себя подданными могучего императора, которому с радостью присягали. Никто не сомневался, что дарованный им Богом монарх сокрушит безбожников, едва только явившись перед ними.

И Ариэль всей душой ощутил, что рыцаря Ариэля больше нет. Есть император Дагоберт. Ариэль, пожалуй, всё-таки никуда не исчез, так его до конца дней будут называть жена и ближайшие друзья. Но Дагоберт не равнялся Ариэлю, это были как будто два разных человека. И никому из его подданных отныне не дано было видеть Ариэля, они видели перед собой только императора. Он чувствовал, как во время совершения помазания на царство в него влилась некая могучая сила, не имеющая отношения к его личности. Это была особая благодатная энергия, которую Господь дарует своему помазаннику. И эта сила теперь жила в нём, и действовала, и принимала решения. И все его подданные, обращаясь к нему, будут обращаться теперь именно к этой силе. А сам он скрылся. Он по-прежнему существует в этом мире лишь для нескольких человек.

Глава XXI, в которой власть драконов рушится

Буквально за пару недель вооружённые силы императора выросли вдвое, составив около ста тысяч человек. Конечно, драконы по-прежнему могли выставить против белых армию, большую в разы, но качественный состав их армий был очень разный. К белым приходили только добровольцы, и пусть это были люди, не всегда владевшие военным ремеслом, но они все как один горели желанием сражаться и беспрекословно подчинялись железной военной дисциплине, хотя для многих она и была ещё довольна непривычна, тем не менее приказы командиров выполняли, как веление свыше, и переживали лишь о том, смогут ли достойно послужить общему делу. Драконья армия была плодом насильственных мобилизаций, большинство рядовых здесь не испытывало ни малейшего желания сражаться, и хотя дисциплина здесь тоже была, но она держалась исключительно на страхе. Здесь считалось высшей доблестью обмануть командира, избежав при этом наказания. Представление о том, что они служат общему делу, совершенно отсутствовало. Теперь уже почти все понимали, что их гонят на смерть за дело драконов, за дело совершенно чуждое людям. Идейные бойцы у драконов тоже были, но их насчитывалось ничтожно малое количество.

Сражаться, имея такую армию, было трудно, хотя в общем-то возможно, но тут драконы совершили роковую ошибку, объявив тотальную мобилизацию. Теперь в драконью армию гребли уже всех под метлу, люди роптали всё громче, хотя открыто выступить против драконов ещё не решались. Армия становилась всё более рыхлой и всё менее управляемой. Драконы поддались магии больших чисел. Чем больше пополнений поступало в их армию, тем в большей безопасности они себя чувствовали, сравнивая численность белых и своих войск. На деле же всё было наоборот — они резко понизили боеспособность своей армии, которая стала теперь гораздо менее управляемой. Ведь комиссаров и идейных бойцов у них не прибыло ни на одного, их приходилось распылять по вновь создаваемым полкам. От этого старые полки становились слабже, а новые пока ещё являли собой слабо организованные толпы, и вероятность того, что они выйдут из этого состояния, была весьма туманной. Армия драконов с каждым днём теряла боеспособность.

Однажды в распоряжение белых частей прибежал один красный рыцарь, который клялся, что может устроить в драконьей армии мятеж, если белые ему помогут. Император позвал Форвина, который теперь командовал всеми бывшими красными. Едва увидев перебежчика, Форвин распахнул ему навстречу объятия:

— Лонгин, брат, и ты с нами!

— Пока ещё не с вами, но если его величество позволит… Предлагаю поднять в наших частях мятеж, у нас уже тысячи бойцов ненавидят драконов, мы можем начать решающую битву прямо внутри драконьего войска, а если тем временем белые ударят во фронт, драконам конец.

— Замечательный план, — воскликнул Форвин. — Ваше величество, вы одобряете?

Но император не торопился радоваться. Не обратив внимания на вопрос Форвина, он очень сухо спросил у перебежчика:

— Скажи, Лонгин, ты пришёл к красным добровольно или по мобилизации?

— Добровольно, ваше величество.

— И что привело тебя к эти христопродавцам?

— Я поверил им, думал, драконы за народное счастье. А прежний мир всё равно рухнул, уже невозможно было служить тому, чему раньше служили.

— Значит ты решил, что народное счастье возможно, только если отречься от Бога?

— Честно скажу, я мало думал тогда о Боге, считая, что религия — не главное. Так — традиция. А в новых условиях и традиции могут быть новые. Но в последнее время начал задумываться: без Бога-то жизнь получается нечеловеческая.

— А ты не слишком медленно думаешь? Форвин давно у нас.

— Да, ваше величество, я медленно думаю. Вот совершил я ошибку, так надо ли торопиться громоздить на неё новую ошибку? Я ведь к красным не из трусости пришёл, а по убеждениям. И к вам сейчас не из трусости прибежал, а потому что убеждения изменились. Но убеждения в один день не меняются. Когда Форвин со своими ушёл, я решил, что они предатели, только что не проклял их всех. Но с того момента начал внимательнее присматриваться к своим. Многие на глазах теряли человеческий облик, тупели, становились бессмысленно жестокими. Да дело даже не в жестокости, белые тоже не сильно добрые. Но вот смотрю, у наших глаза превращаются в бессмысленные гляделки, пустота в этих глазах, и нет в них никакой правды. И в своей душе почувствовал пустоту. Постепенно начал понимать, что эту пустоту ничем, кроме Бога, заполнить невозможно.

— Понял, — по-прежнему сухо сказал император. — Надеюсь, что понял. А зелёные как?

— Зелёные — путаники. Вечно спорят меж собой, и больше ни до чего им дела нет. Некоторые из них мало отличаются от чёрных, а другие по сути — красные.

— А чем, по-твоему, чёрные отличаются от красных?

— У красных души опустели, у них нет внутри ничего, а у чёрных души уже полны бесовщиной. Но это примерно, красные ведь тоже разные, впрочем, черные — все одинаковые.

Император некоторое время молчал, глядя куда-то в сторону, потом начал говорить:

— Если вам удастся поднять мятеж, с теми красными, которые вас не поддержат, даже не возитесь, сразу атакуйте чёрных, с этими разговаривать не о чем, и в бою с ними больше всего мороки. Форвин, возьми пару человек и отправляйтесь с Лонгином, поможешь красные полки распропагандировать. Времени у вас максимум неделя. Мы выступаем через три дня. Больше суток напротив драконьего войска стоять не сможем. Как только узнаем, что у вас началось, сами ударим, без затей — в лоб. А с душами вашими я разбираться не буду, это уж вы сами, мне не известно, что у вас внутри, но можете мне поверить: вероотступничество бесследно не проходит. Бога легко покинуть, а вот вернуться у Нему труднее. Бог, конечно, простит, но легко не будет.

Всё разыгралось, как по нотам. Белый Орден, отмахав два дневных перехода, встал километрах в пяти от армии драконов, которая перекрывала дорогу на столицу. Простояли на месте совсем не долго, и вот уже со стороны драконов прибежал гонец. Едва держать на ногах, задыхаясь, он выпалил: «Наши сражаются… уже второй час… комиссаров вырезали… черные дерутся, как черти… зелёные растерялись… в стороне стоят… не вмешиваются… красные, что к нам не примкнули, тоже пока… в растерянности… но могут ещё и по нам ударить… больше двух часов мы не продержимся…».