Офелия (СИ) - Семироль Анна. Страница 27

- Но я остался, - горько сказал он, обращаясь к Офелии. – Прости меня, я ничем тебе не помог. Думал, что с тобой поиграют. Думал, будет просто музыка. А сам даже не смог за тебя заступиться.

Ему показалось, что русалка вздохнула, но он помнил из прочитанной книги, что водяные оттудыши не вздыхают, да и дышат, оказываясь не в воде, редко и поверхностно, почти незаметно для глаз. Питер сел по-турецки, поморщился от боли в отбитом крестце.

- Я посижу с тобой. Хочу увидеть, как ты нырнёшь, превратишься в белый подводный цветок и растворишься в глубине. Это так красиво. – он помолчал, наблюдая за медленным перемещением полупрозрачных белых лент в воде, и признался: - Знаешь, я хотел бы прямо сейчас стать взрослым. И кем-нибудь, чьё слово – закон. Чтобы сказать – и все послушались. Я бы приказал отвезти тебя домой. И поехал бы с тобой сам. Пусть там война. Я не испугался бы. Я нашёл бы твою реку и вернул тебя туда, где пасутся водяные кони.

Офелия закрыла глаза и легла на воду лицом к небу. И медленно-медленно погрузилась под воду. Питер ещё долго сидел у края, вглядываясь туда, где она исчезла. Как будто утонула и унесла с собой что-то очень тонкое и важное, чему нет имени и – самое горькое – возврата.

Офелия (эпизод шестнадцатый)

В четверг Питер едва не забыл про кафе.

После первого занятия Офелии с тренером им овладела непонятная, гнетущая тоска, чувство собственной беспомощности. Он слонялся по дому, бездумно жевал булочки, который таскал из кухни, всякий раз, когда проходил мимо. Не хотелось ни рисовать, ни читать, ни слушать радио. Йонас не приходил уже два дня, и Питеру казалось, что он чем-то очень сильно обидел своего лучшего друга. А сесть на велосипед и съездить в деревню мальчишке было отчего-то страшно. Ему казалось, что если он приедет, его встретит какая-нибудь плохая новость. Ему даже ночью снился дом тётки Йона, весь в колышущихся тенетах плотной серой не то пыли, не то паутины. И в глубине что-то ворочалось, скрипя досками пола. После этого сна Питер панически боялся приехать и понять, что это ему не снилось.

Он залезал на чердак, трогал старые вещи, часами сидел на дощатом полу, рассматривая старые фотографии в толстых альбомах в бархатных переплётах. Замирал, любуясь танцем пылинок в редких солнечных лучах под мерное тиканье часов, доносящееся из отцовского кабинета внизу. И представлял, как земля с её лесами, реками, белыми скалами, городами и людьми отдаляется, из плоской и бескрайней становится махонькой и круглой, как ёлочный шарик, а Питер на чердаке дома летит куда-то в незнакомые миры. Где есть супергерои, где Офелия может говорить и гулять по суше, задевая пышной белой юбкой полевые цветы в мягко траве, а он сам совсем не толстый и абсолютно не неуклюжий, а сильный и решительный. И играет в футбол за сборную Великобритании. А Офелия, Йонас и Кевин сидят на трибуне и за него громко болеют.

Мечты прерывала мама, заглядывающая позвать сына к столу. Питер вздыхал, улыбался фотографиям бабушки, деда и папе в военной форме, бережно убирал альбом в картонную коробку и спускался есть.

Старшие за столом оживлённо беседовали. То мама и Агата обсуждали новый выпуск модного журнала, выбирая, какое платье пошить на выход в свет, то папа и Ларри спорили о футболе, актуальности магнитолы в последней модели семейного авто, которую выпускал «Роллс-Ройс». Когда иссякали чисто-мужские и чисто-женские темы, начиналось обсуждение грядущего папиного отпуска.

- Питер, ты хотел бы пожить в Лондоне недельку? – пытались вовлечь его в разговор родители. – Зоопарк, музеи, кино, рестораны… Съездим на выставку ведущих автопроизводителей.

Он рассеянно кивал, ковыряя вилкой остывшую еду в тарелке. Как-то ему расхотелось куда-либо ехать, но обижать родителей правдой он не решался. А ещё Питер откровенно удивлялся, как можно уехать и оставить Офелию одну. Да, можно попросить горничную или шофёра кормить её. Но… это было бы нечестно.

«Собак можно взять с собой, - размышлял Питер, пережёвывая безвкусный кусок свиной отбивной. – Они тоже будут путешествовать, видеть новое, гулять по большому городу. А Офелия тут как прикованная на цепь. В маленьком пруду. И у неё есть только я и книжки. И мячик».

Вот уже третий день Офелия грустила. Питер несколько раз пытался поиграть с ней, приносил журнал о путешествиях и разных странах, но русалочка или сидела в гроте, или плавала вдалеке, у решётки, отделяющей пруд от речки. Вечером в среду обеспокоенный мальчишка пошёл к отцу:

- Пап, с Офелией что-то не так, - сообщил он. – Она не выходит играть. И всё время торчит у забора.

- Думаешь, она заболела?

Мистер Палмер отложил книгу, встал с мягкого кресла и в шлёпанцах пошёл в кухню. Питер поспешил за ним. Отец вытащил из холодильника рыбу, отложил несколько рыбёшек в миску.

- Как думаешь, она может есть не только это? – спросил мальчишка.

- Я не уверен. Но полагаю, что русалки едят то, что могут найти в воде.

Они спустились по дорожке к пруду. Сиреневые мягкие сумерки придавали воде неповторимый тёмный цвет и какое-то особенное, едва различимое свечение в глубине.

- Я тут подумал… Офелия же речная русалка. А по берегам растут деревья. Может, она ест яблоки, когда те падают в воду?

Отец присел на корточки у ограждения, пожал плечами.

- Я не знаю, растут ли вообще яблони в её мире. Пусть ест рыбу. Это надёжнее.

Офелия приплыла, когда её позвали. Нехотя, медленно, поникнув головой и опустив тряпочками уши.

- Привет, - окликнул её Питер. – Ты чего прячешься? Я волнуюсь. Ты не заболела?

Отец сказал, что русалки не понимают человеческой речи, что Офелия выглядит нормально, что скорее всего, она так протестует против занятий с миссис Донован. Потом кинул ей рыбёшку – Офелия её поймала и съела. Без аппетита, без радости. Мистер Палмер хлопнул сына по плечу, заявил, что раз она ест, значит, здорова, и увёл в дом.

И когда в четверг после завтрака Питер размышлял над тем, может ли кто-то есть, когда у него что-то болит, в его комнату заглянула Агата.

- Пирожок, там тебя Йонас у ворот высвистывает, - сообщила она. - Выйди уже к другу.

Питер охнул, подскочил на месте, бросился к тумбочке у кровати и зашарил там в поисках коробки с карманными деньгами.

- Агата, мы с друзьями в кафе сегодня! – крикнул он сестре, пробегая мимо неё к выходу из дома. – Маме передай, что я к ужину вернусь!

- Только не тресни! – съязвила Агата ему вслед.

Красная бейсболка Йонаса маячила среди кустов жасмина у ворот. Питер так торопился к нему навстречу, что дважды едва не упал, споткнувшись об собственный велосипед. Перед другом он предстал взъерошенным и пыхтящим.

- Привет, Пит-Сегодня-Тормозит, - усмехнулся Йонас. – Всё отменяется?

- Нет, конечно! – поспешно откликнулся Питер. – Привет. Поехали? Если успеем раньше Кевина, нам достанется самое вкусное!

Йонас крутанул бейсболку на пальце, надел её козырьком назад и запрыгнул на велосипед. Питеру что-то в нём показалось странным. Сегодняшний Йонас не был похож на себя прежнего. Вроде, те же шутки и приподнятое настроение, но что-то в нём было не так.

- Пит, ты едешь? – крикнул он, постепенно разгоняясь.

- Подожди! – воскликнул Питер и поднажал на педали, догоняя друга.

Поравняться им удалось только за деревней. Йонас оглянулся, сбросил скорость, и Питер быстро догнал его.

- Ты чего сегодня такой? – пропыхтел Питер, морщась от тяжести в мышцах.

- Какой? – приподнял брови Йон.

- Странный. Умотал вперёд, будто ты не со мной. А перед этим два дня где-то болтался. И ушёл перед этим, ничего не сказав. Йон, что не так?

Йонас опустил голову, покосился куда-то в сторону, где за обочиной колыхалась спеющая пшеница.

- Пит, ты не при чём, - глухо ответил он. – А последние два дня я работал в автомастерской. Мне деньги нужны были. Хотя бы на то, чтобы с тобой в кафе сходить.

И тут Питеру стало чудовищно стыдно. Ему-то родители чуть ли не каждый день дают деньги на карманные расходы, а Йонас на себя зарабатывает сам. Ещё и тётка у него деньги отнимает регулярно. А он, Питер, что за друг, если этого не помнит?