Офелия (СИ) - Семироль Анна. Страница 32
Глубина – тёмная, заполняющая всё пространство, стирающая любые понятия о расстоянии. Тишина такая плотная, что кажется, будто Питера завернули в толстый слой ваты. Прикосновение, холодное и мягкое, как ил на дне реки. Волосы, словно развевающиеся на ветру – белые-белые. И запрокинутое вверх лицо с огромными распахнутыми глазами, в которых живёт глубина.
Опасная. Йонас прав, она такая опасная…
«Она убила бы меня, - думал Питер, глядя на проплывающие над старой ивой стада лёгких облаков. – Она обняла меня, чтобы утопить. Она обнюхивала меня, как рыбу, которую собирается съесть. Я хотел ей только добра, я никогда не пугал её, а она убила бы меня. Если бы Йонас не распорол ногу секатором и не отвлёк её на свою кровь, меня бы уже не было»
Вчера ночью Питеру снилось, как маленький Лу присасывается к ране на ноге его лучшего друга и отвратительно чавкает. У пикси надувалось брюшко, становясь всё больше и больше, приобретая багрово-синюшный цвет, а кровь не унималась. И Йонас ничего не делал, просто смотрел, как маленький оттудыш пьёт его жизнь. Питер проснулся мокрым, с колотящимся сердцем, и долго сидел на кровати, глядя в окно на спящий под тихо шепчущим дождём сад.
С Йонасом нужно было поговорить, но Питер всё не решался. Всё же как обычно. Это его друг, с ним всегда интересно, весело, он мастер на всякие выдумки и о футболе может рассказывать бесконечно, и про оттудышей всякие истории… Про оттудышей.
Питер приподнялся на локтях и поглядел в сторону, где Кевин и Йонас распутывали зацепившиеся друг за друга снасти. Мальчишка подумал: «Хорошо, что они всё-таки подружились. Хоть и зовут друг друга немчурой и евреем, но сдружились же. Жаль только, что мне ради этого пришлось тонуть. И что разговор с Кевином был тот. Который никак не забывается».
«Спроси его, зачем он врёт?» - всплыло в памяти.
В то, что Йонас был с ним нечестен, не верилось. Ну не таким человеком был Йонас Гертнер, чтобы врать. Он мог фантазировать, выдумывать истории, подшучивать, но не лгать. Потому Питер верил и в грабли, и в безымянный научный городок возле «пятна междумирья». Он верил, потому что хотел. Потому что так ему было удобно. Но то, что наговорил Кевин, всё портило. Да, у граблей толстые зубцы, Питер специально сходил в сарай и поглядел. Может, Йона поцарапал Лу? Вряд ли бы он при Кевине сказал, что это сделал беглый пикси.
«Вот и вариант, - с облегчением подумал Питер, но тут же снова нахмурился: - Стоп. А нога-то у Йонаса зажила как быстро! Он же не хромал уже на следующий день! Я точно помню, что он лазил на яблоню замазать варом сломанную ветку, спрыгивал оттуда… И ему не было больно. А вот это уже по-настоящему странно».
- Пит, иди к нам! – позвал Йонас. – Если будешь столько валяться под этой ивой – корни пустишь!
Мальчишка встал, отряхнул от соринок и травы шорты и пошёл к друзьям. День хороший, они рыбачат, всё замечательно – так зачем зацикливаться на плохом?
Йон и Кевин сидели на любимой ветке Питера – мощной, перекинутой над водой, словно мостик. Оба в одних трусах, смотанные удочки лежали рядом с одеждой на прибрежных камнях.
- Питер, этот мучитель уговаривает меня спрыгнуть в ручей, - Кевин вроде как жаловался, но лицо у него было очень довольное. – Он хочет, чтобы я утонул!
- Дурак, что ли? – возмутился Йонас. – Да там всего по грудь!
- Так вода ледяная! Меня сведёт и…
- И не разведёт, - усмехнулся Питер. – Я туда уже прыгал, Кев. Всё нормально.
Йонас встал на ветке во весь рост, крикнул: «А лучше вот так!» и сиганул в ручей, в полёте обхватив согнутые в коленях ноги. Бомбануло безупречно, окатило всех, ручей едва не вышел из берегов. Мальчишка вынырнул, поднял ещё тучу сияющих в солнечном свете брызг:
- Подойдите ко мне, бандерлоги! Я выучу вас на морских волков! – прокричал он с завыванием.
Ребята рассмеялись, Кевин снял очки и протянул их Питеру:
- Подержи. Я тоже хочу так! – и с воплем прыгнул с ветки.
Плеск, брызги, хохот. Кудри Кевина намокли, распрямились, делая его похожим на девчонку.
- Кев, шапку смыло, - рассмеялся Питер, глядя на него.
- Иди сюда! – дуэтом завопили «морские волки», молотя по воде руками. – Иди сюда, мы дадим тебе тумаков!
- Нет уж! – возмутился Питер, пятясь. – Я не хочу домой ехать в мокрых трусах! А будете брызгаться – кину в вас вашими же штанами! Блюм, я твои очки утоплю, перестань! Йон, там моя снасть, уйди!
Он боязливо вытащил свою удочку, смотал, положил к двум другим и уселся рядом с ведром, в котором лениво шевелили хвостами шесть плотвиц и пескарь. Подумал было попросить улов для Офелии, но махнул рукой: пусть Кевин домой отвезёт, похвалится. В конце концов, он четыре рыбёшки сам выудил. А русалку папа вечером сам покормит.
- Питер, - окликнул его Кевин, выбираясь на берег. – А когда выставка в Бирмингеме? Ты поедешь туда с Офелией?
И как будто солнце погасло. Питеру показалось, что весь этот прекрасный день с рыбалкой, свежей книжкой комиксов, купленными вскладчину конфетами и колыбельной старой ивы кто-то смял, как рисунок. И бросил на пол, под ноги.
- Через две недели, - ответил он равнодушно. – Офелия поедет с папой и Ларри. И тренером.
Йонас тоже выбрался из воды, подошёл к Питеру. Заглянул ему в лицо и спросил:
- А ты?
- А я не поеду.
Питеру захотелось отвернуться, но цепкий взгляд друга не отпускал его. Йонас смотрел на него с горькой усмешкой. Как будто ответ Питера его настолько разочаровал, что хочется плюнуть.
- - А чего так? – удивился Кевин. – Первая её выставка же! Она выиграет, я уверен! И очень хотел бы поехать сам, но меня отец не отпустит. И денег не даст, как обычно.
- Я не хочу, - сдержанно ответил Питер.
Кевин пожал плечами, поднял свою одежду и отошёл в сторону переодеваться. Йонас всё ещё не сводил с Питера прищуренных глаз.
- Что ж ты так, Пит-Упёр-Бисквит, - с укоризной сказал он. – Ты же её единственный друг.
- Она меня чуть не убила! – выкрикнул Питер. – Забыл? Я что – должен теперь за ней таскаться и ныть про «мирись-мирись, больше не дерись»?
Йонас натянул на мокрое тело линялую футболку так резко, что ткань треснула. Зло блеснул глазами.
- Пит, если бы она хотела тебя убить, я бы не успел вмешаться. Речные русалки знают, где у людей на шее сосуды проходят. А она что сделала?
- Она меня обняла и потащила…
- Она. Тебя. Обняла. – отчеканил Йонас.
Над ручьём повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы и тихим журчанием воды.
- Дурак ты, Палмер, ах-ха. Она тебе доверяет, а ты только хуже делаешь, - после долгой паузы произнёс Йон. – Какой же ты друг, если чуть стало трудно – сразу в кусты? Ты ей нужен. Она тут совсем одна.
Питер разозлился. Стиснул кулаки, выпрямил спину и заорал Йонасу в лицо:
- Сам ты дурак! Чтоб тебе самому испытать, каково это – когда тебя под водой держат, не дают всплыть! Я тебе таких обнимашек желаю, псих! Ты с головой не дружишь, несёшь бред какой-то! То «не подходи к ней», то «ты её лучший друг»! Чего ты хочешь? Чтобы она опять на меня кинулась? Чтобы на выставке я торчал рядом, глядя, как ей паршиво? Ты себя тут великим знатоком оттудышей провозгласил, а одно с другим не сходится! Что тебе надо? Кто ты вообще такой, чтобы меня дрессировать в паре с этой русалкой?
Кевин подбежал, крепко взял его за локоть, потащил в сторону.
- Эй, ну ты чего? Успокойся, хватит, - испуганно тараторил он.
- Лезь сам к ней в пруд! – не унимался Питер, пытаясь высвободиться из рук школьного приятеля. – Давай, раз ты такой знаток и повелитель, что русалки ударяются в панику от одной капли твоей крови – иди к ней сам!
- Палмер, да что ты разорался-то…
- Кев, отпусти! Вы… да вы вообще ничего не понимаете! Когда ты с доверием, а тебя под воду…
Он почти плакал, руки тряслись. Ощущение было отвратительным: будто ему, Питеру, лет пять, и его жестоко обманывают глумливые взрослые.
- Такой день хороший… Вам обязательно всё портить?