Офелия (СИ) - Семироль Анна. Страница 34

Когда птица звонко тренькнула и смолкла, Питер пошёл дальше, осторожно переступая босыми ногами. Ночь пахла дождём, свежеомытой зеленью, сырой землёй. Казалось, темнота наступила для того, чтобы выпустить на волю мириады запахов, на которые не обращаешь внимания при свете дня. В ночном саду пах каждый цветок, в букеты ароматов роз и жасмина тонко вплетались запахи пряных трав и хвои, и казалось, что даже укутанное в облака беззвёздное небо имеет свой запах. «В отсутствии света нет ничего страшного, - думал Питер и медленно кружился на месте, запрокинув голову. – Как же восхитительно пахнет ночь!»

Хотелось рассказать о своём открытии хоть кому-нибудь. Прямо сейчас разбудить маму, папу, Ларри и Агату, позвонить Кевину, а утром, когда приедет Йонас…

Кольнуло остро и сильно: Йонас не приедет. А Кевин – обычно очень терпеливый, но такой обидчивый, когда его обижают несправедливо – просто не станет подходить к телефону. Агата обзовёт идиотом и ещё несколько дней будет припоминать, что только полный придурок станет будить сестру среди ночи просто так. Ларри усмехнётся, но не оценит, а папа с мамой… нет, с ними таким открытием тоже не поделишься. Они слишком взрослые. Они спят по ночам.

Мир вмиг стал огромным и плоским. Питер почувствовал себя беззащитно стоящим посреди огромной тарелки без конца и края. Одним в этой странной, крадущей все краски, но щедро раздающей запахи, ночи. Под внимательным взглядом кого-то огромного, смотрящего молча со стороны. «Ты помнишь, зачем ты сюда пришёл? – шепнула ночь. – Ты знаешь, что лишило тебя сна, выгнало из дома, заставило чувствовать себя таким одиноким? Мы смотрим на тебя. Мы ждём ответа».

- Я помню, - тихо-тихо сказал Питер. – Я иду.

После гравия плиты дорожки вокруг пруда под босыми ступнями ощущались идеально гладкими. Питер прошёл вдоль воды, вглядываясь в неподвижное тёмное зеркало: словно пруд тоже спал по ночам. У того места, откуда отец кормил Офелию, мальчик остановился, закатал повыше пижамные штаны и очень осторожно, держась за тонкие металлические прутья ограждения, сел, опустив ноги в прохладную воду. Конечно, штанины тут же намокли, но для Питера сейчас это было совершенно неважно.

- Офелия, - позвал он едва слышно. И уже увереннее и громче: - Офелия!

Он замер, вслушиваясь в тишину, которая вдруг достигла абсолюта. Смолкла ночная птица, утих ветер, далеко-далеко в деревне перестали лаять собаки. Как будто мир застыл, ожидая ответа Офелии.

Долго-долго не происходило вообще ничего. Питер затаил дыхание и загадал: она появится раньше, чем он сделает вдох. Вот сейчас… сейчас… Он поплескал ногами в воде, вгляделся в тёмную гладь, покой которой он так старательно нарушал. Изо всех сил позвал мысленно: «Офелия! Я пришёл!» Секунды тянулись медленно, как густой мёд. Перед глазами поплыли круги, Питеру пришлось выдохнуть, потом длинно, прерывисто вдохнуть.

- Ну, где же ты?.. – спросил Питер.

Он отодвинулся от края, вытащив из воды озябшие ноги. Подумал – и лёг на живот головой к пруду. Спустил с краю руку, медленно приблизил ладонь с растопыренными пальцами к поверхности. И на мгновенье увидел мелькнувшее в нескольких метрах от берега светлое пятно в глубине. Светлый блик мелькнул, словно луна на миг выглянула из-за туч, и тут же исчез.

- Офелия! – обрадовался Питер. – Пожалуйста, не уходи! Я… Я хочу извиниться.

Вода совсем рядом с ним всколыхнулась, показалась светловолосая голова с прижатыми к затылку ушами. Русалочка высунулась по шею – суровая, тихая. Питер сел, помахал ей рукой, но она не махнула в ответ. Смотрела грустно и напряжённо. Ждала.

- Привет, - заговорил Питер. – Я вот пришёл. Я три недели не приходил, боялся. Прости, пожалуйста. Я не задумывался над тем, что мог неправильно тебя понять тогда. Кажется, ты испугалась даже больше, чем я.

Офелия внимательно слушала, склонив голову набок и пошевеливая ушами. Питер сел по-турецки, взяв себя руками за щиколотки, и продолжил:

- Я знаю, что ты не понимаешь моего языка. Но Йонас говорил, что ты можешь считывать образы, которыми я думаю. Офелия, я постараюсь. Я хочу попросить у тебя прощения. Я тебя обидел. Думал только о собственном страхе, а не о том, что хочу понять тебя. И я забыл, что мы с тобой друзья.

Всколыхнулась вода, разбежались круги по тёмной глади. Русалка вынырнула по плечи, открыла рот, словно хотела что-то сказать.

- Ты улыбаешься? – догадался Питер и беззвучно рассмеялся. – Я так давно не видел, как ты улыбаешься.

Молочно-белая тонкая рука указала сперва на него, а потом Офелия показала на себя.

- Мы друзья? – спросил мальчишка. – Питер и Офелия – друзья?

Она ушла под воду, вынырнула ближе. Сверкнула красными точками зрачков, разинула рот в своеобразной улыбке. Снова указала на Питера, потом на себя, а после положила руку себе на голову.

- Погоди. Ты хочешь, чтобы я тебя погладил? – удивился Питер.

На этот раз Офелия вынырнула у самого бортика. Взялась тонкими пальцами за прутья ограждения и замерла, глядя на мальчишку. Питер встал на колени, перебрался к краю. Занёс раскрытую ладонь над макушкой русалочки и помедлил.

«А если она сдёрнет меня в воду? Рядом-то никого…» - мелькнуло в голове.

Офелия опустила уши, как будто вправду прочитала его мысли и обиделась на недоверие.

- Прости. Я не боюсь, - виновато произнёс Питер. – Или доверие, или так мне и надо.

Он осторожно-осторожно коснулся мокрых белых волос и жёстких плавничков-ушей. Офелия расплылась в улыбке, сама прильнула к ладони. Питер тихонько рассмеялся, погладил русалочку.

- Я дурак, да? А ты такая волшебная… И самая красивая, вот. Лучше всех девчонок в мире.

Холодные пальцы обхватили его запястье. Скользнули по руке, будто Офелия изучала человека наощупь. Питер подумал, что в воде она держала его куда крепче.

- Подожди, - попросил он. – Я опущу руку в воду, чтобы тебе было проще.

Он лёг на живот, погрузил руку в пруд по локоть. Офелия тут же нырнула, и спустя миг Питер ощутил под ладонью сперва её макушку, а потом лоб, нос, губы. Ощущение прикосновения к русалке на этот раз не вызывало отторжения. Ничего похожего на медузу. Под водой плоть девочки-цветка казалась тёплой, упругой – совсем как человеческая. И рука, трогающая его запястье, стала ощутимо сильнее.

- Значит, настоящая ты только под водой, - сказал Питер.

Она отпустила его руку и вынырнула вдруг прямо перед мальчишкиным лицом – настолько близко, будто собиралась поцеловать Питера. Он замер, разглядывая своё отражение в чёрных блестящих глазах. И успокаивающе улыбнулся:

- Да, я такой. Питер. Человек.

Офелия опять открыла рот и, протянув руку, коснулась лица Питера.

- Я, - подтвердил он.

Русалочка взяла его за запястье и положила ладонь себе на макушку.

- Ты, - согласился Питер.

Ладонь человеческого мальчишки и девочки-оттудыша соприкоснулись. Питер осторожно переплёл свои пальцы с тонкими слабыми пальчиками Офелии, ощутив маленькие перепонки между фалангами.

- Друзья, - закончил он с облегчением, глядя на довольную улыбку русалочки. – Мы друзья. Питер и Офелия.

Офелия (эпизод двадцатый)

Утром, пока младшие дети завтракали, миссис Палмер паковала грязное бельё в прачечную. Питер ужасно нервничал, слушая из-за стола, как мама возится в кладовой, куда скидывались вещи для стирки. Он всё ждал, что вот-вот она обнаружит его пижамные штаны – мокрые, перепачканные на коленках землёй, - и разразится скандал.

«Конечно, она спросит, куда я хожу по ночам, - мрачно думал Питер, колупая скорлупу положенного на завтрак яйца. – Агата скажет, что я лазаю к соседям воровать клубнику. Или таскаю у Ларри сигареты, а по ночам курю за дровяным сараем. Может, соврать, что я гоняю ночью на велике по пустой дороге до Дувра и обратно? За это влетит меньше, чем за Офелию. Наверное»

Он зря боялся: всё обошлось, мама не заметила среди белья его грязной пижамы. Приготовленное в стирку упаковали в мешок, и горничная увезла его в прачечную. Питер расслабился и спокойно допил какао с бутербродами.