Офелия (СИ) - Семироль Анна. Страница 60

- Одним порядочным человеком станет меньше. Тереза, я понимаю, что это чужая семья, но я считаю своим долгом вмешаться в ситуацию. Я поговорю с Леоном с глазу на глаз при первом же удобном случае.

«Мрррр», - подтвердил Пуфф, вытянув лапы и поигрывая вихрами на макушке Питера. Мальчишка улыбнулся, погладил кота, завернулся в одеяло и погрузился в сонные мечты. Бристоль уже не казался ему отвратительным местом.

Офелия (эпизод тридцать третий)

Питер честно держался два дня, потом попросил разрешения позвонить друзьям. Конечно, тётя Тереза позволила.

Он сидел на низком стульчике в коридоре, сжимая мокрыми от волнения ладонями телефонную трубку и слушал, как за много километров от него капают длинные гудки. Наконец, трубка защёлкала, и далёкий голос Кевина произнёс, растягивая слово:

- Ал-л-ло?

- Кевин, это я, Питер. Привет!

- Палмер! – восторженно завопил далёкий приятель. – Ух, как же здорово тебя слышать! Я уже начал думать, что тебя посадили в тюрьму. Где ты пропадаешь? Я звонил, но твоя мама сказала, что ты уехал, и разговор оборвался…

Питер рассказал. Поведал всё честно, без драм и придуманных страданий. Рассказал про то, как они с тётей и дядей гуляли по Бристолю, про большую библиотеку, про выставку картин Джона Симмонса, который одним из первых начал иллюстрировать фольклорные и фэнтезийные книги. Долго описывал башню Кабота и башню Уилса, рассказал, как сам по карте добрался до собора святой Марии в Рэдклиффе, и что завтра дядя Фред обещал свозить его посмотреть на корабль-музей эпохи королевы Виктории.

- А ещё мы планируем съездить железнодорожный музей и в Клифтон, поглядеть закат с подвесного моста, - бодро отрапортовал Питер. – Я тут как турист прям! Завидуешь, учёная башка?

- Только этим и занимаюсь! – рассмеялся Кевин. – А я словил фингал под глаз. Абсолютно настоящий!

- Охренеть! – ахнул Питер. – Это кто тебя так угостил?

- Это Йонас учил меня драться! – даже не видя Кевина, можно было догадаться, что того прямо распирает от гордости. – Хорошо, я без очков был! Отец записал меня в спортзал, когда я с синяком домой пришёл. Будем с немцем вместе ходить. Только в разные секции.

- Йона стали отпускать из дома? – не поверил услышанному Питер.

- Ну… - Кевин замялся, трубка выдала короткий смешок. – Кажется, я очаровал воспитанием его тётку. И уговорил её отпускать Йона со мной.

- Что ты ей такого сказал-то?

- Что я щуплый мелкий очкарик-еврей, которому очень хочется научиться постоять за себя. И что я боюсь один ходить в спортзал. И готов платить её племяннику за проезд на автобусе, лишь бы он провожал меня до спортзала и обратно, - оттарабанил Кевин и захихикал.

- Ну вы даёте! – восхищённо выдохнул Питер и добавил: - Чёрт, ребята, я страшно по вам скучаю. Как там Офелия? Йонас не говорил о ней?

- Не, он вообще неразговорчив эти дни. Курит много. Зачем он вообще это начал?

- Это уже его дело. Ты уж спроси у него про Офелию, будь другом.

- Вечером спрошу. Хочешь, мы тебе позвоним? Какой у твоей родни номер?

Питер позвал тётю Терезу, та продиктовала номер телефона, Кевин всё записал, обещал позвонить завтра в шесть вечера, и мальчишки распрощались.

- Скучаешь по своим? – спросила Тереза из кухни, откуда щедро разливался запах запекаемой в духовке курицы.

- Да. Особенно по Йонасу и Офелии. Им не позвонишь же…

- А ты позвони домой, спроси у своих, как там твоя русалочка.

Питер не ответил. Звонить домой ему совсем не хотелось. «Они меня выгнали, - думал он, сжимая кулаки. – И вряд ли я должен по ним скучать. Разве что по Ларри и Агате, но они за меня даже не заступились. Трусы».

Если бы Питера не привезли в Бристоль против его воли, он бы смело сказал, что гостить у Литтлов ему нравится. Тётя невероятно вкусно готовила, с дядей можно было по вечерам играть в шахматы и обсуждать футбол. Телевизора у Литтлов не было, но Питера это не тяготило. Он слушал радио, гулял (особенно приятным было то, что Тереза запросто разрешала ему прогуливаться одному), читал книги про индейцев, поклонником которых неожиданно оказался дядя Фред. А ещё он много рисовал. Изображал девочку, похожую на Офелию. Получалось всё, кроме пышного платья с множеством оборок и лент, потому Питер рисовал её в чём-то более простом. Терезу его рисунки очень заинтересовали. Она подолгу рассматривала их, спрашивала, кто изображён, а однажды за ужином сказала:

- Зайчик, ты очень талантлив. Из тебя вырастет прекрасный художник. Не бросай рисовать, пожалуйста.

Питер так обрадовался, что простил тёте даже ненавистного «зайчика». Сдержанная похвала Терезы была ему невероятно приятна. Дома до его рисунков особо никому не было дела. Разве что Агата иногда просила нарисовать «что-нибудь миленькое», и он рисовал ей картинки с играющими бишонами. Ещё его рисованные истории любили одноклассники, но мнение близких для мальчишки было гораздо важнее. На радостях он нарисовал портрет тётушкиного кота – и вызвал искренний бурный восторг.

С дядей Фредом мальчишка тоже быстро нашёл общий язык. Заметил, что тот с интересом листает книгу про оттудышей, Питер спросил, чтобы завязать разговор:

- Мистер Литтл, а в Бристоле есть те, кто содержит русалок, пикси или кентавров?

- Есть фермы, на которых живут кентавры – они на другом краю города, по соседству с ипподромом. Про русалок не слышал, пикси встречаются, особенно в дорогих магазинах, - он пристально посмотрел на Питера и спросил: - Как ты думаешь, хорошо ли им в неволе?

- Я уже большой, мистер Литтл. А вопрос вы задали, как малышу. Нет, я против оттудышей в неволе. Кроме страданий они ничего не испытывают. Это не их мир, им здесь плохо.

- Здесь они приравнены к военнопленным, Пит. Грустно и смешно. Военнопленные пикси с ладонь ростом.

- Я знаю одного пикси, который живёт не в клетке, - осторожно произнёс Питер. – Он очень привязан к своему человеку, но им приходится скрывать это ото всех.

- Скорее всего, пикси беглый, верно?

- Верно. И обратно не хочет. В клетку.

Фред положил книгу Питера обратно на подоконник, посмотрел на солнце, золотом разливающее закат по крышам домов ниже по улице, и сказал:

- Знаешь, Пит, я вообще не верю в то, что на материке война. Есть такое мнение, которое, возможно, не соответствует действительности, что нет там никакой войны. Те, кто попадает служить в окрестности «пятна междумирья», или пропадают, или возвращаются совсем другими. И хранят всё то, что видели, в тайне.

- Ну, на то она и военная тайна! – развёл руками Питер. – Это даже дети знают.

- Верно. Но я не видел ни одних похорон солдата, погибшего на материке. И, похоже, никто не видел.

Мальчишка нахмурился. А ведь Йонас что-то подобное пытался ему сказать, но очень осторожно… Но друг Ларри же погиб из-за войны! Или ему просто так сказали?

- Мистер Литтл, - задумчиво начал Питер. – Уилл Мёрфи, друг нашего Ларри, повесился, когда вернулся с фронта. Нам сказали, что он сошёл с ума от того, через что ему пришлось пройти. И что те, кто возвращаются, часто становятся сумасшедшими. Что их сводят с ума песни сирен. И вообще магия, которой живёт тот мир.

- И ты в это веришь? – подслеповато глядя поверх очков с толстыми стёклами, поинтересовался Фред Литтл.

- Не знаю, - честно ответил он.

Вопрос дяди Фреда плотно засел у Питера в голове. Не давал покоя, требовал версия, пояснений, доказательств. А у мальчишки были только домыслы. И нежелание верить, что все кругом врут. «Так же не может быть! – в отчаянии думал он. – Раз газеты пишут, радио говорит и по телевизору даже хроники показывают, война есть. Не будет же нам государство врать…»

На следующий день, прямо перед отъездом на Клифтонский мост, позвонили ребята.

- Привет! – хором провопили они, когда Питер взял у тёти трубку. – Мы звоним тебе из телефонной будки на заправке! Как ты там?

- Я в порядке, сейчас поеду мост смотреть. Кев, Йон, какие новости?