Арджуманд. Великая история великой любви - Мурари Тимери Н.. Страница 44

— Он мой наследник, — негромко сказал Шах-Джахан, а потом шепнул младенцу в нежное ушко: — Однажды ты станешь Великим Моголом.

Мехрун-Нисса с любопытством рассматривала Дару, наклонив голову, щурясь, как будто смотрела сквозь вуаль. Она хотела ущипнуть его за щечку — обычное для нее проявление любви, от которого ребенок начинал плакать, — но я задержала ее руку.

— Ну что ты смотришь?

— Я им восхищаюсь, — улыбнулась Мехрун-Нисса. — По-моему, вылитый Шах-Джахан. Джахангир очень доволен. Он прислал подарок.

Невольники сгибались под тяжестью золотой колыбели. Она была подвешена к перекладине, закрепленной на двух массивных стойках. По бокам колыбели были вырезаны идущие слоны.

Мехрун-Нисса расцеловала меня, а потом, помедлив — пожалуй, слишком долго, — прижалась губами к хрупкому лобику Дары. Наши жесты иногда выдают с головой. Я внимательно смотрела, а Мехрун-Нисса медленно, в глубокой задумчивости, отошла от моего ложа.

ИСА

Дару я полюбил, как собственного сына. Когда позволяло время, я отправлялся искать его. Если он был с Арджуманд или принцем, я их не тревожил, но если мальчиком занимались служанки, я забирал его, и мы отправлялись играть на лужайку. У него была нежная кожа и мягкие волосы, он радовался мне и хватал за пальцы, как отца. Дара был еще мал, чтобы научиться различать, кто отец, а кто нет, но совсем скоро это произойдет. Он во всем был похож на Арджуманд, за исключением темных глаз — их он получил от Шах-Джахана.

Наша жизнь в Гисан-Ферузе была безмятежной. Мы жили в ладу, радуясь передышке от интриг двора. Я был убежден, что Арджуманд была бы счастлива жить здесь всегда. Она беззаветно любила мужа и старалась проводить как можно больше времени в его обществе. Оба наслаждались малейшей возможностью побыть наедине, а ведь большинство мужей и жен предпочитают не сближаться и встречаются только для совокупления.

Мехрун-Нисса, однако, не могла смириться с таким положением. Победа Шах-Джахана, как ни странно, упрочила ее власть. Она сияла в отраженных лучах его славы, а когда Декан вновь заволновался, она не задумываясь шепнула Джахангиру имя принца.

1026/1616 ГОД

— Ты должна остаться, агачи. Я позабочусь о наследном принце в походе.

— Нет. Ты ему не жена. И мы дали обещание друг другу!

Арджуманд вздыхала, наблюдая за поспешной подготовкой к отбытию мужа в Декан. Была ранняя зима, благоприятное время для войны на юге, где летом от солнца горит кожа.

— Вспомни, что случилось по дороге в Мевар в прошлый раз. В твоем положении путешествовать нельзя.

Ее живот вновь округлился, двигалась она медленно, с трудом. Слишком скоро было зачато это дитя, ей бы следовало отдохнуть годик-другой. Хаким, осмотрев ее, подтвердил мои опасения. Он был озабочен состоянием Арджуманд, его тревога передалась и мне. Дорога на юг может быть еще тяжелей, а бои, возможно, ожесточеннее.

— Ты брюзжишь, как старая бабка. Может, хочешь сам отсидеться в безопасности?

— Куда бы ты ни отправилась, агачи, я последую за тобой. Но, пожалуйста, подумай: Дара тоже отправится в путь? Он слишком мал…

— Он привыкнет, — вздохнула она, как будто предвидя, что путешествие будет долгим, бесконечным.

Ребенок родился на южной границе империи: еще один сын, Шахшуджа. Обессиленная родами, Арджуманд сразу передала его кормилице.

Местность, климат, люди — все здесь было негостеприимным. Темно-лиловые холмы, острые, как зубы, вздымались над джунглями, в тени которых затаились уединенные деревеньки, уделы мелких князьков.

Бурханпур, небольшой укрепленный город, лежал в долине реки Тапти, по которой в сторону Сурата и обратно постоянно курсировали суда. Река плескалась у самых стен дворца, с парапета сквозь дымку можно было рассмотреть мрачную громаду крепости Азир-гарха [78], самой высокой во всем Хиндустане. Целый день нужно было лезть вверх по скалам, чтобы добраться до ее ворот. Акбар потратил два года, прежде чем взял ее, и, не пустись он тогда на хитрость, так и не добился бы успеха.

Дворец на самом деле был небольшой постройкой из кирпича, очень простой. В тех краях не добывали ни мрамора, ни песчаника. От зноя над землей висело марево, из-за чего казалось, что камни и кусты колышутся. Хумаюн, Акбар, Джахангир и теперь Шах-Джахан вынуждены были временно селиться здесь, чтобы сражаться с князьками, которые никак не хотели угомониться, пытаясь свалить Великих Моголов.

Роды были затяжными и трудными. Крики и стоны Арджуманд жгли мне сердце. Потом она лежала без сил у себя в комнате, безучастно смотрела на реку, холмы и выцветшее небо. Изредка ее развлекала тень случайного облачка, пробегавшая по холмам. Мы находились в тысячах косов от Агры, и у всех было чувство, что нас окружает чужой раскаленный мир, в котором нет ничего живого.

К ней не сразу вернулась красота, тело долго оставалось полным и тяжелым, словно она продолжала носить ребенка. Я догадывался, что это ее огорчает — женщин всегда беспокоят такие вещи, — но она не заговаривала об этом с Шах-Джаханом. Когда он возвращался после совета с командирами, она беззаботно смеялась, болтала, играла с Дарой и Джаханарой. Могло показаться, что она с самого утра пребывает в приподнятом настроении, но это было не так.

Равшанар родилась спустя девять месяцев после Шахшуджи, Арджуманд так долго ждала своего любимого, а теперь дети сыпали один за другим. Девочку вскармливала крестьянка, у которой умер ребенок, и Арджуманд относилась к этому спокойно. Однако ее любовь к Даре оставалась неизменной. Она баловала и нежила его, осыпала поцелуями. Шах-Джахан тоже был привязан к сыну не меньше. Остальных он брал на руки, рассматривал, целовал мимоходом. Но любимец был уже избран, занял место в их сердцах, и никто отныне не мог претендовать на это место. Как обдуманно родители могут выбирать между собственными детьми!

— Иса, ты идешь в бой с моим возлюбленным. Ты должен защищать его от неприятеля.

— Я пойду с ним, агачи, но я не воин. Я буду стараться.

— Если ему суждено погибнуть, я тоже умру. Мое сердце разорвется. Ненавижу этих людей — из-за них Шах-Джахану грозит такая опасность. А ему нравится воевать, как будто это просто игра, в которой умирают понарошку… Он — как ребенок, радующийся новой игрушке.

— Армия Моголов — не игрушка, агачи. Ты должна гордиться, что твой муж командует такой силой. И он победит, как раньше.

— Знаю и все равно боюсь. Шальная стрела, мушкетная пуля — мне тогда не жить, я умру вместе с ним.

На поле брани я отправился без малейшего желания. Скорчившись в неудобной позе, я сидел в хауде за спиной Шах-Джахана. От Байрама пахло войной, слон, закутанный в кольчугу, оглушительно трубил на ходу. Другие слоны отвечали ему, им вторило эхо с холмов. Земля тряслась от движения конницы, текшей, как ртуть, вниз и вверх, по ложбинам, холмам и ущельям. Место сражения было определено: плато близ Алькхпура. Против нас были выставлены объединенные силы местных правителей, низам-шахов.

Когда мы подошли ближе к неприятелю, я осмотрелся, и меня слегка подбодрил вид войск, которыми командовал Шах-Джахан. Вокруг нас гарцевали ахади, личная охрана принца, позади следовал бдительный Махабат-хан, верная тень Джахангира. Старый полководец держался хладнокровно: он полулежал в хауде, скрестив ноги и заложил руки за голову. Я подозревал, что своей позой он хотел внушить уверенность тем, кто его видел. Справа от нас скакал недавно обретенный друг принца, Каран Сингх. Меварский принц предпочел вступить в бой на лошади. Под темным тюрбаном у него был металлический шлем, все тело закрывала надежная, тонкой ковки кольчуга. По левую руку принца ехал его товарищ, Аллами Саадулла-хан. На Шах-Джахане была легкая шар-айна, состоящая из двух квадратных, ладно подогнанных пластин, защищающих грудь и спину, и двух пластин меньшего размера, прикрывающих бока; доспехи скреплялись золотыми пряжками. Позолоченный шлем был украшен пышным султаном из перьев, спину прикрывала кольчуга. За Байрамом следовали оруженосцы с джезайлами. Они также были хорошо защищены. Лишь я один не был готов к битве; уязвим и ничтожен в своих шароварах и джибе, я безостановочно молился.