На единорогах не пашут (СИ) - Ледащёв Александр. Страница 15

На берегу Ореховой Запруды уже не было Рори — Чужака, каким его знали эльфы Нагорья. Не было и той твари, что незадолго до этого перепугала Джуди О'Рул. На берегу стоял Рори-викинг, Рори-берсерк, Рори-Кельт, как прозвали и знали тебя в землях человеческих. Человек? Да, что-то общее… Глубокая уверенность, что ты знаешь, что и зачем тут делаешь, а также уверенность в том, что ты прав, сильно роднит тебя с людским племенем. Больше уже ничего, кроме облика и оружия… Ты не думаешь, не готовишься — ты просто замер в расслабленной позе, мерно и глубоко дыша животом и закрыв глаза — удар все равно, как наносить, главное — не успеть задуматься и, тем самым, испортить его. То есть, глазами, в этот миг уже открытыми, ты увидишь всю картину схватки, но вот ее оценка и расчет придут потом, на уровне воспоминания. А теперь пора и признаться, что мелькала и мысль о том, что если меч не берет эту тварь, ее возьмут руки и зубы — потому что такое состояние, которое ты пока еще контролировал, легко могло обрести самостоятельность и превратить тебя в берсерка — страшный дар многих поколений предков, воинов Севера… И наверняка кельтская кровь тоже гуляла под твоей кожей… Кровь…

Она появилась прямо перед тобою, совершено беззвучно и замерла на расстоянии верного удара. Но что-то говорило тебе, что атаковать Ланон Ши нельзя. Просто — нельзя. Пришлось снова вернуться к человечьей сути, чтобы понять, что же здесь все-таки происходит. Осталось лишь надеяться, что если это пишог Ланон Ши, а сама она что-то затевает и вовсе не обязательно, что это именно она сейчас перед тобою, то тебя, как много раз в твоей жизни, выручит необыкновенная скорость и сила, порождаемая и удесятеряемая яростью.

Глубокий и очень низкий, бархатный голос Ланон Ши потек во тьме Ореховой Запруды, голос, одновременно и баюкающий и бодрящий, а еще… А еще уже бродило где-то поодаль пока, чувство, что недолго и броситься на колени перед нею и молить лишь о том, чтобы она не умолкала… А потом перед твоим внутренним взором проплыла палуба зажженного греческим огнем драккара, мелькнуло перекошенное страхом лицо кельта, выхваченное памятью из последней твоей битвы по ту сторону Нагорья… А потом и это схлынуло, и пришла она, Хельга… Хельга О'Рул, твое Рыжее в Медь Чудо. Но это… Была ли это Хельга? Или это была совсем еще юная девушка — эльф, только еще обещающая вырасти в светлый маячок Эльфийского Нагорья? Или же это была та же самая девушка-эльф, которую ты встретил раз в наступающей темени августовской ночи — пораженный сходством, ты постарался догнать ее, но она просто исчезла. А так как жизнь в Нагорье идет по своим правилам, то это отнюдь не обязательно, что ты знаешь всех, кто живет тут же и даже относиться к твоему Народу. Потому бесполезно было искать ее. И с этим ты на удивление легко примирился. Теперь же она только отрицательно покачала головой и пропала. Виденье? Пишог Ланон, окончательно заигравшейся? Предупреждение? Да, скорее… Тут ты просто и окончательно сделав выбор, сел, положив меч на колени. Само по себе такое положение немного значило для тебя: ты был в состоянии ударить и из более неудобного, но это всегда и у всех означало лишь одно — я сложил оружие, давай говорить. В этом, по крайней мере, Ланон Ши, Чудесная Возлюбленная, походила на людей — она не попыталась воспользоваться моментом, а может, просто была слишком уверена в себе.

— Если я правильно понимаю тебя, воин, то ты желал бы поговорить? — в вежливом вопросе, в искренне вежливом (ты готов поклясться в этом), прозвучала, однако и легкая ирония. — Так о чем? Ты желаешь убить меня, судя по твоему мечу, ищешь моих песен, судя по тому, что ты — Человек… кажется… Или ты ищешь новой Любви — ибо твои глаза выдают, что совсем недавно ты потерял свою Любовь…

Пусть это была насмешка, пусть это была простая вежливость — для чего было Ланон Ши, жительнице Эльфийского Нагорья делать вид, что она именно угадала, что с тобою, хотя ответ был наверняка ей известен. Пусть. Но в миг этот ты понял, что не попытаешься убить ее. Кто-то из вас уйдет с Нагорья, но она во всяком случае не будет убита. Ты поднял опущенную голову:

— Я поклялся очистить от тебя Нагорье.

— Так попробуй! — смех, мелодия падающей звезды… — Или ты уже пожелал сделать что-то другое?

— Я не хочу убивать тебя. Но я поклялся очистить Нагорье, так или иначе. Уйди сама, или же тебе придется убить меня.

— Ты думаешь, что мне это трудно? — лукавство, игра прелестного и смертельно опасного зверя.

— Да, я думаю, что теперь ты не хочешь и не сможешь убить меня. Теперь — уже нет. Да в этом и нет смысла — все предопределено, как мне кажется, — если ты убьешь меня, то думаю, никто и никогда больше не придет сюда. Если не убьешь — они перестанут тебя бояться, и ты, опять-таки, в проигрыше, потому, что потеряешь власть над ними. Не станешь же ты, в конце концов, подобно простому упырю, хорониться в сумерках у дорог? Тогда легенда о Ланон Ши, прекрасном чудовище Ореховой Запруды, больше не суждено будет очаровывать чужие души и заставлять желать гибельной близости с тобой.

Молчание… О, Хранители Нагорья… Ты чуть было не добавил, по появившейся недавно привычке, «Молчание, Рыжее в Медь»…

— А ты, разве ты, Рори, не желаешь этого? Хотя бы ты и убил меня после этого? Или погиб бы сам? Или просто ушел бы… С Нагорья ко мне…

— Я… Вижу красоту, которой блекло такое платье, как слово «неземная», я слышу голос, устояв перед которым, ты потеряешь способность замирать, сраженный чьим бы то ни было голосом. Я вижу пред собою соблазн, который не должно преодолевать, если ты человек и если ты — мужчина, даже если ты, на самом деле, всего лишь юнец с Нагорья, пришедший искать гибели… Я слышу музыку и пение, за возможность просто послушать такое любой филид отдал бы всю свою жизнь, сколько ее еще у него оставалось. Но стоит ли повторять то, что тебе наверняка более красиво и полно говорили эльфы и барды, которые добирались до тебя… Я скажу так — ты никогда не сможешь стать даже тенью того, что я потерял. Тем более, что тенью, так будет вернее.

— Она была красивее меня? — искренний вопрос искреннего ножа у глотки.

— Она была моя, мое Рыжее в Медь Чудо, мой дом, которого никогда больше не будет, она была Хельгой О'Рул, дочерью Короля Нагорья. Она… Она была моей женой и этого достаточно. Она была, есть и будет. А ты… Ты лишь краткий миг, прекрасные Врата прямо в Смерть — обыкновенная убийственная красота, что, как известно, сплошь и рядом на Земле^[24]. И это все.

— Я могла бы сказать, что и я есть, была и буду… Но ты прав, пожалуй, — добавила она после короткого молчания. — Я слишком скоро становлюсь для каждого «она была»… Не «есть», не «будет»… И ты был прав относительно твоей участи — я просто не хочу и не стану тебя убивать, человек, победивший меня, Ланон Ши, последний ужас, последнее Зло Ореховой Запруды.

— И с этим, колдун, она оставила меня. Так легко… Так просто… А когда я вернулся на свой Холм, меня встретили старики во главе со Старым Рори и нарекли «Осенняя Ночь»…

— Ты выкинул ее в Мир Людей, старый дурак, — спокойно сказал Белоглазый.

— Да, я знаю. Но я избавил от нее Нагорье… Или ее от Нагорья. А что до людей… То они все равно, найдут себе место, где можно будет сложить столько голов, что при желании из них можно будет сделать гору. А Ланон Ши, по крайней мере, красивый путь по этой дороге…

«Рори, Рори… Ты так и не признаешь, что до сих пор порой ты не уверен в правильности своего поступка. Да, ничего не нарушилось в Нагорье от этого, но тебя тоже, как и меня, гложет вопрос, гложет до костей — не ты ли заменил ее, как противное начало? Или же, что гораздо страшнее, для твоего Нагорья… Она Женщина, Рори. А ни одна Женщина не простит того, что ты тогда сказал ей. И, быть может, после твоей смерти она НЕ вернется в Нагорье… Да, это загадка Ланон Ши, выполненная оч-чень изящно…»

— … ответил на твой вопрос, так ведь? — тут только заметил Белоглазый, что Рори о чем-то его спрашивает.