На единорогах не пашут (СИ) - Ледащёв Александр. Страница 28

Внук, кто она? — С удивлением Рори — внук понял, что дед обращается к нему. Он посмотрел по направлению протянутой руки Рори Осенняя Ночь. Кажется, никого… Нет, кто-то мелькнул, скрываясь за холмом, да, девичья фигура, да… Но уже поздно. И тебе остается только сказать деду, что толку от тебя никакого: «Я не знаю, дед. Я не увидел…»

«Мой внук — эльф. А это значит, что зрение его и слух много превосходят мои… Если он не увидел… То значит, это вижу только я… Тогда все это становится много проще… Но с другой стороны… Мой внук, к счастью не имеет такого опыта войн, как я — он просто мог не успеть сообразить, что я от него хочу… Жители Нагорья не любят, когда кто-то, пусть это даже не то, что зять Рори О'Рула, а и сам О'Рул, беспокоит их. Так что, метаться по Нагорью, чтобы решить, наконец, вопрос, кого же я встречаю здесь, не стоит… Да и незачем гоняться за той, что хотя бы так позволяет тебе верить в очередное чудо Нагорья… Тут нет причины думать, что дух Хельги неуспокоен или же чем-то оскорблен^[29]… Скорее, я просто вызываю ее образ, тоскуя по ней… Или мы оба тянемся друг к другу — она оттуда, где она сейчас, сюда… Но кто сказал мне, что там, где она сейчас, не так хорошо, что там можно и должно забыть Рори? Я, как всегда, слишком самоуверен^[30]…»

— Дед, я давно хотел тебя спросить… Ты расположен сейчас к разговору с твоим докучливым внуком?

Вполне. — Но улыбнуться у Рори Осенняя Ночь не получилось. А потому внук, решив, что дед соблюдает все традиции разговора старшего с младшим, сел на колени поднял руки и скрестил ладони на сердце. Рори Осенняя Ночь, сообразив, что сам виноват в появлении такого рода церемоний в их разговоре, сел напротив в такой же позе.

— Так что ты хотел узнать, внук?

— Я… Хотел спросить… Давно хотел… Как понимаешь, что ты нашел ту, которая навсегда?

«Держи себя в руках, старик… Он не понимает, что просто и легко вложил уголь тебе в рану, так и не зарубцевавшуюся… Он растет и, само собою, что такие вопросы должны беспокоить юношу — эльфа…» — Эти мысли пронеслись в голове Рори Осенняя Ночь, а вслух он сказал:

— Ты сам поймешь это. Даже не так… Вы, вы оба поймете это… Это говорят два сердца и подтверждают Холмы Эльфийского Нагорья… Я боюсь, что разочаровал тебя, но другого ответа у меня нет.

— Я надеялся узнать больше… Такой ответ мне известен. Я не смею упрекнуть тебя, дед, но я и вправду, хотел бы знать больше. Но если ты не расположен к этому…

— Я больше не держу тебя, внук — мертво-спокойно сказал ты, пользуясь правом старшего прервать разговор… Прежде, чем ты начнешь говорить… Говорить убогим языком человека эльфу… Говорить молодости о том, что видит старость… Говорить молодой крови, что твоя тоже была молодой… Говорить то, что навечно должно быть спрятано двоими… А у тебя — за двоих.

— Рори Майский Лист просит деда простить его молодость и глупость, его дерзость, от которой он так охотно бы отказался и удаляется — И ты знал, знаешь, что Рори-внук не просто проговорил слова церемониального прощания младшего с прогнавшим его старшим. Нет… Ему действительно, страшно стыдно сейчас… И просто страшно, что он причинил тебе боль. А потому:

— Брысь! — Рявкнул ты и внук исчез. Теперь он куда спокойнее вернется домой и сможет заснуть.

Герцог погорелого майората

Я ли ехал быстро, война ли не спешила, но мне пришлось замкнуть большой круг, чтобы найти ее следы.

Селище было вырезано начисто. Выжжено. Вычищено. Все, до единого человека, остались тут, у своих домов, в своих домах, на пути из селища. Волки Радмарта накрыли селище на заре — мы разминулись в одну ночь, судя по пеплу. И не пощадили никого. Что, собственно, неудивительно — кто слышал когда-то о жалостливых солдатах врага? Слышали? Хорошо, о разгулявшихся наемниках врага, ставших жалостливыми перед младенцем, в которого хорошо опробовать новый лук с полутораста шагов, пришпилив его к матери? Тоже слышали? О ставших жалостливыми оборотнях Северных Топей, вековечных врагах человека, ненавидящих его с рождения, каждый — каждого, неистово, непримиримо не слышал и не услышит никто. Некоторых селищенцев оборотни Радмарта выловили далеко от селища, — может, догнали. Но скорее рыскали вокруг в поисках тех, кто мог понять, что творится в селище по пути туда и спрятавшихся.

Я был уверен, что в селище, вырезанном до последнего голбечника, не сыщутся видоки.

Я был прав.

След они оставили настолько очевидный, что даже мне, Дороге, было понятно: они ушли не туда, куда он указывал. Радмарт шел на восток, к Замку Совы. Но он был вынужден — вынуждал договор, вынуждало его естество — останавливаться, убивать, искать — терять время. Я мог легко догнать оборотней — Бурун просто рвался из-под седла, конь чуял погоню — ему передалось мое желание. Желание герцога, увидевшего своих людей сожженными прямо в домах.

Я не пошел за Радмартом — я должен был обогнать его. Но его путь теперь был ясно виден — он шел облавным кругом — все герцогство он охватить не мог, но старался отметиться везде. Людей у меня будет поменьше, чем хотелось бы, но может быть, побольше, чем ожидалось — если воины Хелла не будут настолько же расторопны, как Радмарт.

А Осень старалась скрыть улыбку войны, натягивая паутинки на небеса и землю.

Селища, деревни, печища, усадьбы, заимки — много, много попадалось мне еще тропленных следов Радмарта. Много. Но меньше, чем я ожидал. У Замка Совы меня встретит немало воинов. Или тех, кто хочет ими стать. Или тех, кто ими станет. Это мой дом.

Ночь догнала меня в дубовом лесу. Очередная ночь. Я не спал. Майорат страдал и мучился и я, его государь, терпел такую же боль, мешавшую мне спать. Ненависть же Вейа достигла уже своего, как мне казалось тогда, апогея — я боялся выезжать на дорогу, чтобы не убить кого-нибудь просто так — настолько жадно «Крыло полуночи» искало оборотней Радмарта. Сам же Радмарт искал в ту же пору меня.

Он потерял меня у Леса Порубежья, рыскал вокруг все время, что я провел у Ягой, и мы чудом разминулись, когда я ушел от нее. Он искал меня один. Он не мог и помыслить, что кто-то из его оборотней убьет меня. Кто-то — а не он. За мой выкрик с обрыва. За растерзанного на стене Замка Вейа оборотня — это, как выяснилось, дало дорогу схожим попыткам — оборотней можно было убивать, и их убивали. Больше, чем они вообще могли ожидать. Убивали за майорат Вейа.

«Вейа-лала, лала-лейа, вейа-ла-лейа, ла-ла!» — всплыла в моей голове строчка давно забытой песни.

Это я произнес вслух и с дуба над моей головой раздался знакомый, желчный голос:

— А ты хоть знаешь, откуда пошло это — «Вейа»?

— Шингхо!

— А кто же еще?! Кто еще мог не полениться и найти тебя, Дорога, в твоем убогом убежище? Я уже давно отчаялся понять, как ты уцелел. Тем более не могу понять, как ты до сих пор жив! Это же додуматься — прорваться из замка, пройти горы, уйти от оборотней и застрять на Кромке у Ягой! Как тебя не перехватил Радмарт — даже представить себе не могу.

— Радмарт? Он ищет меня?

— Он идет за тобой. Можно сказать, топчет твои следы.

— Я останусь тут и избавлю его от ожидания!

— Еще одно, не требующееся доказательство твоей непроходимой дури. Кого тогда будут ждать у Замка Совы, если Радмарт бросит твой труп здесь, в лесу?! Пока по-другому не получится, тебе не устоять против Радмарта. Куда ты шел? К Замку Совы?

… Я шел к Большим Совам. В этом мире у меня не было больше друзей, а Шингхо оставил меня…

— Вы сами назвали меня своим другом… Я не знаю, что вы подразумевали под этим, но я должен был придти к вам… — ответил я.

Шингхо слетел на землю и, склонив голову, посмотрел мне в глаза.

— Ты говоришь правду, — сказал он. Я даже и не подумал обижаться. — Но на самом деле тебе там нечего делать. Просто нечего. Шаг этот уже пройден. Мы идем теперь немного не туда. Точнее, совсем не туда. Вставай, Вейа. Времени почти нет. Только скажи мне — чему ты научился за то время, пока меня не было?