Never Let You Down (СИ) - Кошелева Кристина "V-Villy". Страница 32

Локи в голову приходит странная идея. Как он сначала подумал, свойственная только мидгардцу — пригласить Элис на танец. Он смотрит на её восторженный взгляд, и кажется, даже слышит, как её сердце стучит — словно мелодия ей знакома, словно она занимает важное место в её жизни. Лафейсон тревожится, и аккуратно касаясь кончиками пальцев её плеча, привлекает её внимание, и когда видит заинтересованный взгляд голубых, словно крылья бабочки*, глаз, то наклоняется к Элис и тихо шепчет ей на ухо:

— Ты так слушаешь эту музыку, словно она тебе знакома… Что это за мелодия?

Элис помотала головой, а потом взглянула на Локи.

— Просто жутко нравится, — сказала Роджерс-младшая, — Мне всегда нравилось слушать инструменты вживую. Это… захватывающе. Словно переносишься в какой-то другой мир, где нет ничего тяжелого или болезненного. Только искренность и чувства. Это незабываемо. Я будто впадаю в забвение.

Локи хмыкнул и с легкой ухмылкой взглянул на неё, а после взял за запястье, плавно скользнул рукой по её ладони, схватил за пальцы, и чуть отстранившись, закружил, после уронил себе на руку. Шокированная блондинка уперлась рукой ему в грудь, схватилась за пиджак и оторвала одну ногу от земли. В её глазах прямо читался вопрос: «Какого черта ты, Лафейсон, творишь?».

— Вы не откажете мне в танце, мисс Роджерс?

— Только не вальс, ради всего святого, — мотает головой Элис, и полностью поддаваясь Лафейсону, выпрямляется.

Он вертит ею, как хочет, а она отдается танцу с таким желанием и страстью, что этим и заражается, кажется, самое холодное существо во всех девяти мирах, и не в силах проиграть ей в своем пламени, разгорающемуся внутри с каждым прикосновением и погасающему с каждым отстранением. Стоит Элис прекращать касаться его, хлопая в ладоши или маня к себе, как он буквально сходит с ума — подхватывает её, кружит, тут же притягивает к себе, и чем ближе их лица после каждого такого отдаления, тем сильнее соблазн остановить танец страстным французским поцелуем, а продолжить где-то в номере, на кровати или у стенки, но совсем уже не танец, а что-то другое…

Она с отдышкой прижимается к нему. Её руки у него на плечах, скрещены за спиной. Локи утыкается лбом ей в лоб, улыбается, чувствуя, что она запыхалась. Девушка касается рукой его щеки, а потом ногтями почесывает подбородок, словно он кот — и принц поддается ей, промурлыкав:

— Великолепно танцуешь, Элис.

— И не вальс… Заметь… Принц, — усмехнулась Элис, всё ещё не в силах отдышаться.

В Париже совсем не холодно, в отличие от Нью-Йорка или Асгарда, и Роджерс заметила это чуть ли не с первых мгновений. На улицах всегда много людей, и пустынно, она предполагала, только по ночам. Так на самом деле и было чем ближе к ночи, тем тише и прохладнее. Заметила она это ещё тогда, когда они с Локи сидели в одной из кофеен. Просто сидели — любовались друг другом, говорили ни о чем, словно поговорить не о чем, и пили кофе с каким-то приторным вкусом ванили. Уже тогда, когда он не касался её кожи очень долго, Элис заметила холодок, что иголками покалывает плечи, руки, и шею. Именно тогда, когда замерзать начала шея, девушка распустила волосы. Лафейсон любил, когда она распускает волосы — это прибавляло ей статности и ещё сильнее притягивало. Светлые локоны лежали на плечах, переливались бежевым и лимонным оттенками, делали Элис ещё бледнее и элегантнее. Полоска солнечного света упала на её лицо и подчеркнула веснушки, которое каждое лето разгорались и становились ярче, замазывает она их или нет.

— Ты выглядишь прямо как на том фото, — усмехался Локи, прожигая её взглядом.

— На каком? — Элис поправила волосы.

— На том, которое с собой носит твой отец.

И она тогда тяжело вздохнула, наклонилась к нему и поцеловала. Просто так — захотелось. Она тоже долго прожигала его взглядом, и тоже замечала, как блестят его волосы, как светятся его глаза и кожа, словно он вампир из «Сумерек», а не принц Асгарда. Но в голове, надо признать, тогда, как и сейчас, как и утром, витало некое сомнение — а долго ли этой сказке длиться? Она смотрит на него, буквально тонет в его глазах, не может прекратить касаться, но все равно… Элис чувствует, будто что-то не так. И это самое «что-то не так» — это осознание того, насколько они далеки друг друга. Локи постоянно прячется от нее в другой части света. Роджерс не может трогать эти волосы тогда, когда ей вздумвется, не может смотреть в эти глаза каждое утро, поосыпаюсь и сладко потягиваясь в постели. Даже спят они в разных кроватях. Девушка смотрит перед собой и полностью погружается в свои мысли, словно подводная лодка на дно. Но её отвлекает Лафейсон:

— Знаешь, а я ведь знал, что ты будешь в Париже, — Бог прижимает её к себе вплотную, и Элис громко выдыхает, чувствуя через платье, какие же ледяные у него руки.

— Знал? Откуда?

— Не важно, — усмехнулся он, — Просто… Я кое-что подготовил. Специально для тебя.

— Специально для меня?

— Да. Такого ни у кого больше не будет. Ты готова?

Девушка кивает, хлопая резницами и расплываясь в улыбке.

— Тогда закрой глаза.

И Элис закрывает их. И через несколько мгновений чувствует, как в спину ей дует холодный ветер. Элис тут же хватается руками за плечи, начинает растирать их, но глаз не раскрывает. Локи накинул своей пиджак ей на плечи — теперь намного теплее. Роджерс-младшая поправляет прядь волос, что выправилась из-за уха и поднялась в воздух, чем защекотала ухо. На лице непроизвольно появилась едва заметная улыбка. Девушка почувствовала теплое дыхание Локи у себя на шее, и не выдержав, распахнула глаза, после чего восхищенно ахнула, попятившись назадч ему навстречу. Они были на самой верхушке Эйфелевой башни, куда не ходят лифты и где редко бывают люди. Элис взвизгнула от восторга. Париж, погружающийся в сумерки, был словно на ладони. Лафейсон наблюдал за её эмоциями, оьнимал со спины, и точно так же, но где-то в глубине души, восхищался прекрасным видом, но не столько Парижа, сколько неба — оно напоминало какой-то асгардский алкогольный кокйтейль, на вид приятный, пастельных оттенков, но на деле способный уложить лошадь. Точно так же и вид вечернего неба, что переходит в ночное — пьянит своей гразиозностью и неаккуратностью одновременно. Все закаты — игрушка дьявола.

— Это… Это… Боже… — терялась Элис, после каждого слова оборачиваясь на Локи.

— Волшебно?

— И неповторимо, — добавила девушка, взглянув в глаза трикстера, — Прямо как ты, — она поправила его воротник, — Волшебник… и один во всей вселенной, — после чего она встала на носочки и коснулась своими губами его губ, благодаря за сюрприз перекрестным поцелуем.

Позади Локи стоял небольшой круглый столик с двумя плетенными стульями и двумя винными бокалами. Мужчина отодвинул для возлюбленной стул, открыл бутылку того самого «Мальбека», о котором Элис грезила еще в самолете, и разлил по бокалам. Локи сел напротив неё, взяв бокал и вздохнув, будто собирался произносить тост, но его мысль перебила Роджерс:

— За что выпьем?

На кончике языка отплясывали самые «лучшие» пожелания. Локи было, что ей сказать, после того, как она засомневалась в искренности его намерений сегодня утром. Но как истинный принц, Бог обмана и лжи, Лафейсон сдержал себя в руках. Отчасти:

— Знаешь… Мне бы хотелось выпить за уверенность. Друг в друге и каждого в самом себе.

— Это ты к чему? — она чуть изогнула бровь, болтая красным полусухим в бокале.

— К тому, что чтобы там в твоей голове не происходило и какие бы отвратительные мысли туда не закрадывались, я все равно люблю тебя. И всес сердцем желаю сделать тебя принцессой. Пусть и не сейчас.

— Тогда… — Элис вздыхает и ехидно улыбается, в который раз понимая, что Лафейсон всегда на чеку, и провести его вещь невозможная, — За тебя. Потому что ты вселяешь в меня уверенность, стоит мне только немного разочароваться.

— И за тебя тоже, — добавил он, ерзая на стуле.

— За нас, — она коснулась бокалом его бокала и выпила все содержимое залпом.