Эхо Погибших Империй (СИ) - Колупалин Илья. Страница 8

Ее товарищ и помощник в канцелярских делах Лари Кьял приболел, и сегодня Кира засиделась затемно. Она все же решила оставить последнюю папку назавтра и засобиралась домой. Кабинет генерала был уже давно заперт, и Кира покидала штаб последней — не считая часовых в серо-зеленых мундирах у входа.

Штаб находился в центре геакронской столицы, Кира же жила неподалеку, всего в десяти минутах ходьбы. «Явный плюс моей службы» — любила повторять она про себя.

В столь поздний час встреча с ночными патрулями могла означать серьезные неприятности, даже тюрьму. В Геакроне гражданам было запрещено появляться на улицах после захода солнца — в целях безопасности. Но Кира, как работница генеральского штаба, имела особый пропуск, так что патрули страшили ее не больше, чем крики кошек в подворотне.

«Вот это благодать! — несмотря на усталость, Кира не могла не отметить, как прекрасна безлюдная ночная улица. — Даже воздух сейчас кажется слаще, чем в любое другое время!»

Воздух и в самом деле благоухал: к ночной прохладе примешивался аромат рододендронов, растущих по краям аллеи. Кира широкими шагами шла домой, а длинный кинжал, висевший на поясе, слегка похлопывал ее по бедру. То было ценное оружие: подарок Освина Варкассия — старик частенько проявлял к Кире отеческие чувства, выделяя ее из числа прочих штабных служащих. Отсутствие людей на улице зарождало в сердце мизантропки Киры исключительно радостные чувства. Она по жизни сторонилась людского общества, и не сильно переживала из-за отсутствия семьи.

«Государство — вот моя истинная семья, — часто говорила она себе. — Великий правитель, доко[1] Дзар — вот единственный предмет моего восхищения и преклонения!»

Кира Меласкес жила одна, в маленьком кирпичном доме на Мясницкой улице. Ее родители уже давно покинули этот мир. Отец служил в пограничном отряде и погиб в стычке с предателями, пытавшимися бежать в Кариф — Кира была тогда еще совсем девчонкой. А матери не стало двенадцать лет назад — ее забрала чахотка.

Несколько необычным для постороннего человека был тот факт, что Кира почти нисколько не тосковала по родителям. Единственное, что она помнила об отце, так это то, что он то и дело кричал на мать, да так, что Кира постоянно съеживалась и забивалась в дальний угол, чтобы не быть свидетельницей их бесконечных ссор.

Мать же после гибели супруга ожесточилась сердцем, превратилась в угрюмую и озлобленную женщину. Она вечно наказывала дочь за мелочи: трепала за волосы, лишала пищи, а однажды, когда Кира порвала юбку в драке с одноклассницами, заставила снять ее и пройтись в таком виде по кварталу. Но больше всего мать любила лупить Киру специальной деревянной дощечкой, которая висела в комнате девочки как напоминание о необходимости послушания. Кира несколько раз сбегала от матери, но жандармы ловили ее, и дома девочку всякий раз ожидала жестокая взбучка.

Когда мать заболела, Кира сбежала от нее в последний раз — только чтобы не заразиться. Больше всего она боялась, что мать сможет побороть болезнь: упитанная, полная сил, та никогда не создавала впечатления слабого здоровьем человека. Но перед своим побегом Кира украла у нее все деньги — чтобы мать точно не смогла достать лекарства.

И мать умерла — к радости и облегчению Киры. На похоронах она бросила в ее могилу ту самую дощечку, которой мать била ее, — и впервые за многие годы вздохнула полной грудью. Тогда она стала полноправной и единственной хозяйкой кирпичного дома на Мясницкой улице.

Кира любила свой дом, в нем ей было хорошо и уютно. Она все здесь постаралась обустроить на свой лад: чтобы о прежних временах не осталось даже памяти. А вот гостей она не слишком жаловала — по мнению Киры, дом — место сугубо личное, и вторжение всегда казалось ей чем-то оскорбительным. Впрочем, и друзей-то у Киры почти не было: в школе она всегда была изгоем и от сверстников получала лишь тычки и издевки. Лари Кьял был ее единственным другом и товарищем по службе, однако и ему Кира не могла полностью открыть свою душу.

В ту ночь Кира спала спокойно, безмятежно. Ей приснился довольно странный сон: в нем Освин Варкассий был ее отцом. Они сидели вместе за столом дома у Киры и складывали фигурки из бумаги (в детстве Кира действительно очень любила этот вид занятия). Старик что-то говорил ей тихим голосом и улыбался.

Проснувшись, Кира поняла, что ей пора собираться на службу. Она поспешно оделась, затем наскоро позавтракала и умылась, после чего направилась в генеральский штаб. На рабочем месте ее уже ждал Лари Кьял — ровесник Киры, тощий человек с редеющими волосами, глубоко посаженными глазами и крючковатым носом, который теперь был красным из-за болезни. Шею он обмотал шерстяным шарфом рыжего цвета. Вид у Лари был явно недовольный: он даже не соизволил поприветствовать Киру. — Ты вчера оставила папку неотсортированной? — гнусаво проворчал он. Отпираться было глупо. — Я…

— Ну вот! А влетело мне, — Лари громко высморкался в свой носовой платок, — Что-то старый хрен в последнее время как с цепи сорвался. Даже не похоже на него. «Ты прав», — подумала Кира, но промолчала.

Кира уселась за свой стол, и разложила перед собой бумаги, стараясь делать вид, будто она и не опоздала вовсе. За опоздание можно было схлопотать разжалование и ссылку в отдаленную область, но только не в том случае, если твой начальник — Освин Варкассий. Пожилой генерал никогда не любил тиранить своих подчиненных, однако, учитывая его теперешнюю раздраженность, от него можно было ждать чего угодно.

Вскоре дверь генеральского кабинета распахнулась, и оттуда вылетел седоволосый, аккуратно подстриженный человек в генеральском кителе, галифе и черных сапогах. Лицо его выражало крайнее раздражение, даже ярость: таким его Кира еще не видела никогда. Генерал Варкассий обнажил нижние зубы в нелепом оскале, тупым взором глядя на своих подчиненных. — Кира, Лари… Сегодня вы мне больше не понадобитесь. Можете идти. Товарищи испуганно переглянулись.

— Но, ваше превосходительство, — попыталась возразить Кира, — Мы не имеем право оставлять место службы. Если узнают, что мы…

— За вас отвечаю я! — Варкассий рявкнул так, что Кира аж подскочила на стуле, — Ваше дело — выполнять то, что я вам велю. Вон! Оба! Живо!

Теперь уже пришлось подчиниться. Спускаясь вниз по каменной лестнице, Кира и Лари не смели заговорить друг с другом. Однако когда они вышли на улицу и удалились от караульных у входа на достаточное расстояние, Кира негромко произнесла: — С Варкассием творится что-то неладное, Лари. Знаешь, нам следует приглядывать за ним. Сегодня с утра к нему заходил кто-нибудь? Лари нервно кивнул. — Более того, — он наклонился, понизив голос, — эти люди все еще там. Кира сделала все, чтобы не показать, какое впечатление на нее произвели эти слова. «Сказать ли ему? Поделиться ли своими подозрениями? Непростой вопрос. Можно ли тебе довериться, Лари Кьял? Нет, пожалуй, не стоит. По крайней мере, не сейчас… Пока буду действовать в одиночку». — Нам надо быть начеку — вот что, Лари. Если у командира начинаются проблемы, проблемы могут начаться и у его подчиненных. Кире померещилась тень испуга в глазах штабного клерка.

— Предлагаю пока ничего не предпринимать и следить за поведением старика. Только не вздумай расспрашивать его о чем-либо: можешь нарваться на неприятности. Ты понял? — Понял — как не понять… — Вот и славно. А сейчас расходимся. — Погоди… Если ты не слишком против… Не мог бы я… В общем… ты не позволишь проводить тебя до дома? — Не позволю. Ступай домой, Лари, выздоравливай. — Кира смерила парня холодным взглядом, после чего тот, пробормотав что-то невнятное, поспешил удалиться. Лари уже не раз пытался оказывать Кире знаки внимания — но ее совершенно не интересовал этот жалкий, трусливый тип. Как товарищ по службе он был добр и отзывчив, но она просто не могла рассматривать Лари как мужчину. Когда неудачливый ухажер скрылся из виду, Кира повернула обратно в сторону штаба, взойдя на крыльцо огромного каменного здания госпиталя, располагавшегося на углу улицы. Караульные у дверей штаба не могли видеть ее в этом месте, в то время как Кире было прекрасно видно, кто заходит в здание и кто его покидает.