Тяжёлая вода (СИ) - "Arno". Страница 68

Черт возьми, думал он, как же хорошо все шло. Как же удачно складывалось. Ни пьянства, ни прочего непотребства в команде не было. И тут, надо же было — пойти да напиться так, что пропал на целую неделю.

— Марна!

Он схватил ее за плечи и тряхнул, заставляя посмотреть на себя.

Она подняла глаза.

— Скажи, кто остался. Из офицеров.

— Мубаса, — сказала Марна слабым от расстройства голосом. — Он сейчас на корабле.

— А остальные что?

— Дужо… Он ушел с большой группой людей.

— Куда ушел?

— На корабль… На тот, другой. Тех людей, которые напали на наш корабль, когда мы освободились.

Ага, подумал Джаг. Фариз Улькаир. Стало быть, они тоже тут пасутся. Их былой капитан Барбо Нурга отправился на тот свет, это Джаг сам видел, и об этом рассказал в таверне. Видимо, им тоже посчастливилось выбраться из тяжелой воды, хоть и гораздо позже нас. Но теперь у них за главного — Сухой, тот, с которым я сидел рядом, когда нас повязали. Стало быть, Дужо с компанией ушел к нему. Не понравилось ему у меня. Ну и скатертью дорога. Я его тоже не больно любил.

— Где остальные, Марна?

— Сурбалла Бесстыжая осталась…

Марна подняла на него взгляд.

— Она все время говорила, что ходит в лес на охоту с другими людьми. С Мубасой, и другими… Но они всегда приходили без добычи. Говорили, что не везет. Но они не брали мушкеты и копья, Джаг. Только ножи и мечи. А с ними много дичи не побьешь. Потому что они не охотились, они искали тебя. Когда мы уже перестали, они все равно искали… Сурбалла — так вообще из леса не выходит.

Джаг почувствовал давно забытое чувство — сердце его кольнуло от гордости и еще какого-то странного, болезненного ощущения.

Мои ребята, подумал он. Да, это мои моряки. Мубаса — отличный парень. А в этой козе, Бесстыжей, я вообще не сомневаюсь. Это точно моя девчонка.

Пересиливая эмоции, он спросил:

— А Ваба где?

Лицо Марны изменилось. Почти что до повседневного выражения.

— Этот вечно торчит в борделе, — холодно сказала она.

Джаг хмыкнул.

— Вот с него и начнем.

***

Здание борделя являлось одним из крупнейших в колонии Такьярманка. Оно располагалось на главной улице, чуть поодаль от центральной площади, что выходила на причал, и найти его было совсем нетрудно по вульгарно разукрашенному фасаду и яркой призывной вывеске.

Быстро прояснив для остатков команды, что работы все еще не початый край, и теперь, когда он вернулся, отлынивать не получится, Джаг отослал всех на корабль, а сам, в компании Марны, направился прямиком в бордель.

У входа в заведение Джага встречала компания проституток-зазывал. Девки носили яркие вызывающие платья, которые сидели на них как парик на корове, да и сами работницы были явно не первой свежести, а если задуматься, то и не второй, наверное. Но свою прибыль заведение, все же, имело. Моряки, сошедшие на сушу после долгого плавания, обычно на морду не глядят. Гораздо важнее, чтобы была дыра, куда можно елду запихать. В общем, работал в этом заведении и стар и млад. На витрину, конечно, ставили девок помоложе, по возможности, с приятной наружностью и в лучших платьях. Но и стоили они дороже. Для тех же, у кого карман не глубок, а глаз не притязателен, внутри тоже найдется способ утолить страсть.

Девки, стоявшие у входа, завидев, что Джаг шагает прямо к ним, живо подтянулись и принялись обрабатывать:

— О, Джаг, ты выглядишь умученным. Говорят, ты повесился, а потом воскрес. Хочешь почувствовать себя живым снова?

— Уйди с дороги, обезьяна облезлая!

Джаг отмахнулся от проституток и прошел мимо них в бордель.

Внутри пахло вонючими духами и какими-то благовониями, — видимо так шлюхи пытались придать своему хлеву более приятный вид. Сверху, со второго этажа, слышались приглушенные стенами охи и ахи, скрипела трухлявая кровать и в потоках света, падающих в помещение через наполовину задернутые окна, было видно, как с потолка в такт тамошнему действу сыплется пыль и мякина.

По лестнице вниз спускалась одна из местных девочек. Приглядевшись, Джаг понял, что «девочке» было хорошо за сорок лет, если не за полсотни. Морда ее была обвисшая и поганая, во рту не хватало много зубов, а те, что остались, были помойно-желтого цвета, кожа на шее и в глубоком вырезе на груди была дряблая и обвисшая. Открытое девичье платье, которое она носила, делало ее еще омерзительнее. Джага аж передернуло.

Шлюха же, завидев его, скривила и так гнусную морду, ускорила шаг и разинула рот для брани:

— Глядите-ка, буян явился! Каков гад, а?! Как людей-то невиновных мутузил, гаденок, а как скотину мучил?! Ух ты поганец, а ну прочь иди отсюда, а не то стражу позову!

Старые бабы — самые гнусные существа, каких только земля носит, подумал про себя Джаг. С годами растеряв силу и красоту, баба обретает чернейший и противнейший ум, превращается в ворчливую ядовитую каргу и начинает отравлять жизнь всем вокруг, плеская своим ядом по любому поводу. Своей руганью и ворчанием они словно кровь сосут из окружающих людей. А все от того, что завидуют своим молодым товаркам — потому как не нужны больше мужикам их дряхлые кости, не станет никто за ней увиваться, бить себя кулаком в грудь и бросаться за нее в драку. Делать это мужики будут для других, молодых и красивых баб, а на них — даже и не взглянут. Не подарят цветов, не позовут на сеновал, не оттрахают как следует, и даже из ревности не прибьют ножом. Потому, так и тащат некрасивые, бледные, в страшных зеленых венах, костлявые одрябшие ноги по земле четвертый, пятый, а то и шестой десяток лет такую вот склочную и скандальную погань, у которой единственная радость — кому-нибудь нагадить, облить руганью, опомоить, очернить, распустить скверные слухи, унизить и растоптать. Но, поскольку мужикам они насолить уж едва ли могут, то все свое тайное зло срывают на своих молодых, пустоголовых и привлекательных приятельницах, плетя интриги и строя им козни.

Вместо того, чтобы слушать ее, Джаг резко направился ей навстречу:

— А ну, закрой пасть, старая ведьма, не то мечом вот развалю тебя от макушки до манды!

Он схватил ее за платье и отпихнул с дороги.

Карга нарочито громко и погано взвизгнула, словно ее заживо потрошили, и притворно заохала, зазывая на помощь.

Из глубины зала мигом явились два рослых мулата в безрукавках на голое тело, подпоясанные мечами. Руки они держали на рукоятях, демонстрируя, что готовы пустить их в дело.

— Уйдите, дураки, а не то стали отведаете, — пригрозил им Джаг.

— Капитан!..

Марна положила ему руку на плечо, пытаясь остановить назревающее кровопролитие. Хотя прекрасно знала, что если уж Джага что разозлило, никаким словами его не уймешь.

Но до драки не дошло, сверху раздался пронзительный женский голос:

— Что тут происходит?!

Джаг поднял глаза — опираясь на перила, на него взирала сверху вниз женщина крупного телосложения в дорогом, но сдержанного кроя платье. По ее виду и манере Джаг сразу понял, что это маман. Потому что выглядела она как-то, наверно, посолиднее, чем ее шлюхи, и своим видом не предлагала услуг за плату. Годов, как заметил Джаг, ей тоже было немало, но в отличие от своей карги, она не выглядела такой поношенной и захватанной. Конечно, все знали, как женщины становятся хозяйками домов терпимости. Но по женщине всегда видно, как долго она не работала, лежа на спине. Про эту Джаг мог сказать, что она давно отошла от дел, и на работе члена в руки не брала, предпочитая золото и бумагу.

— Ты здесь главная, да? — спросил Джаг. Ответ ему не был нужен, он и так это понял, а потому сразу продолжил:

— Мой ниггер у тебя? Я хочу его видеть, отведи меня к нему.

— К нам приходит много людей, капитан Джаг. Эти люди раскрывают моим девочкам свои тайные желания. Кем я буду, если стану рассказывать об этом?

Джаг на такое едва не заржал в голос:

— Кем ты будешь — мне накласть два раза, от твоих высоких слов твой хлев чище не станет. Ты уж лучше скажи, где негр и не расчесывай мне мозги. Давай я тебе его опишу: вот такой ростом, вот такой в ширину. Черный как кочегар, звать Вабой.