Его банан (ЛП) - Блум Пенелопа. Страница 16

— На самом деле, есть одна вещь, которую ты могла бы сделать, прежде чем уйти, — сказал я. — Сходи за китайской едой для нас.

Она вошла в комнату, широко раскрыв глаза и прикрыв рот рукой с преувеличенным выражением шока.

— Ты? Ешь еду на вынос? Ты не боишься, что превратишься в клубок жира, и мне придется выкатывать тебя из офиса сегодня вечером?

— Я ем то, что ем, потому что хочу, чтобы мой ум был острым. Правильные питательные вещества в нужное время суток обеспечивают стабильный уровень энергии и хорошее настроение.

Она приподняла одну бровь:

— Так вот в чем проблема. Должно быть ты принимаешь не те питательные вещества, потому что не думаю, что когда-либо видела тебя в хорошем настроении, за исключением того раза, когда ты лапал меня.

Я не мог вспомнить, когда в последний раз краснел, но мне показалось, что я почувствовал, как тепло распространяется по моим щекам.

— Я не лапал тебя. Я пытался стереть кофе с твоей блузки, пока она совсем не испортилась.

— Точно. Ты только начал с моей груди.

— Они были... самым близким, до чего я мог достать.

Она удивленно рассмеялась и одарила меня пьянящей улыбкой.

— Это правда, что говорит твой брат? О твоем фетише секретарш?

— У меня никогда не было фетиша секретарш.

— Прошедшее время, — заметила она.

Я усмехнулся.

— Слушай. Если ты хочешь взять у меня интервью, тебе лучше принести поесть. Быстро. Думаю, у нас есть минут десять до того, как я смогу издавать только звуки слюноотделения и рычания. Я плохо справляюсь с голодом.

— Я почти уверена, что слюна не издает ни звука, для записи.

Она увидела выражение моего лица и подняла, защищаясь, руки.

— Хорошо, хорошо. Что ты хочешь из китайского ресторана?

— Все, что угодно, но обязательно купи крабовые рангуны (прим. это популярная закуска в США, которую там подают в большинстве китайских кафе. Начинка состоит из сливочного сыра, крабового мяса (чаще крабовых палочек), лука или чеснока. Необычная форма пельменей напоминает цветок или звезду). Я их не ел много лет и думаю, что сделаю все из-за одного прямо сейчас.

— Все что угодно? — спросила она с озорным блеском в глазах, прежде чем выскочить за дверь.

***

Она вернулась через тридцать минут с двумя огромными коричневыми мешками, полными еды. Это был худший вид пищи в смысле питания. Я подумал, что у моего диетолога, вероятно, будет сердечный приступ, если она это увидит, и я был уверен, что на следующее утро я буду чувствовать себя дерьмом, но по какой-то причине мне было все равно. Может быть, это был просто голод в животе или Наташа, ходячая катастрофа, так влияла на меня.

Я начал вытаскивать контейнеры, пока искал крабовые рангуны, а потом понял, что Наташа просто стоит и наблюдает за мной.

— Что? — спросил я.

— Мне кажется, мне нужно позвонить твоему куратору. Ты уверен, что все в порядке?

Я опустил на стол контейнер, наполненный рангунами, и пожал плечами.

— Почему что-то должно быть не так?

— О, — сказала она небрежно. — Понятия не имею.

Я откусил кусок от рангуна и откинулся на спинку стула, улыбаясь и жуя.

— Черт побери, они хороши. Раньше я ел их все время в колледже. Некоторые рестораны делают их в виде треугольных кармашков, заполненных внутри и с хрустящим откидным верхом. Но эти? Это самые лучшие, — я перевернул рангун в пальцах, показывая ей четыре маленьких заостренных кончика хрустящего теста, которые торчали из сочного и хрустящего кармана, наполненного восхитительным крабовым мясом и кремом.

— Я рада, что они тебе нравятся.

— Ты собираешься есть или просто будешь стоять там, странно себя ведя?

Она вздохнула, села и открыла самый скучный контейнер, какой только могла. Это была просто кучка простого белого риса. Казалось, что-то беспокоит ее, но я не был уверен, что я именно тот человек, которому она предпочла бы довериться, поэтому я решил насладиться едой напротив нее в течение нескольких минут, не разговаривая.

В конце концов, она подняла глаза от риса, к которому едва прикасалась. Ее лоб был нахмурен.

— Что это было, что ты сделал в моей квартире? — спросила она.

Этот вопрос удивил меня. Я положил в контейнер кусок мяса на шпажке, который ел.

— Ничего особенного.

— Нет. Ничто особенного, если бы ты использовал свои миллиарды долларов, чтобы позвать какого-то личного помощника, который выбросил бы меня у моего дома. То, что ты сделал, действительно внимательно. И ты дал моей собаке морковку. Я знаю, что ты это сделал, так что даже не пытайся отрицать.

— Морковка была переломным моментом, или?

— Нет, — ответила она. — Переломного момента нет. Я просто устала думать, что что-то поняла о тебе, а потом ты идешь и делаешь что-то, что не имеет никакого смысла. Ты нанял меня, чтобы наказать. Ты практически заставляешь меня быть твоей рабыней. Ты унижаешь меня, как только у тебя появляется шанс. А еще ты отпускаешь грязные шуточки, флиртуешь со мной, лапаешь меня и делаешь что-то до смешного деликатное, когда я напиваюсь до потери сознания. Ты даже починил мое дурацкое окно на кухне, которое никогда не открывалось, — она демонстративно пожала плечами. — Я просто устала от этого. Я хочу знать, должна ли я ненавидеть тебя, или ты должен мне нравиться, и ты заставляешь меня чувствовать себя эмоциональным эквивалентом пинбола.

Я откинулся на спинку стула.

— Пинбол между ненавистью и симпатией, — сказал я. — Значит, иногда я тебе нравлюсь?

Она закатила глаза, как всегда. Это не было неуважительным или незрелым, как бы это выглядело у кого-то другого. Это было игриво и сексуально. У меня было такое чувство, будто мы вместе подшутили.

— Это также означает, что временами я тебя ненавижу.

В моем мозгу зазвенели тревожные колокольчики. «Выключить. Выкинуть. Конец всего этого. Сейчас».

Система безопасности, которую я два года строил в своем теле, хотела сделать все, чтобы удержать меня от продолжения этого разговора, но Наташа умела обходить все это. Я не мог контролировать себя рядом с ней. Не всегда.

— Ну, — сказал я. — Значит, нас двое.

Она сверкнула полуулыбкой.

— Значит, иногда я тебе нравлюсь?

— Иногда, — ответил я. — И обычно в те моменты, когда это не имеет никакого чертова смысла.

Она закусила губу.

— Когда я тебе нравлюсь, из любопытства, конечно?

— Когда у тебя хватило смелости указать на график конфликта с WeConnect на ужине. Когда ты надела нелепый костюм кэдди, который я просил тебя надеть. Когда ты пыталась подсыпать сахар в мой кофе. Когда — я точно знаю — ты возбудилась, когда я очищал свой кофе... с блузки.

Она опустила глаза и сделала глубокий, судорожный вдох.

— А как ты догадался, что я возбудилась?

— Так же, как и сейчас, — ответил я. — Ты почти не дышишь и не моргаешь. Щеки и грудь покраснели. Ты сидишь прямо, как стрела. Каждая часть твоего тела находится в состоянии повышенной готовности. Держу пари, твоя кожа покалывает от электричества.

Она рассеянно провела ладонью по руке, где волосы у нее встали дыбом, а кожа покрылась гусиной кожей.

— Неправда, — тихо сказала она. — Это больше похоже на солнечный свет. Как будто теплый свет заставляет меня чувствовать жар во всем теле, — она замолчала, посмотрела на меня и снова закусила губу, что заставило меня серьезно усомниться во всех обещаниях, которые я дал себе, чтобы избежать осложнений.

— И это теплое чувство, — сказал я. — Что ты хочешь с ним сделать?

Она усмехнулась.

— Честно? Оно заставляет меня жаждать бананов.

Я почувствовал, как меня выбивает из колеи эта нелепость.

— Что? — спросил я.

— Что-нибудь холодное. Как банановый сплит, который я купила после того, как забрала заказ в китайском ресторане. Я оставила его в комнате отдыха, там хватит на двоих.