Его банан (ЛП) - Блум Пенелопа. Страница 29

Она ушла. Мне было странно, что всего за пару недель Наташа так сильно повлияла на мою жизнь, что ее отсутствие казалось таким ошеломляющим.

Я знал, что должен сходить с ума. Быть в ярости. Мне должно быть больно. Может быть, в какой-то степени у меня все это было, но ничто не поражало меня так сильно, как чувство потери. Я знал, что не могу позволить себе вернуться к ней, но я ненавидел эту правду.

Поэтому, выйдя утром из дома, я не ожидал увидеть Наташу. Я определенно не ожидал, что она будет держать какое-то ужасное уродливое одеяло, полное карманов, сшитых вручную.

— Ты не должен ничего говорить, — серьезно сказала она, очевидно, не обращая внимания на взгляды, которые бросали на нее люди, идущие на работу. — Но мне жаль, и я знаю, что ты любишь все организовывать, поэтому я сделала тебе кое-что, чтобы твои носки были в порядке. Там много карманов, так что можешь положить по паре в каждый карман или просто разложить по цвету... — ее голос немного затих, и она прикусила губу. — Я не была уверена, сколько у тебя пар носков, но я могу сшить тебе другое, если этого будет не достаточно.

Я взял у нее одеяло и нахмурился. Мне до смерти хотелось послать все к черту, заключить ее в объятия и поцеловать, сказать, что все прощено. Но я порвал с ней прежде, чем она успела сделать рану настолько глубокой, насколько это было возможно. Я закончил с этим, и простить ее значило бы снова открыться кинжалу в спину, который, я знал, неизбежно ударит.

Как бы мне ни хотелось поблагодарить ее и поцеловать, я взял одеяло и пошел к машине, где меня ждал водитель. Я выказал ей минимальное уважение, аккуратно сложив одеяло и положив на сиденье, вместо того, чтобы бездумно бросить в машину, но я не осмелился дать ей большего.

После этого случая она была у моего дома каждый день, как грустный, тоскующий по дому щенок. Иногда она приносила мне кофе, но без сахара. Она всегда приносила идеальный банан. Она даже написала на нем мое имя, как я стал делать после того, как она съела мой банан по ошибке в тот первый день. Я провел в своем кабинете больше времени, чем хотел признаться, изучая девичьи изгибы ее почерка, как будто в них содержался какой-то тайный ответ о том, было ли это искренним сожалением или просто сожалением о том, что я ее поймал.

Большинство дней, она ничего не говорила. Она просто ждала с подарками и смотрела на меня своими большими невинными глазами. С каждым днем сопротивляться становилось все труднее. Я заставлял себя молчать, потому что знал: если заговорю, то рискну сказать то, что у меня на сердце, а не то, что разумно.

Она сделала для меня так много организационных приспособлений ручной работы, украшений и инструментов, что я начал задаваться вопросом, что она могла еще придумать. Спустя несколько недель моя квартира была забита вещами, которые она сделала для меня, большинство из которых я нашел удивительно полезными, особенно приспособление, которое она собрала из вешалок, чтобы все мои галстуки висели так, что я мог видеть их, не перелистывая. Конечно, у меня уже была довольно хорошая система, но почему-то, зная, что Наташа выдумала это, я каждый раз предпочитал ее методы моим.

Я человек привычек, и довольно скоро, она стала моей любимой неотъемлемой частью моей жизни. Я стал весь день ждать не банана, который съедал перед обедом, я ждал, что увижу ее утром.

Лучшим подарком, который она мне принесла, была Кейтлин. Прошло несколько недель с тех пор, как она начала ждать меня снаружи, но в этот раз она держала Кейтлин за руку, когда я вышел.

Увидев меня, Кейтлин взвизгнула и бросилась обнимать мои ноги. Наташа наблюдала, хотя и старалась сделать вид, что изучает землю.

— Как тебе это удалось? — спросил я. Наверное, это было самое большее, что я сказал ей с тех пор, как все началось, и Наташа удивилась, услышав, что я с ней разговариваю.

Кейтлин ответила за нее:

— Я хожу на курсы журналистики. Наташа написала мне в интернете и сказала, что она твоя подруга, что если я уговорю маму нанять ее в качестве репетитора, она привезет меня к тебе и мы сможем потусоваться!

— Я почти уверен, что это незаконно, — сказал я, но все равно крепко обнял Кейтлин.

— Ну, — сказала Наташа. — Если это и так, то, вероятно, только немного противозаконно. Но оно того стоит, верно?

Я снова встретился с Кейтлин в следующую среду, и Наташа сказала, что мы сможем встретиться также в пятницу, но когда наступило утро пятницы, Наташи нигде не было видно. Я прождал снаружи полчаса, прежде чем забеспокоился. Наташа так и не избавилась от привычки опаздывать по любому поводу, и я подумал, что она опоздала на поезд или проспала, но, в конце концов, решил ей позвонить.

Это было похоже на капитуляцию… протянуть к ней руку после всего того времени, что она прождала за дверью, но я знал, что она заслуживала по крайней мере этого, если не большего. Она предала мое доверие, но выходила за рамки того, что я думал о женщинах, заглаживающих свою вину.

Она не ответила.

Потом я позвонил ее брату, но он тоже не взял трубку.

Я позвонил своей секретарше и проверил, нет ли срочного контакта в деле Наташи, задаваясь вопросом, смогу ли я как-нибудь связаться с ее родителями, но безуспешно.

У меня не оставалось выбора, кроме как слишком остро отреагировать, и я попросил водителя отвезти меня в ближайшую больницу.

— Брюс? — сказала Наташа.

Она ждала в вестибюле с красными, опухшими глазами. Она бросилась ко мне и крепко обняла.

— Это Брэйден. Его выгнали мои родители, когда бронь в отеле закончились и он снова пытался спать в парке. Он подрался, было так много крови, но врачи говорят, что это всего только несколько ран на голове.

— Хорошо. Твой брат засранец, но я рад, что он жив.

Наташа засмеялась.

— Я обязательно передам ему твои слова слово в слово.

Я ухмыльнулся, и это было странно, как будто после недель нашего странного, почти безмолвного танца, мы вступили в момент времени, где ничего не происходило.

— Знаешь, — сказал я через мгновение. — Если бы кто-то действительно хотел, чтобы я его простил, этот кто-то должен был помнить, как мне понравилось, когда он в последний раз покупал мне банановый сплит.

В ее глазах вспыхнуло возбуждение.

— Может быть, этот кто-то не думал, что сможет сделать один и тот же ход дважды.

— Значит, кто-то недооценил, как сильно я люблю банановые сплиты.

— Хочешь сказать, что я могла бы с самого начала избавить тебя от театральности и заставить простить меня банановым сплитом?

— Нет. Я говорю, что ты восхитительно настойчива, и я уже не хочу злиться на тебя, ты с самого начала сделала достаточно, и теперь я просто хочу десерта, прежде чем прощу тебя.

— И ты говоришь мне это сейчас, когда я застряла в больнице, беспокоясь о брате?

— Твой брат сидел полуголый на всех мыслимых поверхностях моей квартиры, передвигал мои вещи и оставил зловоние, которое я не смог полностью выветрить. Но если ты хочешь убедиться, что он жив, прежде чем мы приступим к десерту, я могу это уважать.

Она наклонилась ко мне, прижалась лбом к моей груди и глубоко, прерывисто вздохнула.

— Ты серьезно?

— Да. Я не знаю, как твои родители воспитали его, но он абсолютно невоспитан. Это было неописуемо.

— Нет, ты большой идиот, — сказала она с легким смешком. — Ты действительно простишь меня после того, что я сделала?

— Я буду рад пользоваться этим предлогом, чтобы снова быть с тобой жестким. Тебе придется смириться с этим.

Она кивнула.

— С удовольствием.

***

Я сидел напротив Наташи в модном маленьком кафе в нескольких кварталах от больницы. Банановый сплит был между нами, и я копался в нем, как будто не ел неделями.

— Ты забыл, где взять ланч без своего верного стажера или как? — спросила она.

Я попытался немного замедлиться, посмеиваясь над собой.

— Ну, можно сказать, я немного отвлекся.