Смелые не умирают - Наджафов Гусейн Дадаш оглы. Страница 19

Горбатюк выдержал его взгляд.

— Ну-ка, поедем, — бросил Нейман шоферу.

В тот же день в городе стало известно об этом случае. Валя не находил себе места, не мог поверить, что его дружки убиты.

К вечеру начался дождь. К Котикам прибежали Анна Павловна Трухан и мать Степы. Анна Павловна громко плакала, утирала мокрое лицо и все повторяла:

— Мой-то Колька убит!

Мария Кищук, доведенная до отчаяния тяжелой жизнью и горем, свалившимся на нее, сердито говорила Анне Никитичне:

— И все ваш стервец! Не смотри, что мал, зато удал! Это он моего Степку на разные дела подбивал. А сам в стороне остался…

Валя, нахмурившись, исподлобья смотрел на Марию Кищук. Анна Никитична спокойно ответила ей:

— Зачем вы так?.. Они ведь друзьями были… Разве Валик мог?.. Да он и не видел их сегодня.

Но куда девались трупы? Говорят, Нейман ездил на место происшествия, но никого там не оказалось. Витя предположил, что их похоронили партизаны…

Как странно барабанит дождь! Будто человек стучит в окно — настойчиво, требовательно. Валя оглянулся. К темному окну белым пятачком прижался чей-то нос. Валя приблизился и разглядел Колькино лицо. Он быстро распахнул окно и удивленно, радостно прошептал:

— Колька! Живой! Влезай скорей!

Промокший до ниточки Коля махнул через подоконник. На полу сразу натекла лужа. Вслед за Колей из темноты вынырнул Степа. Проснулся Витя и, не веря своим глазам, смотрел на «покойников». Анна Никитична захлопотала, дала ребятам переодеться.

Степа спокойно, не торопясь, рассказывал:

— То Станислав Шверенберг стрелял. Нарочно. Горбатюк так велел, чтоб полицию спутать. А как машина повернула, мы убежали в лес. Там связной ждал. Пришли мы, а его уже нет. Блуждали долго, пока до условленного места добрались. А он, видно, не дождался, ушел. Ну, мы и вернулись…

О неудаче Степы и Коли Валя сообщил Горбатюку и Анне Павловне. Горбатюк приказал дождаться удобного случая, когда можно будет отправить их в лес. А пока ребята скрывались у Котиков. Никому в голову не пришло бы искать их здесь, под боком у хундерфюреров. Никому, кроме Тимохи Радчука. Ходит, присматривается, прислушивается. Улучив минуту, он неожиданно ввалился к Котикам. Коля успел незаметно юркнуть под стол. Тимоха схватил Степу за ухо.

— Ах, вот ты где, сатана! Явился с того света! А по тебе, покойничку, Кищучка все очи проплакала. Жив, стервец! Почему домой не идешь? Где дружок твой?

— Колю убили. А я боялся домой идти. А то скажут, я убил его.

— Мы знаем, кто убил… Господин Нейман все знает! А ну, ступай домой! — закончил Тимоха Радчук и дал Степе увесистый подзатыльник.

Степа вернулся домой. Мать не могла нарадоваться, старалась быть ласковой. Степа притих, никуда не ходил. В душе он дал себе слово при первой же возможности убежать в лес.

Коля ушел от Котиков к Павлюку, а оттуда с новой группой бежавших военнопленных его отправили в лес к партизанам.

Тем временем наступил назначенный для диверсии день.

Утром Степина мать понесла белье немецкому офицеру. Когда вернулась, Степы уже не было дома. На столе лежала записка: «Мама, я ушел к нашим. Не сердись. Так надо. Степа». Долго плакала Мария Кищук над этим клочком бумаги. А Степа, подхватив бездействующий пистолет (еще месяц назад Диденко отобрал у ребят все оружие), забежал за Валей, и они отправились в лес, к месту встречи.

…Перед закатом на пустынном Судилковском шоссе появилась небольшая группа людей. Впереди широко шагал немецкий офицер, в котором нетрудно было узнать Степана Диденко. Рядом с ним Лена — миловидная черноглазая девушка с каштановыми волнистыми волосами. За Диденко и Леной едва поспевали двое ребят в залатанных штанах и выцветших рубахах — Степа Кищук и Валя Котик.

Сзади быстро приближалась грузовая крытая машина. Она поравнялась с партизанами и резко затормозила. Диденко сел рядом с водителем, остальные мигом забрались в кузов, и машина тронулась. Нажимая на педаль газа, шофер понесся в сторону города.

Начальник караула, плотный ефрейтор с добродушным круглым лицом, только что сменил часовых складских помещений и вернулся в свой кабинет. Он снял пилотку, вытащил из кармана носовой платок и, стирая с лица капельки пота, покачал головой. «Доннер-веттер, ну и дыра! Зимой сугробы, а летом нечем дышать!» Выдвинув ящик стола, ефрейтор достал шелковую, расшитую украинским узором кофточку и белые босоножки, начал любоваться ими. На его лоснящемся лице появилась широкая, довольная улыбка. «Эльза обрадуется подарку. Две недели ничего не посылаю. А что мне стоят эти тряпки?..»

На улице послышался шум мотора. Ефрейтор выглянул в окно и увидел грузовую машину, остановившуюся у ворот. Из машины вышел офицер и уверенно направился к караульному помещению. Ефрейтор не успел убрать подарки, приготовленные для Эльзы. Офицер вошел в комнату, навел пистолет и по-русски скомандовал:

— Руки вверх!

— Руки вверх! — властно крикнул в эту же минуту в соседней комнате Валя, вскинув автомат.

Солдаты, опешившие от неожиданности, вскочили с мест и послушно подняли руки. Лена, Степа и Валя быстро сняли с козел автоматы и ружья.

Обезоруженный ефрейтор испуганно смотрел на дуло пистолета. Он заискивающе улыбнулся, предложил Диденко взять шелковую кофточку и босоножки и очень удивился, когда «господин офицер» отказался. В комнату ввалился возмущенный человек в штатском, подталкиваемый Валей.

— Иди, иди, подлюга!

— Мальчишка! Как ты смеешь! Да ты знаешь, кто я?

И осекся. Это был русский, служивший у немцев переводчиком. Диденко приказал ему:

— Скажи ефрейтору, пойдет со мной караул снимать. Станет шуметь — пристрелю.

Ефрейтор заерзал и закивал: «Яволь! Яволь!»

Все произошло быстро, без заминки. Диденко снял одного за другим часовых. Всех солдат, ефрейтора и переводчика заперли в бараке караульного помещения. Партизаны распахнули двери складов, погрузили в машину оружие, ящики с маслом, сыром, консервами, водкой, мешки с сахаром. Остальное облили спиртом, заложили термитные шашки. Раздался условный свист — все собрались у машины. Диденко забежал в караулку и соврал переводчику:

— Барак заминирован. Тронете дверь — взлетите на воздух!

Он знал, что немцы не рискнут выходить.

Диденко чиркнул спичкой, зажег бикфордов шнур, сел в кабину, и машина рванулась с места. Не зажигая фар, она устремилась по направлению к Красноселкам. Когда пламя охватило склады, машина была далеко.

Пожарник, дежуривший в этот вечер на пожарной каланче, сразу заметил огонь. Но тревоги не поднял.

Он с наслаждением любовался тем, как все ярче разгорается пламя. И только когда оно забушевало с яростной силой, пожарник зазвонил в колокол…

А машина неслась в темноте. Свернула на Старо-Константиновскую дорогу, потом на Славутское шоссе и въехала в лес. Здесь ее ожидали несколько партизан, посланных Одухой. Машину разгрузили, завели далеко в сторону, облили бензином и подожгли. Часть продуктов закопали, другую забрали с собой, к Одухе. Степа уходил с партизанами. Он крепко жал Вале руку и, взволнованный, не знал, что сказать.

— Ну, ты смотри там… осторожнее…

— Ладно!.. — тряхнул головой Валя.

На рассвете Степан Диденко и Валя кружным путем вернулись в город. На базаре, в каждом доме, у колонок только и было разговоров о ночном пожаре.

Но не прошло и недели, как в городе заговорили о другом.

…Поздним вечером Степан Диденко, запыхавшись, прибежал к Люсе Галицкой. На нем был красивый коричневый костюм и серая фетровая шляпа.

— Быстро переодеться! — кинул он Люсе.

Мать Люси принесла ему старую одежду мужа. Диденко прошел в спальню и переоделся:

— Ну, мамаша, сегодня веселая ночь будет!

Он подошел к окну и засмотрелся на город. Черный, тихий, тускло освещенный город, казалось, притаился и чего-то ждал.

Диденко часто поглядывал на часы.

Как медленно движутся стрелки!

— Закурить бы, что ли! — Курил он только в минуты сильного волнения. — Ну, пора, сейчас начнется.