Искушение любовью - Драйер Эйлин. Страница 28

Оказалось, что корицей она не только пахла: он почувствовал и вкус корицы, когда их губы соединились… и кофе. А еще призыв и вожделение. Впрочем, последнее относилось скорее к нему. Губы девушки были такими нежными, такими мягкими, такими вкусными. Теперь он держал голову Фионы в своих ладонях, поглаживая кончиками пальцев. Услышав ее тихий стон, не прерывая поцелуя, Алекс обнял ее крепче, понуждая опуститься на шторы. Девушка не сопротивлялась, наоборот: руки ее обвились вокруг его шеи, губы призывно раскрылись, груди налились и отяжелели.

Все было так, как четыре года назад. И тогда его голова так же кружилась, когда он поднял ее, пронес несколько шагов и опустил на землю в месте, где их никто не видел и он мог ласкать ее, целовать и… Опозорить и взвалить груз греха на себя. Алекс знал, что лишь чудо уберегло их тогда, и гнал от себя эти воспоминания.

Но что мешает сейчас? У него больше нет жены, так что переживать из-за его поступка некому. Он, пожалуй, никогда не испытывал такой тяги к женщине, как сейчас. И да простит Господь, он достаточно опытен и сможет доставить ей удовольствие. Он смог бы раскрыть ей, какие волшебные наслаждения может дать собственное тело. Он мог бы заставить ее сердце петь от счастья. О Боже! Он мог бы…

Что насторожило его, он так и не понял, но вдруг как бы увидел себя со стороны – сильный мужчина совращает девушку на полу ее столовой. Если не остановиться, она будет обесчещена. Либо ему придется жениться.

На этот раз он сумел отстраниться, хотя равновесия, не физического, а душевного, так и не обрел. Когда девушка открыла глаза, Алекс понял, что восстановить его будет непросто.

Глава 8

Она не могла дышать, не могла думать, будто тряпичная кукла распласталась на тонком бархате, под которым чувствовалось дерево пола. Тело пылало. Кожа обрела необычную чувствительность. Груди набухли и напряглись, а кости, казалось, вовсе расплавились. А он… он просто отвернулся и встал. Фиона не поверила своим глазам. Быстро вскочив на ноги, она оказалась у него за спиной – и первое, что почувствовала, это странное стеснение в груди. Она наклонила голову. Как можно быть столь неосмотрительной? Ответом ей была волна воспоминаний. Она словно вновь ощутила его пальцы на своей груди, прикосновение губ, жар тела…

Она отвернулась и привела в порядок платье. Позади раздался шорох, и она закрыла глаза, пытаясь отогнать воспоминания, но тут услышала его голос:

– Я…

Фиона резко повернулась, но вновь увидела только его спину и выпалила в приливе ярости:

– Если станешь извиняться, клянусь: выпотрошу тебя как карпа!

Он посмотрел на нее через плечо.

– Не стану. Просто скажу, что хотел сделать это не так.

Она узнала этот взгляд: точно так он смотрел на нее четыре года назад, когда целовал на пастбище, в нем читались стыд, сожаление, раскаяние.

Фионе захотелось дать ему по физиономии.

– Я сожалею лишь о том, что поцеловал тебя в неподходящем месте.

Она посмотрела на него: пальцы сжаты в замок, явно старается держать себя в руках,  – и неожиданно почувствовала, как гнев ее испарился. Она еще не нашлась что ответить, но поняла, что он прав. Страшно даже представить, что кто-то мог увидеть, как она кувыркается с мужчиной на полу столовой. Этого ей хотелось меньше всего, хотя речь шла, возможно, о самом счастливом моменте за… ну да, за последние четыре года.

От следующей пришедшей в голову мысли Фиона чуть не застонала – ей предстояла встреча с матерью новой ученицы, которая должна вот-вот прийти. Ужас! Разве имела она право так рисковать благополучием своей школы?

Сотрясаясь всем телом, будто в лихорадке, она подняла с пола штору.

– Не мог бы ты наконец повернуться ко мне лицом?

Алекс печально хмыкнул и признался:

– Нет, не могу, но, полагаю, повесить наконец эту чертову тряпку сумею.

Несколько мгновений Фиона тупо смотрела на кусок ткани в своих руках, потом согласилась:

– Хорошо. Если так будет быстрее, то попробуй.

Коротко кивнув, Алекс установил стремянку на прежнее место у окна и поднялся наверх, а Фиона подала ему край шторы. Но и сейчас их прервали – на сей раз хлопнула дверь парадного и послышался знакомый голос:

– Вот это да! Кому скажи – не поверят. Будет о чем посплетничать за рюмкой в «Уайтс».

– Только попробуй, Чаффи,  – парировал Алекс, не поворачивая головы. – Тут же расскажу твоему отцу, чем ты занимался на прошлой неделе, вместо того чтобы присутствовать на приеме, который устраивала твоя матушка.

Последовало напряженное молчание.

– Ты не посмеешь…

Фиона обернулась и увидела в дверях Чаффи: в бобровой шапке и пальто с капюшоном; рот открыт, очки сползли на средину носа. Краска неожиданно залила ее лицо, и она мысленно взмолилась, чтобы он этого не заметил.

– Даже не надейся,  – заявил Алекс, на мгновение отвернувшись от шторы. – О приветствую вас, леди Мейрид! Вам удалось поговорить с королевским астрономом?

Фиона отошла от лесенки, чтобы помочь сестре снять пальто, и при взгляде на нее ей показалось, что девушка чем-то озабочена.

– Это неправильно. Это не так,  – затараторила вдруг Мейрид. – Это нечестно.

Состояние сестры испугало Фиону, и она спросила:

– Вы так и не поговорили с ним?

– Поговорили, даже угостил чаем,  – ответил Чаффи, снимая шапку и расстегивая пальто.

Мейрид фыркнула и, оттолкнув руку сестры, обиженно сообщила:

– Он угостил чаем его.

– А насчет времени на большом рефракторе удалось договориться? – поинтересовалась Фиона, делая шаг назад.

Мейрид насупилась, безуспешно пытаясь расстегнуть пуговицы пальто, и наконец указала пальцем на Чаффи:

– Конечно, удалось, только ему. Не мне. Ему!

– Не стоит сердиться из-за этого,  – широко улыбнулся Чаффи.

Мейрид оставила в покое пуговицы, откинула голову и пристально взглянула на него, сверкая глазами.

– Нет, стоит! Стоит. Стоит. Стоит!

– Но почему? – поинтересовалась Фиона и увидела в глазах сестры боль и выступившую влагу.

– Потому что выделить время должны были мне. Ведь это я измерила изменения в орбитах цефеид и вычислила коррекцию параллакса  [7].

– Вообще-то это сделала я,  – напомнила Фиона.

Но сестра, казалось, это уточнение не услышала.

– Это я исправила расчеты его первого помощника; это я знаю название и расположение каждого объекта из каталога Мессье  [8], а вовсе не он.

Каждое слово Мейрид сопровождала тычком пальца в сторону Чаффи, а тот лишь улыбался.

– А я знаю патера,  – сказал он.

Фионе стало немного обидно за этого доброго человечка, но стоило ей взглянуть на него, как это чувство рассеялось. Чаффи смотрел на Мейрид с таким выражением, с каким дети смотрят на рождественские подарки.

– Думаю, она расстроилась из-за того, что уговорить Понда удалось мужчине, к тому же мужчине, который плохо знает, чем отличается планета от петунии.

Мейрид сердито фыркнула и демонстративно направилась к двери, однако менее чем через минуту вернулась, но уже со своей подушечкой, которую прижимала к груди как ребенка. А уже то, что она сделала потом, было совсем неожиданно: крадучись приблизилась к Чаффи, поправила его очки и встала рядом. Чаффи засиял:

– Используй любое средство, если помогает. Я – средство!

Окончательно убедившись в том, что сестра не права, Фиона пристально посмотрела на нее, скрестив руки на груди, и сказала спокойным тоном:

– Звучит логично, Мей, согласись.

Мейрид чуть отстранилась, снова фыркнула и пошла к двери, уткнувшись лицом в свою старую подушечку, так и не сняв наполовину расстегнутое пальто.

Стараясь загладить неловкость, Фиона натянуто улыбнулась:

– Очевидно, она просто не нашлась что ответить. Как бы то ни было, благодарю вас за то, что приехали помочь ей.