Казанскй треугольник (СИ) - Аввакумов Александр. Страница 47

Припарковав авто около универмага, они все направились в магазин. Когда они скрылись, Алмаз металлической линейкой легко вскрыл водительскую дверь. Не обращая внимания на граждан, которые с интересом наблюдали за его манипуляциями, он открыл дверь и сел за руль. Не прошло и минуты, как он уже ехал по Кирова в сторону улицы Татарстан, откуда, не сбавляя скорости, повернул к Кольцу.

На подъезде к Кольцу его остановил работник ГАИ. Алмаз не стал выходить, остановился и стал ждать, когда милиционер сам подойдет. Сердце учащенно стучало и мощной волной гнало кровь к голове, а противный липкий пот струйкой стекал между лопаток. Работник ГАИ уже был в двух метрах от машины, как сильный удар заставил его остановиться. Буквально в десяти метрах от Алмаза «Москвич» на всем ходу столкнулся с грузовиком «ГАЗ».

Гаишник махнул Алмазу и кинулся к месту аварии. Отъехав метров сто, Алмаз остановился у тротуара. Рубашка на спине была мокрой, а руки тряслись, как у алкоголика. Немного успокоившись, он благополучно добрался до гаража и загнал машину.

Вечером он отправился к Лиле. Перед тем, как войти, дважды проверил наличие наружного наблюдения и, лишь убедившись в его отсутствии, вошел в подъезд и позвонил в дверь.

Лиля не ждала его, но очень обрадовалась.

— Давай покатаемся, — предложил Алмаз, и, получив согласие, пошел ждать ее в машине.

Покатавшись по городу, они зашли в кафе. Меню там было скудное, и они просто взяли мороженного. После кафе Алмаз отвез Лилю домой.

— Знаешь, — тихо произнесла Лиля уже в подъезде, — я, кажется, беременна.

То, что он услышал, лишило парня дара речи. Он не знал, радоваться или печалиться. Эта молодая симпатичная женщина носит его ребенка! Он крепко обнял Лилю, поднял на руки, закружил и стал целовать ее с неистовой силой. Чувство радости захлестнуло его, он выскочил из подъезда и погнал машину. Несмотря на позднее время, он разбудил родителей и сообщил им новость. Мать уткнулась в платок и тихо заплакала, а отец, насупив брови, назидательно произнес:

— Хорош у нас сын, если мы только сегодня узнаем, что у него есть девушка, которая уже ждет от него ребенка! Нашего внука, между прочим! Что, раньше сказать не мог? Ты же взрослый, и сам понимаешь, что тебе придется нести ответственность не только за себя, но и за жену, и ребенка. Приведи ее к нам. Покажи нам будущую сноху.

Сергей Иванович Ермишкин был окрылен неожиданной новостью. Сегодня его вызывали в Республиканский комитет КПСС и предложили должность начальника административного отдела, то есть теперь в его непосредственные обязанности будет входить контроль за работой правоохранительных органов. Это было столь неожиданное предложение, что он сначала и не поверил. Подавив в себе растерянность, он осипшим от волнения голосом согласился на перевод в Обком КПСС.

Он шел по коридорам обкома и никак не мог поверить в то, что произошло только пять минут назад. «Наконец-то, заметили и оценили», — думал Ермишкин. Его давнишняя мечта о работе в обкоме партии стала реальностью. Проходя по коридорам власти, Ермишкин представлял себя в своем кабинете, как в его приемной сидят и ждут, когда он примет, министр внутренних дел, председатель КГБ, председатель Верховного суда и другие, менее значимые чиновники.

Его воображение прервала уборщица. Она окликнула его и попросила обойти сторонкой еще мокрый пол. Он вышел из обкома совершенно другим и, сев в служебный автомобиль, поехал на свою работу.

В исполкоме Ермишкин сразу направился к председателю. Из приемной он, уже не обращая внимания на протестующие знаки секретарши, без стука вошел в кабинет шефа.

— В чем дело? — удивился председатель исполкома. Он не любил, когда его подчиненные без разрешения входили к нему.

Ермишкин, не скрывая радости, рассказал о полученном в обкоме предложении.

Они были в неплохих отношениях, хорошо знали друг друга на протяжении нескольких лет, и председатель искренне порадовался за коллегу. Ермишкин вышел из его кабинета с гордо поднятой головой и отправился на свое рабочее место. Радость распирала его и требовала непременного выхода. Он вызвал машину и поехал в ресторан к Татьяне.

— Знаешь, — произнес он таинственным голосом и посмотрел в глаза подруге, — меня переводят в Обком партии начальником отдела. Все правоохранительные органы республики будут у меня в руках, — он сжал небольшой кулачок, демонстрируя свое назначение. — Я думаю, что и это не последняя ступенька. Так что, поживем и посмотрим, куда выведет кривая Сергея Ивановича!

Татьяна была готова пуститься в пляс. Она чуть ли не силой затащила его в банкетный зал, где, налив по фужеру коньяка, заставила выпить за удачу. Ермишкин на редкость не хотел пить, потому что обещал жене прийти вовремя, но устоять под напором этой женщины не мог. Они выпили по полному фужеру коньяка, и он отправился в Школьный переулок, где его ждал старый знакомый Семен Карп.

Карп был известным в городе коллекционером антиквариата. Его дом неоднократно подвергался набегам воров, мошенников и других проходимцев, и поэтому представлял небольшую укрепленную крепость.

Сейчас Семен сидел дома и с нетерпением ждал Ермишкина. Он буквально на днях предложил Сергею Ивановичу купить особенно дорогие предметы. Предметы эти стоили баснословных денег, и продать их простым коллекционерам было просто невозможно.

Жена Семена уже три месяца жила в Израиле, и он сейчас принимал все меры, чтобы в ближайшее время выехать за ней. Используя связи среди работников КГБ, Семен договорился с ними о возможности выезда, правда, за это пришлось отдать чуть ли не все имеющиеся у него иконы. Ну, что делать, надо было чем-то жертвовать, и он решил пожертвовать этим.

Карп знал Ермишкина еще по институту и сейчас, наведя о нем справки, хорошо владел информацией о возможностях этого человека.

Ермишкин подъехал на служебной машине и стремительной походкой направился к дому. Семен долго возился с запорами и, наконец, открыв дверь, впустил дорогого гостя.

Ермишкин, по-хозяйски отодвинув Семена, зашел в квартиру. Семен усадил Сергея Ивановича в кожаное, потертое от времени кресло и выложил перед ним три предмета, завернутых в белые льняные полотенца. Первым предметом, который предложил Семен Ермишкину, была икона Смоленской Божьей матери. Риза иконы была изготовлена из золота и инкрустирована по углам драгоценными камнями. Из заключения эксперта, которое показал Семен, следовало, что икона является исторической ценностью и написана в середине семнадцатого века. Ее золотой оклад, изготовленный в конце восемнадцатого, весил чуть более двухсот пятидесяти граммов. Крупные изумруды темно-зеленого цвета весом более ста тридцати карат были добыты на Урале. Стоимость самой ризы составляла более двенадцати тысяч рублей.

Цена иконы отсутствовала — эксперт не смог ее оценить в рублях, а по словам Семена, она была вообще бесценна.

Ермишкин плохо разбирался в этих делах и был поражен тем, что стоимость самой иконы без оклада и ризы могла значительно превысить стоимость всех этих украшений.

Вторым предметом, который показал антиквар, был престольный золотой крест семнадцатого века. Крест был изготовлен из золота, а фигура распятого Христа — из белого золота. В углах креста сияли розовые сапфиры. Стоимость, согласно заключению московского эксперта, составляла порядка семнадцати тысяч рублей.

Осторожно взяв крест, Ермишкин принялся его разглядывать. Он впервые в жизни соприкасался с подобными вещами и не знал, как реагировать на подобную красоту. Крест ему очень понравился, и он, словно боясь уронить, положил его на белое полотенце.

Последним предметом оказался старинный перстень начала девятнадцатого века. Громадный бриллиант весом около двадцати карат был обрамлен крупными изумрудами. Семен рассказал, что перстень принадлежал фавориту Екатерины II графу Потемкину.

Завернув все предметы, Семен убрал их в сейф, и они стали торговаться об их общей стоимости. Проторговавшись около часа, сошлись на сорока четырех тысячах и поехали в сберкассу. Ермишкин снял нужную сумму. Деньги дали мелкими купюрами, и объемный портфель Ермишкина еле закрылся.