Зеркало грядущего - Савин Владислав. Страница 33

— Пантерочки мы. С друзьями ласковые и пушистые, в клубок свернулись и мурчим. А врагу — в горло, клыками.

Да и остальные тоже очень непростые люди. Кунцевич — изображает из себя недалекого головореза, но Омара Хайяма цитирует и разбирается в исламском богословии, тут скорее пресловутый "майор Вамбери" на память придет [22]. Смоленцев, аналогично — это как надо постараться, чтобы получить такой иконостас, и все награды боевые, ни одной вроде "XX лет РККА" нет. А адмирал Лазарев, это самая загадочная персона в СССР — и в Союзе Писателей были те, кто в войну военкорами работал, и многих в армии и на флоте знал, да и сам Ефремов сумел разыскать кое-кого, знакомых по давней морской биографии, штурмана каботажного плавания, до того как в палеонтологию пошел. И никто не знал Лазарева М.П. - а ведь, чтобы дойти до адмиральского чина, начать свой путь он должен был в Красном Флоте двадцатых, тот знаменитый комсомольский набор, судя по годам.

Просто собрание таинственных личностей. А не связана ли тайна (возможно, палеоконтакт?) именно с их компанией? А что если даже… Внезапно вспомнились услышанные три года назад слова командира "Моржихи" Золотарева: "Распускали слух про "подводные силы коммунистического Марса"… будто бы, марсиане по классовой солидарности нам на помощь пришли. Так скажите, Иван Антонович, разве я на марсианина похож? Или наш Адмирал, который всю войну этим кораблем командовал…" Да нет, глупости, так неизвестно до чего додуматься можно. Впрочем, сейчас все выяснится. Где тут подписать? И чем я могу быть полезен Советскому Союзу?

Сталин в усы усмехается. И Пономаренко доволен. Остальные тоже — ждали этого, но сомнение у них прежде было? А затем не Вождь говорит, а Пономаренко, как второй "председательствующий".

— Взгляните на это, Иван Антонович. Особенно на год выпуска.

Книжка, на обложке что-то космическое (Ефремов сначала подумал, американская фантастика — хотя не слишком одобрялось, но читали уже в СССР и Гамильтона и Дока Смита). Однако внизу обложки большими буквами написано "Иван Ефремов", а ниже немного помельче — название, "Туманность Андромеды". Что за… Неужели это его имя, а не однофамильца-тезки?!

Он осторожно, словно музейный экспонат, взял книгу и открыл титульный лист. Издательство "Советская Россия", 1988 год.

"Значит, все-таки машина времени. Не инопланетяне. Книга из будущего и вполне может оказаться его собственной — которую он когда-нибудь напишет."

Кое-какая подобная болтовня, в общем-то, была еще со времен войны — про связь, установленную советским правительством не то с марсианами, не то с потомками из тридцатого века. Но как положено настоящему ученому (хотя он был биологом, а не физиком), Ефремов в возможность путешествий во времени не верил — ведь вся мировая наука, что советская, что заграничная, однозначно считала машины времени совершенно ненаучным вопросом, относящимся лишь к области фантастики. Но вот она книга, перед ним! Хотя… насчет тридцатого века, похоже, преувеличение — год-то 1988 всего-навсего, а едва ли в прошлое повезли бы археологическую находку или музейную редкость, да и не выглядит книга очень старой. Нет, не новая, но никак на древность не тянет, сколько лет она должна храниться, что выглядеть вот так? Ну, от десяти до сорока, наверное, при хорошем обращении. Значит, доставить ее могли из конца двадцатого — начала двадцать первого века…

— У Советской страны есть ученые-палеонтологи — произнес Сталин — но писатель Ефремов, которого после назовут самым великим советским писателем-фантастом, у нас один. Только не возгордитесь, Иван Антонович, вам этот путь еще пройти предстоит. И задача у вас будет архиважная для дела коммунизма. Что бы там отдельные личности в Союзе Писателей про жанр фантастики ни говорили.

— Если это не секрет, то с каким именно временем установлена связь, с каким годом? — уточнил Ефремов. — можете не говорить, если это мне знать пока не положено, однако я уже по осмотру книги рискну предположить, что потомки отделены от нас одним-двумя поколениями.

Сталин негромко рассмеялся, остальные тоже заулыбались.

— Да вы прямо Шерлок Холмс, Иван Антонович — заметил Пономаренко — хотя действительно, уже по внешнему виду человек, часто работающий с книгами, может многое понять. Это и нам стоит учесть в дальнейшем. Давайте так: точно на ваш вопрос я пока действительно не стану отвечать, но скажу, что насчет одного-двух поколений вы не ошиблись.

— Тогда… Еще только один вопрос. Может быть, я недостаточно оптимистичен, но думаю, этого времени еще недостаточно для построения всемирного коммунизма. Следовательно, к нам явились представители более научно-технически развитого социализма, чем наш, из Советского Союза конца века или начала следующего. Я прав?

— А вот на этот раз, Иван Антонович, к сожалению, не угадали — сказал Пономаренко — а что есть коммунизм и социализм? Его материально-техническая база, и в какой-то мере, даже производственные отношения, с госкапитализмом совпадают, на что еще Ленин внимание обратил. Но должных выводов не сделал — и в итоге, там в будущем чрезмерно увлеклись созданием этой материальной базы, фундамента, в ущерб остальному. Я не имею в виду, что не надо было строить — но нельзя было считать, что "сначала материал, а прочее после". Вот и построили… что хотели! Потому мы, желая исправить пока еще не совершенные ошибки, уделяем должное внимание духовному началу. Вот скажите, чем на ваш взгляд госкапитализм отличается от социализма? Если частной собственности как таковой, и там и там нет — развитой госкапитализм это Железная Пята, что Джек Лондон описал. Когда наверху кучка олигархов, или тех кто решает, распоряжается, то есть по факту владеет — а все прочие работают за зарплату. Да, и еще допущение — что и при Железной Пяте рынка нет, раз там все как одна монополия, то хозяева сами решают, что куда везти и где производить. Так где же отличие?

— Очевидно, в отношении к людям — ответил Ефремов — если для хозяев Железной Пяты, как для любых капиталистов, идеальный рабочий, это чапековский робот, которого после смены выключают и до утра ставят в шкаф, то социализм заинтересован в развитии всех живущих, не только в обеспечении их материальных потребностей, но и духовном воспитании, и поощрении талантов. Ну зачем капиталисту думать, а тем более вкладываться в совершенствование личности своих работников, конечно сверх сугубо необходимого профессионального образования — да и то, большой соблазн и тут уже готовое брать, а не учить. Но как это увязать с производственными отношениями?

— А вот в этом и будет ваша задача, Иван Антонович — сказал Пономаренко — каждая Идея (и революция, и эпоха) нуждается в своей Главной Книге. И вовсе не обязательно, чтобы это был "Капитал" или подобный ему научный трактат — поскольку назначение Книги, это предельно быстро и доходчиво вбросить Идею в массы (где эта идея, как заметил Ильич, становится материальной силой) то чтобы массам было понятнее, сюжет и художественным может быть. Как например северные американцы для эпохи своей Гражданской всерьез считали таковой "Хижину дяди Тома" — а вот у их оппонентов-южан такой Книги не появилось, "Унесенные ветром" могла бы стать, появись на семьдесят лет раньше. А у нас, "Как закалялась сталь" и "Молодая Гвардия", чем не Книги для своей эпохи? Однако время идет, те исторические задачи мы уже решили, другие уже на повестке дня. Наше поколение, кто вытянуло революцию и Гражданскую, свое отыграет, и будем мы довольны, что жизнь прожили не зря, эстафету детям и внукам передав — за окном года шестидесятые-семидесятые, великий Советский Союз, мировая сверхдержава, всюду знамена красные, и правильные слова, и праздник 7 ноября. С чистой совестью помрем, в полной уверенности, что дело Ленина живет и побеждает — не будет нашей вины в том, что после случится, да и увидеть это мы не успеем.