Князь Барбашев (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович. Страница 121

Снаружи к привычному скрипу набора и снастей вдруг добавился новый шум. Глухо донеслись слова команды. По палубе затопали тяжёлые башмаки и краер, вздрогнув, стал валиться на борт.

Вот уже пятый день оба корабля крейсировали недалеко от острова Осмуссаар, вознёсшемуся из воды в самом устье Финского залива. Здесь они по договорённости поджидали возвращение торгового каравана из Любека. Но тот почему-то запаздывал.

К самому острову старались не приближаться. Морское дно вокруг него, особенно севернее, скалистое и спускается в глубину обрывистыми террасами. Якоря держит плохо, а на мель выскочить раз плюнуть. Недаром люди рассказывают, что островитяне не держат собак и петухов, чтобы те своим лаем и кукареканьем не подавали знак проходящим судам, потому как корабль, наскочивший в тумане на камни острова, становился их законной добычей.

Сам остров был не высок и не велик. Поверхность имел ровную, чуть наклонённую в сторону побережья. Поэтому в ясную погоду при хорошей видимости остров почти весь просматривается даже с недалёкого материка. Что уж говорить о мимо проходящих судах.

Спустя какое-то время в дверь капитанской каюты громко постучали. Спящий князь вздрогнул и заворочался. Стук повторился. Андрей с трудом разлепил глаза и бессмысленно огляделся, словно соображая, где это он. Новый требовательный стук заставил его вздрогнуть и, наконец, проснуться. Чёрт, сколько же он поспал? Судя по состоянию, совсем немного. Видимо там что-то случилось, раз его всё же будят. На своём корабле он быстро установил привычный ему по службе обычай не беспокоить командира по пустякам. Иначе, зачем нужны вахтенные офицеры?

Хриплым "да", он разрешил будящему распахнуть хлипкую дверцу и вырасти на пороге. Ну, кто бы сомневался, что мужики пошлют с вестью зуйка. Жизнерадостная физиономия Тимки вызвала у Андрея непроизвольную улыбку.

- Княже, на горизонте паруса. Вахтенный начальник повернул им навстречу. Ты просил будить, когда наш конвой покажется. Вот, значить, наши и идут.

Андрей вспомнил, что действительно, давал такое распоряжение и поморщился. Что ж, сам виноват. Кивнув, он отпустил зуйка и, свесив ноги с койки, принялся нашаривать скинутые сапоги.

Когда он появился на палубе, краер уже довольно близко подошёл к каравану, видом которого Андрей невольно залюбовался. Тяжелогружённые лодьи шли, переваливаясь с волны на волну, разбивая гребни своими крепкими носами. Попутный свежий ветерок надувал льняные паруса, белоснежные в солнечных лучах. Князь быстро пересчитал их: возвращались все. Что ж, наконец-то их нудное крейсерство туда-сюда окончено. Теперь оставалось лишь сопроводить караван до устья Наровы, и можно было идти по своим делам.

Постояв на палубе ещё немного и дав ценные указания вахтенному, Андрей спустился обратно в каюту, досыпать, велев будить лишь ввиду неприятеля.

Однако обратный путь до Норовского прошёл без помех. У Ревеля, правда, было сунулись парочка на ботах, но тут же скрылись обратно, сообразив, что тут им явно ничего не светит. А когда впереди открылись знакомые берега, краер и когг, отсалютовав флагами, развернулись в обратную сторону и вскоре скрылись в туманной дали. Теперь настал их черёд поработать "купцами". Путь им лежал в Любек, ибо где ещё продавать янтарные заготовки. Не в Гданьск же заявляться. А в Кёнигсберге хорошей цены за сырьё не дадут, его там и своего хватает.

На этот раз стоянка в Любеке затянулась. И тому было много причин.

Во-первых, нужно было выгодно распродать захваченное. Самим сбытом занимался прихваченный как раз для этого с бусы приказчик. И дело своё он знал туго: торговался долго и вдумчиво. Цену не гнул, но и сильно не занижал. Мало ли, что товар ворованный, а ты пойди - докажи: бумаги то выправлены чин чином. Да и во времени приказчика не ограничивали.

Во-вторых, у Андрея были свои дела в столице Ганзы. Для начала он посетил мастера, у которого забрал заказанные ранее линзы. Не стеклянные, нет, а выточенные из горного хрусталя. Дорого? Да. Те же линзы из стекла стоили бы дешевле. Но жаба была безжалостно загнана вглубь, потому как линзы эти предназначались для нужного дела. Ведь Андрей, наконец-то, озаботился созданием оптического прибора. А то сколько можно всё на глаза полагаться.

Как известно, если две двояковыпуклые линзы вставить в трубку на определённом расстоянии друг от друга - получится подзорная труба. Правда, следует помнить, что изображение в ней будет перевёрнуто с ног на голову. Для того, чтобы изображение было прямое, окуляр нужно сделать составным - из двух-трёх линз. Технологически это заметно сложнее, но даже для средневековья это не являлось невозможным.

Однако мудрить Андрей не стал. Он просто прибёг к хитрости ещё не родившегося Галлилея. Тот в своём телескопе использовал выпуклую фронтальную линзу и вогнутую в окуляре. А по такой схеме изображение не переворачивается.

В-третьих, предстояло теперь эту самую трубу собрать. И если кто думает, что это плёвое дело, то он зря так думает. Конечно, сидя в своё время на разных исторических и алтьисторических сайтах, теорию создания примитивной подзорной трубы он более-менее узнал. Но от теории до практики шаги бывают разные. Всё, даже оптимальную длину между линзами, приходилось нащупывать всё тем же "великим" методом "научного тыка" и множественных экспериментов. Однако, изрядно намучившись, и чуть не растеряв драгоценные линзы, Андрей всё же получил на выходе свой первый удобоваримый экземпляр. И пусть корпус его был сделан из бумаги, покрытой густым слоем лака, и он не складывался, как в фильмах, но зато дальность обзора увеличилась в разы! Что давало в его руки дополнительные возможности.

После успешного испытания князь поспешил заказать у шлифовальщика новые линзы с расчётом ещё на три трубы. Но горный хрусталь - это долго и дорого. Пора было торопить Брунса. Конечно, надеяться, что у него сразу получится оптическое стекло, по меньшей мере, наивно, но начинать с чего-то надо. Пусть запустит производство, а там и свинцовое стекло "придумаем" (хотя нет, именно придумаем, так как пропорций он не знал, помнил только, что варят его с поташем).

В-четвёртых, кроме всего прочего надо было пробежаться по книжным лавкам и среди всего того мусора, что лежало на деревянных прилавках отобрать нужное. Долгий забег и длинные разговоры с книготорговцами значительно облегчили его карман, зато сделали владельцем поистине бесценных изданий. Всё же недаром Любек был морской столицей! Одно "Руководство об изготовлении и использовании астролябии" Штёфлера чего стоило. А его же астрономические таблицы и "Эфемериды" Региомонтана продлённые неизвестным автором с 1506 года по 1530? Ну а несколько чисто художественных книг, прихваченных для кучи, можно и не считать. В общем, две кипы перевязанных верёвкой книг и несколько бумажных рулонов были принесены на корабль и сложены в капитанской каюте.

Ну и в-пятых, нельзя забывать про новых знакомцев. Быть в Любеке и не посетить такого человека как Мюлих по меньшей мере было бы не вежливо.

А потому ещё в первые дни Тимка-зуёк был отправлен с запиской по известному адресу и принёс ответное послание, в котором богатый патриций приглашал русского торговца в гости. Чем Андрей и не преминул воспользоваться.

Матиас Мюлих встретил его в своём кабинете. Несмотря на напускную весёлость, было видно, что купец явно чем-то озабочен. Угостив гостя знаменитым марципаном и перекинувшись парой слов о пустяках, он вскоре перешёл к делам насущным.

- Вы как всегда удачливы, герр Барбашин. О вашем янтаре уже судачит весь городской цех его обработчиков.

- Разве я что-то нарушил?

- Ну, если только ценовую политику, - усмехнулся купец. - Но и то, на чуть-чуть.

- Значит, ничего страшного. А вот вас что-то явно гнетёт.

- Проблемы торговли, знаете ли. Горожане так не любят, когда у них отбирают их хлеб, что готовы пойти на любые крайности. Но ведь и мне надо торговать не только их товаром.