Князь Барбашев (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович. Страница 30

Глава 7

Подоив коровёнку, которую пригнали с пастбища малыши, Млада подхватила разом потяжелевшую, почти до краёв полную парным молоком бадейку и, охнув от стрельнувшей боли в боку, вышла во двор. Да, годы брали своё. Сколь прожито и не считала. Помнила, как, сидя в отчем доме, мечтала иметь свой дом, двор и мужа любящего да работящего. Как сжалось сердечко, когда пришли сваты, сватать её за какого-то Проньку из новопришлых, что осели в починке, срубленном по указу тиуна в стороне от деревни. Как дичилась поначалу, а потом свыклась с тем, что теперь она мужняя жена. Да и Пронька оказался таким, каким и мечталось: любящим и работящим. Семерых детей родила, а потом разом оборвалось налаженное бытие свистом татарских сабель. Мужа, кинувшегося с вилами на налётчиков, зарубили почитай на её глазах, да всё же не зряшной стала та смерть. Схватив младшую за руку и подталкивая срединного сынка в спину, утекла тогда Млада в дремучий лес. Схоронилась. А вот иных детей схоронить не удалось. Так и потеряла их, ушедших с полоном в татарщину. Жадные налётчики неплохо походили по козельским землям, разоряя встречные деревеньки.

Починок, поняв что одна поднять его просто не сможет, пришлось оставить и вернуться в родную деревню, которую так же не обошла беда стороной. Отчий дом встретил её обвалившимися подпаленными стенами. Из близкой родни никого, почитай, и не осталось, окромя нежданно возвернувшегося через некоторое время мизинного брата Нездина. Он то и рассказал, что смог утечь, когда на охраняющих их татар напали подоспевшие княжеские ратники. Вот только никого из родных с ним тогда уже не было, их увел какой-то мурза, что решил уходить один, а не со всем войском.

Так и стали жить в разом поредевшей деревеньке, к зиме отстроив два дома на три семьи. Дома срубили без изысков, с земляным полом да навесами вдоль стен вместо сплошного потолка. Княжеский управитель не бросил, конечно, данников господина на произвол, ссудив разорённым крестьянам всё необходимое для ведения хозяйства, вот только не безвозмездное то было соучастие, ох не безвозмездное. А на следующий год ухнула жара, спалившая посевы, еле-еле тогда до весны дотянули, но зерно на посев вновь пришлось у Терентия взаймы брать. И вроде только-только на ноги встали, как обрушился на них очередной недород. Еле еле концы с концами свели, но, хвала господу, никто не умер за зиму, дожили до первой зелени. Теперь-то до урожая точно дотянут, вот только недоимок за ними ныне столько числиться, что как бы не пришлось в холопы запродаваться.

Тряхнув головой, Млада занесла надоенное молоко в избу и вновь вышла во двор, звать сынка.

Яким за прошедшие пять лет вырос и раздался в плечах, став похожим на погибшего отца. Пятнадцать годков стукнуло, почитай мужик уже. Скоро о женитьбе думать надо будет, к двадцати то годкам большинство деревенских парней уже своими семьями живут, хозяйствуют. А Яким-то и без того уже старший в роду получается. Она, конечно, мать, но хозяином то он был. Потому как мужик!

В первые годы ходил он в помощь дядьке Нездину. Рвал жилы, взоруя пашню, да на покосе косой горбушей траву для коровы-кормилицы накашивая. Потом помогал деревья для новой избы валить, а на следующее лето и того более, помогал избу рубить, так как вздумал Нездин ожениться по осени. И то верно, негоже мужику одному хозяйство вести. Потому-то, после уборки урожая и въехала молодая семья в новую избу, разом на треть увеличив число жилых дворов.

А уж избу-то ему срубили на загляденье: с большим окном на улицу, для лучшего света, да с полом из плах сложенным. Только печь по-старому, по-чёрному сложили.

Ныне Яким, уже сам ставший дядькой, стучал топором, сидя верхом на углу новорубленой клети и Млада, глядя на работающего сына из-под приставленной к глазам ладони, молча любовалась им, понимая, что справным хозяином вырос малец, весь в отца покойного.

Неожиданно Яким прекратил работу и, вскинув руку к глазам, внимательно всмотрелся вдаль. Сердце Млады захолонуло: неужто вновь беда подкралась? Однако Яким хоть и напрягся, а паники не выдавал, знать то не татар увидал. Оно, конечно, деревенька их всего-то в шести верстах от града Козельска стоит, да по дороге к ним редко кто захаживает. Дорога эта, накатанная "ве́рхом", через близкие Дежовки всего-то и соединяла их деревушку с городом. Полями, конечно, эта дорога подводила к тракту на Карачёв, но обычно мимо проезжающие по реке сплавлялись - уж больно река дорога удобная. Для того в былые времена у берега перед бродом бревенчатый вымол срублен был, да ныне от него одни подгнившие бревна остались.

- Едить кто-то, - молвил сын, засовывая топор за пояс. Оно и понятно, какая теперь работа: вечор на дворе да гости незваные.

- Кликни Василису, пущай к дядьке Нездину бяжит. Трое комонных на подъезде да оборуженые, токмо один из них управитель вроде.

- Ох, не к добру такой неурочный приезд, - перекрестившись, Млада быстро отправила дочку в дом брата, предупредить о приезжих. Сама же бросилась в избу, наводить порядок. Зайдут, не зайдут гости в дом, а она, чай честная вдова не неряха какая, чтоб краснеть за беспорядок опосля.

Сын уже спустился на землю, убрал топор с другим инструментом в клеть подале и спокойно пошёл к воротам.

Всадники въехали в деревушку как раз к тому моменту, как предупреждённый племянницей Нездин выскочил на единственную улочку меж трех домов, в которую аккуратно и незаметно для глаза превращалась узкая, проросшая посередине травой дорога.

Впереди и вправду ехал Терентий, княжий человек. А вот за ним, верхом на неплохих лошадках, трусили двое незнакомцев. Тот, что сзади замыкал небольшую кавалькаду, был высоким (что было видно даже при сидении в седле), широкоплечим парнем с густой шевелюрой каштановых волос, выбивающихся из-под шапки-колпака с опушкой из светлого меха, и проницательными голубыми глазами, одетый в добротную одёжу, шитую из крашенного льна.

Второй же и вовсе был вряд ли сильно старше Якима. Паренёк лет пятнадцати с умными светло-серыми глазами, овальным лицом с детской еще припухлостью щек и прямым, некрупным носом. Чуть пухловатые, красиво очерченные губы стремились, как казалось, растянуться в улыбку, но их хозяин сдерживал себя, желая казаться серьёзным.

Одет он был в темно-синий кафтан длиной до колен, с воротом-козырем, с широкими петлицами на всю грудь, плетёными из белого шнура с небольшими кистями по концам, с белой оторочкой по краю борта и подола. Обшлаги рукавов, длиной почти до локтя, были обшиты белой же тканью с золотой бахромой по верху. Перепоясан он был белым с золотым шитьем кушаком. Штаны того же цвета были заправлены в сапоги из белой кожи с голубыми голенищами, расшитые узором.

Шапки на нём не было, а что бы его густые, светло-русые волосы не трепались, не лезли в глаза и не мешали хозяину, стянуты они были узорчатым очельем, выдержанном в тех-же бело-тёмных тонах. Причем знающий человек узрел бы в переплетении узора старинные символы огня, ратиборца и Светогора, с языческих времён бывших оберегом витязей на Светлой Руси.

Яким, с интересом рассматривающий молодца, прослушал начало речи княжьего управителя, но главного не пропустил. Оказалось, что их деревенька со всеми полями, покосами и строениями отданы ноне в вотчину князю Барбашину, а также все людишки, деревню оную населяющие со всеми их недоимками и прочим.

Яким лишь вздохнул: мать оказалась права, приезд Терентия добрых вестей не принёс. Особенно насторожили его слова, вписанные в грамотку: " и вы бы крестьяне к князю Андрею приходили, слушали его и его приказчика во всем, пашню его пахали, где себе учинит, и доход ему платили". Ибо было это не по старине, дедами и прадедами установленной. В старых-то грамотах иначе писывали: "и вы б к нему приходили и слушали его во всем и доход бы есте денежный и хлебный давали по старине, как есте давали доход наперед сего прежним владетелям". Ведь именно старина давала установленную долю выхода, сверх которой никто требовать не смел, а коли такое случалось, то шел крестьянин жаловаться власти, и власть вставала на его сторону. А теперь что будет? В княжном-то селе жить они за эти годы приноровились, чай Терентий понимающий был волоститель, а вот каково-то будет под новым хозяином одному богу известно. А ведь ещё и избу господскую ставить придётся - не будет же хозяин с крестьянами ютиться. А леса сухого никто ноне не заготавливал. Прокл - третий житель Берегичей - уж на что сыновья вымахали, да отселять их пока не думал, а остальным и подавно не до строительства было.