Дискета мертвого генерала - Горшков Валерий Сергеевич. Страница 14

Рамона ненадолго замолчала, еще раз пристально посмотрела мне в глаза и, не найдя там никакой злобы, крепко прижалась к моей груди и продолжила:

– Тогда я стала кричать на него, затем просить, чтобы он не рвал наши с тобой фотографии, а потом он меня ударил в лицо и сказал, что лично отрежет тебе ухо, когда встретит.

– Чего?!!

– Успокойся, – Рамона погладила меня по голове. – В тот вечер я выгнала его из дома и сказала, что больше никогда его не пущу. Через неделю он позвонил, сказал, что приедет забрать вещи и что больше ему ничего не надо. Он все оставил мне. А спустя месяц я получила повестку на развод. Вот и все.

– Давно это было?

– Полгода назад.

– Чем ты сейчас занимаешься? Работаешь?

– Смотря что ты называешь работой, – Рамона хитро прищурилась.

– Ладно, это твое дело, – я откинулся на мягкую спинку дивана и не спеша стал пить кофе. Некоторое время мы сидели молча, а потом Рамона не выдержала.

– Так тебе интересно, чем я занимаюсь, или нет? – по-моему, обиженно спросила Рамона, оттолкнув меня от себя. Вот так всегда, то прижимаемся, то отталкиваем друг друга! И все – руководствуясь не разумом, а секундным порывом эмоций. Глупо.

– Конечно, интересно! – Я снова прижал ее к себе, на этот раз гораздо сильнее.

– Я пишу книги, – моя красавица произнесла это тихо, как бы извиняясь, и посмотрела мне не то что в глаза – в самую душу. Я даже ощутил теплоту проникших в мое сердце импульсов.

– О чем?

– Угадай!

– Откуда мне знать?.. – Я пожал плечами, взял со столика чашку с остывшим кофе и выпил. – Детективы, наверное. Сейчас все новые писатели детективы пишут.

– У меня есть перевод на русский, и, пока ты не прочитаешь, я тебя не отпущу, – и моя королева ласково провела мне ладошкой по щеке. А я, как всегда, уже который день забываю побриться.

– А сколько у тебя книг? – Неожиданно у меня в голове промелькнула интересная мысль.

«Сейчас скажет: пока только одна, но впереди еще двадцать…»

– Пока одна, – уголки губ Рамоны чуть заметно натянулись. – Но, надеюсь, что не последняя. По крайней мере, я очень хочу в это верить.

– Скажи, ты действительно хотела меня видеть, когда посылала открытку?

– Да, хотела. И очень хорошо, что ты все правильно понял.

Рамона была действительна довольна. Это без труда читалось на ее загорелом и милом личике. Я же стал хмурым и старался не смотреть ей в глаза. Но потом все-таки не выдержал и рассказал почти все, что случилось со мной в последние два дня, нарочно опуская подробности, важные лично для меня и совершенно бесполезные для восприятия Рамоной сложившейся ситуации.

– Значит, если бы не все это, ты даже не подумал ко мне приехать? – обиженно, как ребенок, прощебетала она. В данной ситуации ее больше всего волновала не моя, подвешенная в воздухе судьба, а мое личное к ней отношение. Впрочем, так часто бывает у женщин. Ведь в их жизни эмоциям, как правило, отдается первое место, в отличие от мужчин, в большинстве случаев действующих чисто практическими и логическими методами. Но разве можно винить женщину за то, что она женщина? Конечно, нет. И я, как мог, попытался сгладить появившееся после моего правдивого рассказа напряжение.

– Ты не права, солнышко, я действительно обрадовался, когда нашел в почтовом ящике неожиданную весточку от тебя. Но так случилось, что событие это совпало с навалившимися на меня неприятностями, и пришлось воспользоваться твоим «закамуфлированным» приглашением для собственной безопасности. Ну, посуди сама – разве плохо, если можно одновременно решить две проблемы?

– Наверно, нет… – Рамона пожала плечами, встала с дивана и подошла к окну, за которым пышной зеленой голограммой раскинулся аккуратный и ухоженный садик. – Хочешь еще кофе? Или чего-нибудь выпить? Должны же мы, в конце концов, отметить нашу встречу! – Она направилась к встроенному в стену мини-бару и достала оттуда бутылку замечательного сухого вина «Рислинг».

Вопреки своим правилам не злоупотреблять алкоголем в тот вечер я капитально набрался, медленно, но фундаментально осушая запасы спиртного из бара Рамоны. Наверное, нервное напряжение последних двух дней очень нуждалось в разбавлении крепкими, и не очень, напитками. Моя единственная любовь не слишком охотно поддерживала меня, делая глоток вина там, где я успевал пропустить внутрь три рюмки коньяка. Мы говорили обо всем, нарочно не останавливая внимание на личных отношениях, так как любой, пусть даже самый маленький, шаг навстречу друг другу гораздо более весом, чем долгие разговоры на эту тему. Его мы уже сделали и испытывали оттого легко объяснимое чувство эйфории. Поэтому основной темой нашего разговора стала, и этого следовало ожидать, моя недавняя «эпопея» с дискетой. Не знаю, зачем я тогда решился рассказать Рамоне всю правду, но мне действительно стало легче. Я вляпался в столь грандиозную передрягу, что скорее всего где-то внутри хотел получить совет – что же мне делать дальше?

– Ты можешь показать мне ее? – тихо и с надеждой спросила Рамона, прикоснувшись ко мне мягкой ладонью.

– Дискета в сумке, в портсигаре, – небрежно отмахнулся я, наливая в рюмку очередную порцию коньяка. – Только ты не сможешь ее просмотреть.

– Почему не смогу? – Брови Рамоны удивленно взметнулись вверх. – У меня наверху, в кабинете, есть компьютер. Ведь не думаешь же ты, что я работаю на обычной печатной машинке?

– Ты меня не поняла. Дискета закрыта в несгораемом контейнере, который к тому же очень устойчив против деформации. А как его открыть – было известно только мертвому генералу Крамскому и «психу» Славгородскому из «Золотого ручья». И еще неизвестно – может, контейнер, при попытке его открыть неестественным способом, рванет так, что ни от тебя, ни от меня, ни даже от твоего чудесного дома не останется и горстки пепла! У меня дома тоже есть компьютер, и неужели ты думаешь, что я не попробовал бы, если это было возможно, просмотреть дискету сам? Но даже не в этом суть. Информация на сто процентов закодирована, и, чтобы ее раскодировать, нужно быть как минимум одним из тех умельцев, что при помощи домашнего компьютера умудряются взламывать системы защиты крупных банков и переводить на свои счета миллионы долларов. Ты можешь такое провернуть?

Рамона отрицательно покачала головой.

– Вот и я нет. Так к чему тогда все разговоры, не знаю, – я залпом осушил очередную рюмку и вновь потянулся за бутылкой, не обращая внимание на, мягко говоря, не одобряющий взгляд Рамоны.

– Но я все равно хочу взглянуть на дискету, – спокойно произнесла она и вышла из комнаты в прихожую, где я оставил свои вещи. Вернулась уже не одна – все время сонно лежащий около входных дверей «мраморный» дог по кличке Гарик весело, как щенок, прыгал возле ног Рамоны. Вот только собаки мне еще и не хватало!

– Гарик, лежать! – скомандовала хозяйка, и пес послушно опустился на ворсистый комнатный ковер. Уж всяко лучше, чем на подстилочке перед дверями. Хитрый, ничего не скажешь.

– Он так и спит где захочет? – поинтересовался я, ощутив на себе гипнотический взгляд собаки, с одной стороны, убедительно изображающей из себя сонное царство, а с другой – внимательно, сквозь чуть приоткрытые веки наблюдающей за каждым моим движением.

– А что, ты боишься? – рассмеялась Рамона и с видом заботливой мамочки погладила меня по голове. – Не бойся, на кровать я его не пускаю. И вообще – в спальню…

«Что, простите? Я ослышался, или как? Мне уже открыто намекают, что в первую же ночь я удостоюсь чести почивать на хозяйском ложе?»

– Ну, тогда совсем другое дело! – Я сильно прижал к себе Рамону и впервые после разлуки прикоснулся губами к ее гладкой и мягкой коже на шее. От женщины пахло дорогими французскими духами и кремом для загара. Так как Рамона не сопротивлялась моим объятиям, то я уже собрался незаметно добраться до ее уха, а потом – до губ, но мерзкий пес опять все испортил. Он вдруг зарычал, вскочил и стал оглушительно лаять, шаг за шагом приближаясь к дерзко посягнувшему на хозяйку чужаку, то есть ко мне. Но стоило Рамоне спокойно бросить: «Гарик, на место», – как здоровенная псина тут же поджала хвост, еще раз недовольно оглядела сидящего на диване гостя и трусцой убежала в прихожую. Хорошо, что хоть слушается, а то вообще была бы «труба».