Сладкая месть (СИ) - Дана Стар. Страница 36

Когда язык Давида ворвался в мой рот, пощекотав небо и кончик моего языка, внутренняя злость сменилась сумасшедшей эйфорией.

Раз за разом он впихивал в меня пищу, из своего рта в мой рот!

Впихивал… и целовал.

Сначала грубо и резко. Но потом… Эти животные ласки переросли в нечто большее, стоило ему только прикоснуться к моей груди, зарыться кончиками пальцев в волосы, услышать мой непроизвольный стон и почувствовать вкус желанного поцелуя.

Кажется, на какой-то волшебный миг мы оба забылись.

Оба растворились в забвении. Я, как больная идиотка, начала охотно отвечать на поцелуи этого ненормального оборотня, словно кто-то невидимый взял под контроль мое тело.

Давид тоже немного расслабился. Наши языки то сплетались между собой, то толкались… Мы то кусали друг друга, то нежно облизывали.

С ума сойти!

Что произошло?

Куда вдруг делась сумасшедшая ярость?

С каждым новым сильным «толчком» еды внутрь моего горла, мужчина становился более ласковым. А когда в тарелке не осталось и крошинки, я вдруг расстроилась.

Вот идиотка…

Даже не заметила, что съела абсолютно всё. До последней крошки.

А ещё, я не заметила, как руки Давида накрыли мои бёдра и, заскользив по влажной, от этих сумасшедших пыток коже, направились в сторону промежности.

Из груди вырвался сдавленный вопль, ноги невольно раскрылись навстречу изумительным ощущениям, голова откинулась на подушки, а поясница прогнулась в изящном изгибе, когда я почувствовала властные прикосновения к клитору.

— Презираю тебя… Лживая ведьма! — резкий толчок пальцем вглубь горячего, мокрого лона. — Но хочуууу!

Связанная, лишенная любой возможности к сопротивлению, я полностью подчинилась власти Давида. Особенно, когда он начал таранить меня пальцами. Сначала одним. Потом сразу двумя.

Одной рукой — врезался вглубь лона, а второй — исступленно натирал клитор и мокрые, от запредельного возбуждения, складки, пока я не услышала характерные хлюпающие звуки.

— Какая же ты грязная и мокрая! — наращивал темп, с такой алчностью, с такой дикостью, что я готова была кончить за долю секунды. — Сучка!!!

Господи!

Взрыв! Горячий, острый, такой внезапный, что я не смогла сдержать крик!

Хоть и кусала язык, губы кусала, чтобы не порадовать изверга своим поражением.

Но тщетно.

Он только что изнасиловал меня пальцами.

А мне это, к слову, понравилось.

Я как будто вернулась в то самое время… когда мы были счастливы.

И любили… Когда мы были единым целым.

— Что, Крош-ка! Нравится? А?? Тоже так дико кончала, когда узнала, что я сдох? Когда трахалась со своим ёб*нным мужем, когда меня в тюряге забивали ногами и гасили шокерами, как какое-то безмозглое животное?!

— Нет. Не кончала! Никогда на кончала! — и плюнула в лицо, глядя глаза в глаза, в чёрные страшные зрачки, в которых плясала сама смерть.

Давид лишь расхохотался, а моё ничтожное сопротивление его просто забавляло.

Он продолжал насаживать меня на себя с резкими, хлюпающими звуками. И смотрел исподлобья, не моргая, будто резал изнутри.

Я дрожала и одичало сжимала его пальцы внутри промежности, он скалился и толкался в пульсирующие глубины до самых фаланг. А затем вдруг… ловко клацнул застежкой ремня, забросил мои ноги к себе на плечи и быстро толкнулся в обмякшую мякоть лона твёрдым, эрегированным членом.

— Бл*ять!

Возбуждение тут же потухло, когда я почувствовала сильные, резкие толчки, когда Давид, пружинистыми и скоростными рывками, начал вдалбливаться в меня на всю свою огромную длину.

— Дьявол! — выругался.

— Не надо! — задыхаясь взмолилась, когда он вдруг вышел и, освободив руки от пут, перевернул меня на бок, сунув под живот подушку.

— Молчи! — с угрозой, недовольно.

Задергалась под этим тяжелым, горячим телом, но в ответ, Давид ещё сильнее придавил меня к кровати и быстро вошёл.

Ах!

Мысленно закричала, получив острый шлепок, сначала по рукам, а после — по бедру, в наказание за попытку сопротивляться.

Впившись ногтями в упругие ягодицы, насладившись до победного и самого сильного толчка, он кончил, издав сиплый, утробный рык, откинув голову назад навалившись всей своей мощной массой на моё, такое маленькое, такое хрупкое тело.

Получив мощный оргазм, Давид черство толкнул меня в спину, вскочил с кровати, рывком надел брюки и, щёлкнув застежкой ремня, спешно покинул комнату, громко шарахнув дверью.

Но, перед тем как уйти, он бросил мне в ноги небольшую коробочку, в целлофановом пакете.

— Это противозачаточные. Принимай по одной каждый день. — Холодно приказал, пока я рыдала в подушку, дёргаясь от вынужденных судорог. — Если вдруг залетишь… ребёнка отберу. Сразу же. Даже не дам увидеть её или его лицо. Так что это будет на твоей совести.

Схватился за дверную ручку, даже не взглянув в мою сторону, как будто общался с деревенской шавкой, и добавил, словно бросил топор в спину:

— У меня есть невеста. Так что с ним... будет кому нянчиться.

ГЛАВА 19.

Я не выходила из дома три недели. Лежала и рыдала в подушку. До тех пор, пока не сошла с ума. Давид мерещился мне везде. В моей комнате. Во сне. На улице, во дворе, когда я вечером выглядывала в окно, чтобы подышать свежим воздухом.

Я даже слышала рокочущий рев двигателя “Харлея” и, охваченная больной паникой падала с кровати, неслась к окну, с надеждой увидеть чудо… Но чудеса бывают лишь в наивных сказочках. Давид мертв. И я даже не знаю, где находится его могила. А треск мотоцикла, не иначе как, больная парноиа.

Иногда я открывала наши фотографии. Пролистывала в телефоне картинки, захлебываясь в слезах. Даже на рабочем столе до сих пор стояло совместное фото. Счастливые… Улыбаемся. Целуем друг друга, как голодные подростки в свой первый раз. Глаза горят от счастья, а от улыбки немеет челюсть. Взгляд ниже — и там, на груди любимого, я вижу татуировку с моим лицом.

Пока однажды, я не приняла единственное верное решение — навсегда удалить снимки. Ибо уже дошла до того, что начала болтать с вешалкой за шкафом, на которой висело моё зимнее пальто, срывая всю свою пережитую боль на куске синтепона, принимая пальто за Давида. В темноте, спрятанная за шифоньером одежда, напоминала огромный силуэт, на который я орала, бранилась матом, за то, что этот человек, на самом деле, оказался никчемной тряпкой! За то, что так просто, без боя, ушёл из жизни, поступив как трус, до смерти заглушив свое горе наркотиками.

А каково было мне?

Я ведь ребёнка потеряла. Но сначала узнала, что отец моего дитя оказался не только тварью, но ещё и наркоманом, грабившим банки, расстреливающим невинных людей из автомата. А мне нагло врал!

Может быть случившееся к лучшему?

Может Давид действительно употреблял наркотики? Еще до ареста.

Поэтому случился выкидыш?

Раньше, свои перепады настроения я списывала на беременность.

Но сейчас… Сейчас я просто погрязла в страшной депрессии.

Не знаю точно, что произошло со мной. Но я устала.

Устала от всего!

Днями и ночами копалась в себе, пока не докопалась до суровой истины.

Если я такая плохая, то Давид с его шайкой — что? Святые?

Они ведь обманывали нас с Кариной.

Заваливали тонной подарков, которые, между прочим, без стыда и совести под дулом пистолета изымали у честных граждан.

А ещё эта их байка про интернет-магазин!

Боже!

Как же мерзко!

Это я плохая? Я?? Сука, стерва, предательница??

А они… Они лжецы, головорезы и убийцы!

Почему я задумалась о такой вот весомой истине только сейчас?

Слишком была подавлена. Разбита. Обеспокоена беременностью. Всё думала о том, как же их, уродов, от дерьма очистить. Да чтобы им срок смягчили.

Вот она моя натура. Всегда и во всём, в первую очередь, виню себя.

Мать так воспитала. С детства внушила, брать вину на себя.