Зона сна - Горяйнов Олег Анатольевич. Страница 78

– Патриарх покойный, Никон, полагал, что поле Церкви и поле государя – разные. А по мне, одно это поле, и законы государственные должны руководить церковными делами. Ибо гражданская и военная служба суть самое важное в земной жизни, а Церковь обязана споспешествовать государю в этом важном…

Стас в целом согласился и заговорил о законе, волновавшем его в данный момент:

– А что ты думаешь о законе, согласно которому католичке можно выйти за православного только при условии, что дети их будут воспитываться как католики?

Елисей начал издалека:

– Святой Фома писал, что каждый человеческий закон в такой степени закон, в какой он отдалён от закона природы; если он совершенно несопоставим с законом природы, то это уже не закон, а извращение закона. А если сопоставим, то должен выполняться.

– Ну и что? – хмыкнул Стас.

– Да то, что в соответствии с законом природы в Риме растёт олива, а в России клюква. В России детей от смешанных браков положено непременно воспитывать в православии. Но то не догмат Церкви, а закон государства! И это правильно. Так же и в Риме. Но папа, хитрец премудрый, почему-то полагает, что российский закон ограничивает свободу, и требует, чтобы дети от смешанных браков и в России тоже становились католиками. По мне, если папа ищет религиозной свободы, то пусть покажет её пример в своих собственных владениях. А тебе совет: подчиняйся законам по принципу святого Фомы.

– Позволь! – удивился Стас. – Я думал, ты католик.

– Я был униатом, когда учился в польском колледже, и католиком в Риме. Сейчас возвращаюсь в православную Россию. Извини, но я опять указываю тебе тот узкий коридор между разумом и юстицией, которым ты был столь сильно недоволен. А ведь это и есть свобода. Понял?

– Понял, – ответил Стас. – Женюсь!

По приезде в Мюнхен он обнаружил письмо от местоблюстителя патриаршего престола – царь Пётр после смерти последнего патриарха не назначал новых выборов, но и не отменил пока патриаршества. В письме говорилось:

«Наша Церковь, при полном убеждении в своей истине, совершенно в то же время свободна от духа слепой исключительности, которым одержимо римское католичество… Православие и в иноверце чтит христианскую веру и христианскую мысль.

Православная Церковь не препятствует смешанным бракам между православными и католиками и не связывает совесть родителей, если они пожелают воспитать своих детей в римско-католическом законе».

…Осенью 1701 года брак Стаса и Марты освятил католический патер в храме Святого Духа в Мюнхене.

В 1705 году Мюнхен оккупировали австрийские войска императора, объявившего курфюрсту опалу. Стас, из опасения за беременную жену, оставил за хозяина дома Прошку и двинул на север, к её родителям, и уехали они, как оказалось, вовремя: добродушные трудолюбивые баварские крестьяне взяли в руки вилы и цепы и пошли молотить оккупантов. А если благородный человек не в мундире, кто из них мог бы отличить австрийца от немца? В общем, только чудом князь де Грох со своею семьёй не угодил в мясорубку знаменитого «Кровавого Рождества».

В Рыбниц-Дамгартене Марта родила сына, которого они назвали Эмануэлем, и он стал первым собственным ребёнком Стаса, при том что по внутреннему счёту Стасу было уже шестьдесят лет.

Как русский дворянин, в Германии он автоматически получил права рыцаря с разрешением именоваться по приобретаемым поместьям. Но ему этого не было надо; человек не тщеславный, он купил имение за озером Золлер-Баден только из-за увещеваний Марты, да и то не для себя. Это были три деревушки с общим названием Сады, населённые поляками; Стас оформил покупку на имя сына.

А Европа воевала за испанское наследство: высшая элита нескольких стран решала, чей отпрыск заменит на испанском троне умершего бездетного короля. Одновременно шведский король Карл гонял по всей Прибалтике Августа, саксонского курфюрста и польского короля. Преследуя его, Карл вторгся в Саксонию, задал Августу трёпку и гнал аж до его столицы, Дрездена, не позволяя русскому царю Петру помочь своему союзнику, и заставил-таки саксонца отказаться от польской короны.

Две эти большие войны могли запросто слиться в одну огромную, всеевропейскую, и Стас восхищался искусством, с которым английские и голландские дипломаты развели ситуацию.

Вскоре, опасаясь чумы, поразившей всё балтийское побережье, Стас вместе с семьёй, дождавшись попутного купеческого обоза, двинул в обратный путь. Теперь, заведя себе сына, он избегал военных стычек. Но повоевать пришлось: на пустынной дороге, где-то между Геттингеном и Касселем, на их обоз налетели разбойники. Впервые за долгие годы он вытащил шпагу и обагрил её вражеской кровью. Банду разогнали, и было бы совсем хорошо, если бы не потеря: отчаянно и безрассудно закрыв собой свою хозяйку с ребёнком, погиб лодырь и шалопут Ванька.

В сентябре 1710 года, к радости отощавшего Прошки, Стас вернулся в свою мюнхенскую резиденцию.

После Полтавской победы Стас от месяца к месяцу всё яснее понимал: проблема утверждения за Россией звания «империя» перешла в стадию реального осуществления. Высшие дипломатические должности страны получили наименование «государственный канцлер» и «вице-канцлер», как в империи. Высшему судебному органу Пётр дал имперское наименование «сенат». Во время аудиенции в Кремле английский посол Чарлз Уинтворт обращался к царю исключительно титулом Keizerlige, [75] что было, в общем, неудивительно, поскольку английская дипломатия понимала, что к чему.

Ещё когда Стас жил в Рыбниц-Дамгартене и Ростоке (он посещал там университет), выезжал в Бранденбург или Гамбург, люди, узнав, что он русский, устраивали пышные банкеты. Ох помнили тут кровожадных шведов, помнили и победам над ними русских искренне радовались!..

А во время очередного визита Стаса в Амстердам Шпынов показал ему копию перлюстрированного письма датского посла Юйля. Тот писал из Петербурга в Копенгаген: «Теперь, после Полтавской победы, как в России, так и за границей находятся люди, которые ищут понравиться царскому двору императорским титулом, побуждая в то же время царя добиваться ото всех коронованных особ Европы признания за ним этого титула. Высокомерие русских возросло до такой степени, что они стремятся переделать слово «царь» в «Keizer» или «Caesar».

– Этот Юйль целое исследование провёл, – злорадно сообщил Шпынов. – Доказывает, что вопреки нашему мнению слово «царь» соответствует по европейской титулатуре слову «rex», сиречь «король»…

Среди самых «высокомерных русских», требующих признания имперскости титула царя, Юйль назвал вице-канцлера Шафирова и царского посланника при имперском и датском дворе Урбиха.

– Была бы такая возможность, – сказал Шпынов, – я бы лично поздравил их обоих и выпил за наш успех.

Свой ответ – «Как ни жаль, а телефон ещё не изобрели» – Стас начал про себя, а вслух закончил:

– …Однако выпить мы можем, невзирая ни на что!

И они наполнили кубки, и выпили за здравие его императорского величества Петра Алексеевича и за всех императорских дипломатов.

В 1712 году в войне наступил перелом. Несмотря на постоянные предательства союзников, саксонцев и датчан, русские войска выбили шведов из Рыбниц-Дамгартена и Ростока, освободили Померанию. К Новому году военные действия перешли в Голштинию; в начале января 1713-го русская армия была у Гамбурга, а шведская продолжала отступление. Окончательным разгромом шведов под Фридрихштадтом командовал сам Пётр.

Исход Северной войны был предрешён: наступило время дипломатов. И вот, после многочисленных разъездов дипломатов между столицами, в 1717 году заключили в Амстердаме договор; Россия добилась от Франции, Дании и прочих всего, чего хотела.

Начались переговоры с Карлом, королём шведским, о мире и будущих совместных действиях против предавших Петра союзников – Англии и Дании. Однако Карл скоропостижно скончался; среди дипломатов ходили слухи, что его убили английские агенты, не сумев убить Петра…