Контакт первой степени тяжести - Горюнов Андрей. Страница 89
«Опасно, ох как же опасно... – стучало в висках у Белова. – Могли давно дать по радио ориентировку, и сейчас его напарник – пилот, оставшийся в вертолете, может в любую минуту... Этот отвлечет, а тот просто врежет очередью по ногам... И хорошо еще, если по ногам...»
– Здравствуйте! – сказал Белов вслух, подойдя к вертолету и как можно более непринужденно и доброжелательно кивнув...
«Расслабить мускулатуру лица, не напрягаться... Плечи опустить. Не держать их вешалкой для пиджака... Казаться озабоченным, рассеянным, удрученным невзгодами. Специально глаз не отводить, но и не фиксировать взглядом, не тревожить... Все так... Все нормально...»
Гаишник молча козырнул в ответ.
«Опасно, ох, черт, опасно... – мелькнуло в мозгу у гаишника. – Сейчас он мне будет впендюривать бабки... в машине вон баба осталась, напарница, может быть... Бабы, бывает, тоже отменно палят. Лучше мне встать по-правее, повернув его спиною к тачке, и заодно загородится им от бабы... Сигнал он спиной едва ли подаст – скорей или ногу отставит, или головой качнет – что-нибудь в этом роде... Внимательно следить за его динамикой. Вот он явно расслабил плечи! Для чего? Расслабленная рука быстрее двигается – это известно... Увеличить дистанцию, чтоб кулаком не достал. Вот так. И спокойно, спокойно... Пока ему в меня стрелять не с чего».
– Документики ваши прошу, – сказал он вслух.
– Пожалуйста: техпаспорт на машину, техталон. – Белов протянул гаишнику пять сотенных бумажек.
Гаишник взял их, строго рассмотрел портрет:
– Так... Это кто ж у нас? Франклин...
– Теперь права мои... – Белов прибавил еще триста. Гашник принял триста, снова рассмотрел портрет:
– Водительское удостоверение... Так-так... И там Франклин, и тут Франклин... Совпадает...
– А это – превышение скорости на трассе... – Белов добавил еще сто.
– Прекрасно. А вот мы глянем – кто превысил скорость-то у нас? Опять же он – Франклин. Ну, хорошо. – гаишник усмехнулся – по-доброму, с иронией: – Что ж вы так? Гражданин Франклин!
«Пусть думает, что я того, с большим приветом... А впрочем, – решил вдруг гаишник, – За девятьсот-то баксов в наше время можно, в конце-то концов, и смерть принять. Так лучше, чем от водки и от простуд...»
– Вы же известнейший человек, гражданин Бенджамин Франклин, – продолжил он вслух. – Вся страна вас знает, без всякого преувеличения, не сочтите за лесть. Видный мужик, степенный, солидный! На фото вот здесь вы, кстати, постарше немного, мне кажется, выглядите...
– Да, я после болезни фотографировался тут, тут и тут, – согласился Белов и подумал: «Неужели проносит, да вроде бы, – тьфу-тьфу-тьфу!»
– Да, – кивнул гаишник. – А вот на этом фото лицо у вас как бы и помоложе, но здесь лицо ваше немножечко одутловатое, больное как бы... Так вот, дорогой вы мой... Я вам сейчас выпишу квитанцию: заплатите небольшой на первый раз штрафик...
– Сколько угодно!
– Нет-нет, не мне, а в банк. И принесете квитанцию в Ярославское городское ГАИ– вот адресок его. Поняли? А документики ваши... – гаишник помахал в воздухе девятью стодолларовыми бумажками, – останутся пока у меня... Договорились, гражданин Франклин?
– Конечно, конечно! Спасибо большое, товарищ инспектор! – Белов кивнул, подумав: «Фу, пронесло... тьфу-тьфу-тьфу!»
«Фу, пронесло, кажется! – подумал инспектор. – У него неплохое лицо... тьфу-тьфу-тьфу! Подыграл мне – вот чокнутый... Свят-свят-свят!» Он улыбнулся Белову приветливо, облегченно и сказал вслух уже, совершенно добродушно, по-свойски – как мужик мужику:
– Что ж вы, основоположник, так сказать, отец-основатель... Ученый! Молнию там что-то...по проводам, не так ли?
«Что он имеет в виду? – мелькнуло в мозгу у Белова. – Опыты Франклина с атмосферным электричеством во время грозы – с воздушным змеем, проводом, лейденской банкой? Или он имеет в виду того мудака, которого Борька охерачил молнией у Буя?»
– Знаменитость! – продолжал тем временем мент. – Мировое светило! Во всем мире вас знают, любят, чтут-почитают... А вы вот гоните тут, на опаснейшем участке, как пьяный переславльский рэкетир!
– Моя бы воля – просто полетел бы! – признался Белов вслух.
– А кто же вам не дает-то? – гаишник даже оторопел от удивления. Затем он кинул взгляд через плечо, на вертолет, и улыбнулся Белову уже как родному: – Платите и летите!
– Нам далеко лететь!
– Платите больше и летите дальше, – пожал плечами гаишник.
Белов кивнул и стукнул Лене по стеклу:
– Елена, вылезай! Мы дальше полетим.
Пес доедал четвертый пакет «Чаппи»... Восемь пустых пакетов «Педигрипал» лежали рядом с грудой шпал...
Калачев нагнулся, взял пару комочков «Чашш», закусил...
– Неплохо, нет!..Совсем неплохо...
Пес, доев «Чаппи», вопросительно глянул снизу вверх на Калачева...
– Еще закусить! – Калачев сунул деньги в окошко.
– Осталась только кошачья еда: «Китти-кет».
– Кошачью – как? Попробуем? – повернулся Калачев к псу.
Пес склонил голову, как бы желая сказать: «Почему бы нет?»
– Никто не осудит! – согласился с ним Калачев и, глянув в окошко, сказал: – Сразу давай упаковку!
– Двадцать четыре банки?!
– Ну. Чтобы зря тебя не тревожить.
...Первая банка кошачьей еды исчезла единым глотком.
Пес даже издал уважительный звук, давая понять Калачеву: «Да – вещь!»
В небе над ними прогрохотал гаишный вертолет...
– На север понесся. Эх, нет тут прапорщика Капустина! – провожая вертолет взглядом, вздохнул Калачев. – А то бы он сказал: вот в нем летит, я думаю, Белов... Сказал бы непременно! Охо-хох...
Он вскрыл вторую банку из упаковки, вывалил ее содержимое перед псом и, потрепав его по спине, изрек наставительно, словно внушая урок:
– Желудок котенка – чуть меньше наперстка... Желудок собаки – чуть больше ведра...
Он отхлебнул из бутылки и закусил, проведя пальцам по стенке пустой банки:
– Нормально. Жрать можно.
Пес ел кошачью еду, заглатывая со свистом, словно боялся, что Калачев сейчас отнимет...
– Мы еще будем в форме... – сказал Калачев псу, выбирая очередной репей из его хвоста. – Нам только отожраться бы и отдохнуть... Они еще посмотрят, в какой мы будем форме! – он отхлебнул. – Как мы с тобою будем выглядеть... На нашу шерсть с тобой они посмотрят... Увидят, погоди!
– Так как летим? – летчик обернулся к Белову.
– Летим все прямо, вдоль железки. На север жмешь, на север. От Котласа возьмешь чуть-чуть восточней – на Воркуту. И жмешь вдоль колеи – почти что до Инты. А дальше нам направо, в горы, я покажу.
– Что – наконец-то не лезет уже в тебя больше? Ну, я тогда сам доем!
В бутылке оставалась половина. Выливать водку было, конечно, жалко, а допивать – явно лишнее...
– Н-да... – Калачев встал, отряхнул брюки...
Пес тихо гавкнул и, привлекая к себе внимание Калачева, резко махнул хвостом...
– Что?
Пес подбежал к мусорным бакам, железным кубам, стоящим поодаль, метрах в десяти, гавкнул опять...
– А!..Да, это верно! Нужно убрать за собой... Не быть свиньей, не быть... – Калачев нагнулся, собирая банки и рваные пакеты. – Ты просто уникум... Из ряда вон собака... Собачий профессор какой-то... Академик общественных наук, а не пес...
Он подошел к ближайшему помойному баку с ворохом мусора в руках, открыл бак и даже вскрикнул от неожиданности...
В баке, на груде помойки и мусора, полузарытый во все это, лежал человек.
– Труп! – сморщился Калачев, выкидывая тем не менее мусор – сбоку, однако, от трупа, чтоб не держать мусор в руках. – Опять труп... Нигде мне уж нет покоя от трупов...
Неожиданно «труп» повернулся, вздохнул, приоткрыл один глаз...
– Живой, – сообщил Калачев новость псу. – Он еще живой... Но ты не удивляйся, собака! Это ж Россия, дружок... Русь, мать, святая... Живого человека... Р-р-раз – и на помойку! Не нужен, значит... Никому не нужен! Ну – в бак, понятно... Это у нас бывает. Сплошь и рядом...