Контакт первой степени тяжести - Горюнов Андрей. Страница 90
– Ка-ла-чев! – произнес «труп» отчетливо.
– Калачев! – согласился Калачев, облокачиваясь на край мусорного бака, как на стойку в баре – с явным намерением пообщаться.
– Инспектор из угро... – констатировал «труп».
– Инспектор Калачев, да... Все правильно. А с вами – чести не имел... Мы с вами не встречались в... А впрочем, нет... Не то! Даже не догадываюсь. Ты кто? А? – он постучал по стенке бака, пытаясь вновь вернуть «труп» к жизни: – Кто-кто в теремочке живет? Кто-кто в невысоком живет?
«Труп» с трудом зашевелился, закряхтел... Вылез из мусора наконец, сел на груде помойки...
– Да сцепщик я... Егор Игнатов.
– А-а-а... Сцепщик!..Ща! – взяв недопитую бутылку водки за кончик горлышка, Калачев опустил ее в бак: – Майна-майна-майна... На! Принимай помалу...
...Пес, сидящий рядом с баком, склонил голову, прислушиваясь... В мусорном баке что-то жадно забулькало.
– Где будем заправляться? – спросил гаишника пилот.
– В Ухте, я думаю. Ну, как обычно...
– Как на рыбалку, на Печору когда? – кивнул летчик, глядя на приборы: – По километрам почти то же самое, верно...
Тайга мелькала, проносясь под вертолетом.
– О, Господи! – сцепщик встал в баке, облокотился о край. – От смерти спас ты меня, от лютой...Как холодно мне было в этой хижине железной! И гадость снилась разная. Ты открываешь, крышку-то – все, я подумал – смерть пришла... А это ты, спаситель мой чудесный...
– Теперь рассказывай, давай...
– Все знаю! До деталей. Вижу, вижу... Расскажу! Но... Но!
– Еще бутылку и пожрать. Побольше.
– Упаковку? «Китти-кет»?
– Валяй!
– Вкуснятина! – Егор Игнатов закусил. – А кошка что на банке? Кошатина, что ль?
Калачев в ответ кивнул на пса.
– Он ел вот и нахваливал... Наверное, кошатина, ты прав.
– Ну, слушай повесть... – сцепщик проводил взглядом пошедшего вокруг бака Калачева. – Ты куда?
– Я – никуда. Я слушаю. Я просто – встать с наветренной стороны... Ведь я этого достоин?
– Безусловно... Ну вот... Так слушай... Начну тебе издалека... Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой... Как Пушкин говорил: песнь первая... Работал я в Инте, давно, хрен знает когда это было... Пошли мы на рыбалку в горы...
– Ну вот: почти и долетели! – летчик повернулся к Белову.
– Здесь можно угол срезать: жми на северо-восток.
Карта стояла перед глазами Белова как живая – профессиональная память на изображение. Он боялся, что на тот путь, который он трое суток назад измерил своими ногами, у них не хватит горючки. После Ухты они заправиться не могли – на более северных базах у летунов не было блата, а садится на авось весьма и весьма рискованно – в глухомани, в глубинке бабки еще не всегда решают все.
Белов помнил – наиболее короткий путь от железки до точки идет вдоль Косью – довольно крупного притока Усы.
Беда состояла лишь в том, что Косью в своих низовьях представляет собою не столько реку, сколько болотный край: сотни тысяч проток, островов, заводей, зарослей: своеобразные мангровые джунгли из непроходимых ивовых чащоб, растущих прямо из воды.
Но есть и ориентир: железнодорожный мост. Весной – в весеннем для этих мест июне месяце – Косью разливается, превращаясь даже в низовьях в солидную полноводную реку. Поэтому – мост. Должен быть. Мост прорезался, нарисовался далеко влево внизу, на северо-западе. Есть. Да, это он и есть! Вот он.
– Давай правее. Курс двадцать пять...
Десять минут – и под брюхом уже мелькнуло зимовье Мезенцева. Теперь не прозевать бы поворота налево, повернуть на север, в распадок, принадлежащий реке, точнее бурному, десятиметровому в ширину потоку Недысей.
Чтобы не прозевать, надо смотреть на горы. Под ноги себе можно не смотреть. Вот впереди замаячила, приближаясь, огромная серая глыба Манараги – Медвежьей Лапы, если перевести с языка коми. Ее-то не спутаешь – полуторокилометровую почти – грозно поднятую, торчащую в небе каменными когтями...
– Теперь на север – прямо по распадку... И потом чуть-чуть на восток, через перевал...
– Вот этот?
– Да. Теперь мы двигаемся прямо над истоком Хамбола. Здесь тоже угол можно срезать... Повыше подняться и прямо, поперек плато Хамбол-Нырда – точно к устью Хамбола... Хамбол огибает хребет, а мы срежем.
– А что там есть-то такое, – спросил пилот. – Бриллианты? Золотишко? Или просто рыба?
– Там «или просто рыба», – уклончиво ответил летчику Белов. – Там рыба, и еще за горой свистят раки...
– После дождичка в четверг? – усмехнулся пилот.
– Теперь все кристально ясно, – кивнул Калачев сцепщику.
– А вон, кстати, и поезд твой как раз подходит, на нем – до Ярославля, а там уже на любом – в Москву.
– Ну, – будь здоров. Ты меня крепко выручил, Егор.
– Прощай, мой друг... Не поминай лихом.
Кивнув, Калачев двинулся в сторону подходящего местного поезда", в три вагона – рабочей «кукушки» на Ярославль...
Внезапно он остановился. Мысль молнией пронзила его мозг.
Он оглянулся.
Взгляд его встретился с собачьими глазами.
Он свистнул, подзывая пса.
Тот подбежал и с радостью пошел с ним рядом.
– Вместе или никому!
– О, господи! Как здесь красиво!
Они летели между горами в заснеженных ущельях – здесь уж давно все было бело – естественно – конец сентября.
– Да... Да! Природа. Ни домика, ни тропки, ни души.
– Природа – это сказка здесь! – согласился летчик.
Сцепщик вылез наконец из бака. Поплелся к дому.
Проходя мимо коммерческой палатки, он вдруг заметил: в урне, рядом – нетронутая банка пива.
Сцепщик вынул ее, осмотрел... Вскрыл. Пиво запенилось...
– Вот чудеса-то, чудеса! – сцепщик запрокинул голову, и пиво устремилось в рот. – А главное: расскажешь – никто ж не поверит!
– Здесь!
– Здесь я боюсь садиться, – заметил пилот.
– Но нам нужно именно здесь.
– Слишком уж много снега. А что под ним – никто не знает, понимаете?
– Я знаю. Под ним галечная отмель.
– Хе-е-е... – протянул пилот недоверчиво. – Это ты сейчас так уверен... А завалимся или завязнем, – что ты споешь? «Ох, извини, ошибся»?
– Да точно же!
– Да как я могу тебе доверять, ты сам посуди – ты сюда в глушь попер без всего – без вещей, без жратвы, без одежды... На гибель, на смерть... И ничего не объясняешь. «Садись!» – передразнил он Белова. – Нет уж, я еще поживу!
– Но нам-то нужно – здесь!
– Если очень нужно, то давайте-ка вы спускайтесь по лестнице, по веревочной...
Белов собрался было вылезать из вертолета, как гаишник, встрепенувшись, будто до него только что дошло, спросил с ужасом:
– И вы вот так – на самом деле туда? Без всего?
– Да это ж – смерть! Я ж говорю, – кивнул пилот. – Возьмите вы хоть палатку-то нашу!
– Да нет, спасибо, – ни к чему...Когда еще вернем ее вам? Да и вернем ли?
– Ну уж, ребята, за эти деньги-то... Она хоть и не новая, но целая, – вполне, – гаишник достал палатку, протянул ее Белову. – Мы на рыбалку с ней летаем. Считай: это вам подарок от нашей фирмы.
– Ну, хорошо, спасибо большое, давай! От ветра, может быть, укроемся.
Разматываясь, пошла вниз веревочная лестница.
Первый по ней спустился Белов, держа к тому же и палатку.
Спустился.
Но не успел поймать конец лестницы, придержать его: вертолет, постоянно барражирующий из-за сильного, не утихающего в горах ветра, был отнесен уже метров на сорок в сторону.
Лена спускалась самостоятельно.
...Следы, оставленные ими в глубоком снегу, сошлись. И в том месте, где их следы встретились, Белов, обняв Лену за плечи, стал немедленно начал утаптывать площадку.