Викинг - Гарин Максим Николаевич. Страница 68

Конунг Сигурд во время своего плавания вдоль берегов Европы высадился на этом острове и подошел к неприступному убежищу разбойников. Находясь за надежной стеной, арабы стали издеваться над викингами, показывая им золото, серебро и драгоценности. Северные воины хотели немедленно броситься на штурм, но мудрый Сигурд приказал отступать.

Обрадовавшись, что избавились от такого грозного врага, разбойники закатили грандиозный пир. Но конунг даже не думал оставлять их в покое. С противоположной стороны горы его войско взобралось на самую вершину, заодно втащив туда две самые большие ладьи. Для устойчивости по бокам обоих кораблей было вбито по два огромных бревна. И вот в ладьи уселись отборные воины конунга. Словно на санях, они спустились ко входу в пещеру, на ходу стреляя из луков и метая копья. Немногочисленные стражи, лениво бродившие вдоль стены, если и ожидали нападения, то только снизу, но никак не сверху. Внезапное появление викингов было для них, словно гром с ясного неба. Стражники даже не помышляли о сопротивлении — только о бегстве. Но спастись сумели единицы.

Викинги дружно бросились в пещеру. Однако атаман разбойников оказался человеком предусмотрительным — вход в нее преграждала еще одна стена, правда, меньше первой. Если бы арабы не налегали так усердно на запрещенное пророком вино, лихая затея Сигурда могла бы закончиться полным провалом. Лишь немногие разбойники оказались в состоянии добраться до стены и организовать хоть какое-то подобие сопротивления. Викингов эта стычка не остановила — только раззадорила. С грозным воинским кличем они ворвались вглубь пещеры, и хотя разбойников было немногим меньше, чем северных воинов, викинги разгромили их в течение нескольких минут, не понеся при этом практически никаких потерь. Лишь единицы из разбойников сумели избежать смерти, запрятавшись в самых глухих закоулках громадной пещеры.

Викинги захватили все награбленные арабами сокровища. Их было столько, что, как пишет летописец Снорри, по всему Северу ходили слухи, будто ни одному викингу не доставалось столько добычи, сколько Сигурду в этом походе.

По словам деда, Сигурд являлся одним из дальних предков Глеба. Грех было не воспользоваться славным опытом родственника, естественно, сделав поправку на определенные обстоятельства.

В преступной иерархии Глотова Штопор занимал довольно скромное место. Он не располагал ни большими деньгами, с помощью которых можно было влиять на развитие событий, ни отрядом боевиков, готовых по первому слову действовать без жалости и сомнений, ни умением планировать и осуществлять прибыльные операции. То есть, исходя из чисто практических соображений, его фигуру среди городских уголовников никак нельзя было считать ключевой. Но существовали и другие, чисто психологические факторы, и в этом смысле личность Штопора оказывалась вне конкуренции.

Возможно, на заре существования Глотова, в пору расцвета тайного приказа и трепетного отношения государства к пыткам как к универсальному методу дознания, имелся в городе заплечных дел мастер такого класса и масштаба. Да и то сомнительно. А их убогие последователи из ГПУ-НКВД, скорые на руку, но лишенные фантазии, Штопору и в подметки не годились, поскольку уголовник любил свое дело и относился к нему творчески, словно архитектор, создающий шедевр зодчества, или изобретатель, выдумавший безотказный тип вечного двигателя. Причем, Штопор не был психически больным маньяком-садистом, что подтверждали и несколько психиатрических экспертиз, а являлся нормальным человеком, для которого одинаково важен и интересен как сам процесс, так и результат. Поэтому можно было быть уверенным, что он не угробит допрашиваемого в припадке бешенства, а доведет дело до логичного конца.

Седому это сокровище досталось совершенно случайно. Долгие годы Штопор оттачивал свое искусство в Ростове, где у него было куда более обширное поле деятельности. Но хозяева этого виртуоза погорели на одной, казавшейся беспроигрышной, афере. Одна из ниточек грозила привести следствие к Штопору, и он счел за лучшее убраться от греха подальше. Так заплечных дел мастер оказался в Глотове. Здесь серьезной работы было мало, но и в мелочах Штопор сумел проявить себя во всем блеске. Его подопечные «раскалывались» в кратчайшие сроки и при этом, по крайней мере внешне, сохраняли вполне товарный вид. Скажем, бизнесмен, после общения со Штопором, соглашавшийся платить, сколько ему сказали, мог в тот же день отправляться на работу. Предшественникам Штопора для получения аналогичного результата пришлось бы минимум на месяц уложить человека на больничную койку. Как ему это удавалось — никто не знал. Штопор предпочитал работать один.

Чтобы развлечься, Штопор не жаждал шумных компаний. Для отдыха ему требовалось всего две вещи — бутылка и компаньон, причем, не для задушевных бесед за стопарем, а как существо, видящее в Штопоре не столько собутыльника, сколько палача, а потому всеми силами старающееся угодить ему, в частности, моментально и подробно отвечающее на любой вопрос. Таким образом, и развлечения являлись для Штопора своеобразным продолжением его работы.

Он соорудил в своем гараже небольшую комнатку с холодильником, телевизором, столом, диваном и стульями. Безразличие к человеческим жизням у Штопора в какой-то мере распространялось и на его собственную, поэтому о личной безопасности он шибко не задумывался, а регулярно менявшиеся собутыльники мастера пыток боялись только его и никого больше.

Уже начало темнеть, когда Викинг очутился у бетонного забора, внутри которого находились гаражи. Он легко преодолел забор и оказался внутри своеобразного автомобильного городка со своими улицами, переулками и тупиками, живущего особой, резко отличающейся от существования остального города, жизнью.

Сейчас, когда люди вернулись с работы, во всех квартирах горел свет и слышались голоса, монотонное бормотание телевизоров, здесь царили полная тишина и абсолютный покой. И немудрено. Автовладельцы, среди которых с каждым годом оказывалось все больше бизнесменов разных мастей и калибров, норовили пристроить своих железных коней в стойло засветло, поскольку в потемках гараж мог оказаться смертельно опасной ловушкой для своего хозяина. Многие, не сумев управиться с делами до наступления темноты, бросали шикарные авто посреди двора — черт с ней, с машиной, здоровье дороже. И лишь самые отчаянные рисковали нарушить этот покой, в темпе рок-н-ролла загоняя автомобиль на место и чуть ли не бегом исчезая отсюда.

Даже если бы Викинг не знал, который из гаражей принадлежит Штопору, он бы мог догадаться об этом по широкой полосе света, проникающей сквозь неплотно прикрытую дверь. Полоска эта смотрелась вызывающе на фоне маловыразительного мерцания двух фонарей, расположенных метрах в семидесяти друг от друга.

То, что дверь в гараж не была закрыта, оказалось для Викинга приятной неожиданностью. Впрочем, изнутри ее нельзя было запереть в принципе, она закрывалась только на навесные замки снаружи. Викинг взялся за ручку и осторожно потянул на себя. Дверь отозвалась негромким, деликатным скрипом. Викинг скользнул внутрь и замер, ориентируясь в обстановке. В ярком свете двух люминесцентных ламп сверкал начищенный до блеска «Опель». Вдоль одной из стен тянулся высокий, забитый разным железом металлический стеллаж. Вторая стена была свободна, поскольку здесь находился проход к расположенной в глубине гаража двери. Оттуда донеслось чье-то невнятное бормотание.

Викинг осторожно подкрался к двери, окинул ее придирчивым взглядом. Похоже, дверь была заперта изнутри на защелкивающийся замок. Смешное препятствие. Достав трезубец Одина, Викинг примерился и, подпрыгнув, ударил. Дверь с готовностью распахнулась, раскрывая перед Викингом банальную картину заурядной пьянки. И только выражения лиц собутыльников оказались явно нетипичным, поскольку в их планы не входило появление третьего, да еще с таким грохотом. Особенно ошарашенным выглядел собутыльник Штопора с застывшим у рта стопарем и вытаращенными, как у каракатицы, глазами. В один из них Викинг и ткнул двадцатисантиметровый зуб трезубца. Зародившийся в груди у мужика крик оборвался, когда зловещее жало целиком погрузилось в глазницу. Викинг выдернул трезубец, который вместе с ошметками глаза зацепил и несколько невзрачных серых комочков.