Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир. Страница 32

— Чего приходил-то?

— Тебя предупредить.

— Ну предупредил.

— Ты все понял?

— Не дурак.

— Тогда будь. Помни, твоя жизнь теперь зависит от жизни Анны.

— Твоя тоже.

— И моя, — вздохнул тяжело, но с оттенками счастья, Костя. — Бывай.

Наступив на собранные в замок руки ротмистра, Талый лихо проскользнул в окошко. Затем показалась его голова.

— Вы по душу Батьки что ль пришли?

— У Анны спроси, когда целоваться с ней снова будешь.

Костя ничего на это не сказал, пропал в темноте.

В штаб Революционно — повстанческой армии Анну ввела сама Галя Кузьменко. Открыла ногой дверь, за которой задумчиво навис над картой хозяин просторного кабинета. В углу-черное знамя, над окном плакат: «Советы-без большевиков».

— Привет, Нестор, — устало поздоровалась Галя. — Вот привела к тебе деникинскую лазутчицу. Принимай, так сказать, с рук на руки. Только… рук-то своих особо не распускай до её прелестей, знаю я тебя.

Нестор оторвался от карты, огладил пышные, черные волосы. Его востренькие, мышиные глазки заблестели. Он засунул большие пальцы рук за светлые ремни портупеи, вышел из-за стола. Обошел вокруг Белоглазовой, рассматривая ее как рабыню на арабском невольничьем рынке. Одернул плотную английскую гимнастерку, поправил на груди Орден Красного знамени. С большевиками опять разошлись, но награда заслужена кровью в сражениях с белыми, а те как были лютыми врагами, так и остались.

— Ну-ка, ну-ка, — ходил гусаком Батька. — Хороша штучка. Оставь нас, Гапа.

— Я тебя предупредила, Нестор, — сказала Кузьменко и, взглянув выразительно на Анну, вышла.

— Может, чаю? — предложил Махно. — Или вы, мадам, предпочитаете исключительно кофèй?

И не дождавшись ответа, взял вежливо Белоглазову за руку, усадил бережно на широкий, с пышной розовой подушечкой стул у стола. Сам Махно вернулся на свое место. «Махновцы поголовно геморрой что ль страдают?» — усмехнулась про себя Анна.

— Я очень рад, что вы сами решились, так сказать, признаться, что вы… хм… белая шпионка. Знаю, знаю, вас прозвали Белой бестией за ваши прошлые военные, героические заслуги. А потому вдвойне приятно, что вы сделали правильный выбор. Мы, анархисты — коммунисты единственные кто несет народу настоящую свободу, радеет за его процветание. Ну посудите сами, когда Ленин с Центральной радой заключили союз с немецко-австро-венгерскими правительствами и рада впустила на Украину иноземные полчища для ликвидации революции, мы, махновцы, первые встали на борьбу с оккупантами. Не ваш Деникин, не большевистские комиссары, а именно мы. И народ пошел за нами. Да, и полилась кровь под нашим знаменами, и под влиянием нашего лозунга: жить свободно и строить новую общественную жизнь на началах свободы, равенства и вольного труда или умереть в борьбе против тех, кто мешает нам в достижении этой великой цели. Это была святая кровь. Меня порой обвиняют в шовинизме, мол, я ратую только за вильну Украину. Нет, мне дорога, поверьте, и Россия, её народ. Я, истинный украинец, не знающий украинского языка. Смешно? Отнюдь. Кто теперь предлагает говорить только на мове? Это требование не от украинского трудового народа. Оно-требование — тех фиктивных «украинцев», которые народились из-под грубого сапога немецко-автро-венгерского юнкерства. Эти украинцы не понимали одной простой истины: что свобода и независимость Украины совместимы только со свободой и независимостью населяющего её трудового народа, без которых Украина ничто. Мы любим всех людей, независимо от национальности. Вы наверняка слышали об атамане Григорьеве. Славный воин, это он поднял мятеж против большевиков. На его сторону встали многие красные командиры, уставшие терпеть беспредел ленинско-троцкистских комиссаров, которые предали революцию — грабят продразверсткой народ, запретили свободу слова и свободную левую печать, узурпировали власть. Так вот, я лично застрелил атамана, потому что он, куда бы не пришел, всюду устраивал резню еврейского и русского населения. А мы с жидами и москалями не враги, если они как и мы борются за правое дело трудового народа и трудового же крестьянства.

От слов «с жидами и москалями» Анна поморщилась. Раз такой всечеловеческий заступник-интернационалист, мог бы сказать что не враги с евреями и русскими. Неуважительно.

Завершив многословную речь, Махно отхлебнул чаю. Анна с интересом на него смотрела и думала для чего он перед ней распинается и когда наконец перейдет к делу.

По приезде в Ольшанку Бекасова сразу увели и Анна его больше не видела. Встречался ли уже ротмистр с Махно и если встреча была, то чем она завершилась? Что Петя наговорил Батьке? И еще из головы Белоглазовой не шел разговор, что состоялся по дороге у нее с Галей. Кузьменко разоткровенничалась и сказала, что ей невыносимо больше терпеть многочисленные измены Махно. Он влачится за каждой юбкой, при чём не всегда чистой. Наградил её нехорошей болезнью, от которой она неимоверно страдает. Но больше всего мучается её душа. Она бы ушла от Батьки, но ей тяжело думать, что Нестор будет принадлежать другой женщине. «Однажды ночью даже решила его пристрелить, — сказала Галя и как бы невзначай добавила, — Нестор все время держит запасной револьвер под подушкой на своем любимом кожаном диване в штабе. Я ему предлагала спать на нормальной кровати, ну нет же, упрям как ацтекский истукан. А диван узкий, еле умещаемся вдвоем».

Анна взглянула на тот самый аристократичный из черной кожи диван, невесть откуда появившийся в глухом селе. Вероятно, какой-нибудь купец привез его из Киева и очень любил на нем нежиться, пока махновцы его не повесили. Их врагами являются все буржуи и помещики, без разбору.

— А хотите вина? — вдруг предложил Махно.

— Хочу, — искренне ответила Анна. — Я тоже рада, что вы верно оценили мой поступок. Предательство — страшный грех, но когда оно идет во благо, это уже не предательство, а мудрое, богоугодное решение. Я давно поняла, что Белое движение обречено и не потому что оно преследует неблагие цели. Нет, цели, как и у вас, тоже благие-свобода и демократия. Но это лишь слова. Потому что чистого результата можно добиться только чистыми руками. А руки генералов-добровольцев замараны по самые плечи. В первую очередь тем, что именно этими самыми руками они развалили великую империю. Да, с огромными недостатками, язвами, но великую. Это они не смогли уговорить императора сначала не влезать в войну, потом победить в ней. Это они, скинув царя, отдали власть в руки ничтожества Керенского, а потом не смогли избавиться от него, когда поняли, что он окончательно губит Россию. Это с их попустительства пришли к власти большевики. Какая может быть им вера? Я воевала не на их стороне, а временно вместе с ними, против комиссаров, а теперь поняла окончательно, что мне с ними не по пути.

Анна говорила дежурные фразы, а сама думала о другом — почему Галя решила рассказать ей о своих женских переживаниях, больше некому что ли? Но главное для чего она намекнула про револьвер под зеленой подушкой? Так и тянет заглянуть под эту подушку. И Нестор какой-то странный. Начал читать ей лекцию про «хороших махновцев».

— Брав! — театрально захлопал в ладоши Махно. — Брависсимо. «Чистого результата можно добиться только чистыми руками». Еще раз браво-какой слог, какая экспрессия. Ух! Вам нужно выступать перед толпой, она вас будет носить на руках.

— Устала я, — провела рукой по лбу Белоглазова, подошла к дивану, опустилась на него, облокотилась на подушку.

Махно почесал пальцем под востреньким глазом, посопел. Потом скорым шагом направился к шкафу, открыл скрипучую дверцу. На полках выстроился ряд разнокалиберных, разноцветных бутылок. Всплеснул руками, словно видел их впервые: «Надо же!»

А Белоглазова засунула руку под подушку. Там действительно оказался револьвер. Его холодная сталь приятно остудила ладонь. По телу побежали мурашки. Вот он нужный момент. За этим и пришла — ликвидировать Махно. Это первая задача. Переориентировать прорыв махновцев — задача, конечно, не менее важная. Но без Батьки рассыпется вся его армия и разбить ее будет гораздо легче. Однако есть и обратная сторона медали — без Махно в его войске наступит полная анархия и куда ломонутся повстанцы, где их встречать, вообще будет непонятно. Интересно, зачитал Бекасов Батьке письмо комиссара Егорова? Анна знала его наизусть: