Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир. Страница 33

Анна провернула пальцем барабан револьвера, но не разобрала есть ли в нем патроны. Нужно подождать.

— Вы уже встречались с моим компаньоном ротмистром Бекасовым? — спросила она.

— Бекасовым? Хм. Да я, знаете ли… давайте выпьем.

Махно наконец выбрал зеленую плоскую бутылку, открыл зубами пробку, понюхал.

— Чистейшая, кажется, на имбире. Или вам французского вина? Здесь, смотрю, даже бургундское Пино Нуар имеется.

— Мне всё равно, привыкла и к крепким напиткам. Правда, некоторое время болела, в рот не брала, отвыкла.

— Болели? Я знаете ли, тоже иногда болею, при чем так, что аж голос пропадает. И тогда я оказываюсь в очень затруднительном положении. Публика ждет-с, а слов-то и нет, одни движения глаз, рук и всего тала.

— Вам наверняка часто приходится выступать, Нестор Иванович, ведь идеи анархо-коммунизма требую постоянного разъяснения массам.

— Да-а, очень часто, по дню два раза, а то и три. Стаканы, где же стаканы! Ах вот они, родимые.

Махно достал из шкафа два высоких фужера для шампанского, обдул. Один поставил напротив Анны, наполнил его прозрачным, вероятно, чищенным молоком, самогоном:

— Так, о чем мы? Ах да, о деле.

— Именно, — взяла бокал Белоглазова и пригубила пахучую жидкость.

Самогон был крепким, обжег язык. А Махно, не предложив чем-либо закусить, выпил сам целый фужер, крякнул, занюхал подвижным носом рукавом своей гимнастерки.

— Так вот, — сказала Анна, обмахивая рот рукой. — Бекасов вероятно вам уже пересказал якобы письмо комдива Егорова. Обоюдное наступление 13-го числа в 9 часов вечера, — специально изменила дату и время Анна.

Но Нестор Иванович на это не отреагировал. Даже бровью не повел. «Хорошо», — только и сказал он.

— План придумал начальник ООП Добровольческой армии полковник Куропаткин. Когда вы еще были комбригом 3-й Заднепровской бригады, наверняка с ним встречались.

— Кончено встречался. Давайте еще выпьем, — сказал разомлевший Махно. Самогон на него подействовал молниеносно и зубодробительно.

После второго фужера Нестор Иванович начал клевать носом, после третьего опустил голову на скрещенные на столе руки.

Анна доволокла до дивана, взгромоздила на кожаную обшивку.

— Благодарю, — заплетающимся языком произнес Нестор. — Жарко, дышать нечем.

Он начал расстегивать гимнастерку. Анна помогла снять портупею. Из последних сил Нестор стянул с себя нательную белую рубаху, протянул к Белоглазовой руки, но тут же рухнул на подушку, захрапел.

На его груди, чуть выше правого соска, была выколота синяя татуировка: «Савелий Пруткин».

— Вот как, Пруткин, значит, — покачала головой Анна. Не даром мне Галя про актеров в Ольшанке рассказывала. Лицедей. Ну а револьвер-то заряжен?

Вынула из-под подушки наган, откинула барабан. Он был полностью заряжен.

«Ну, Галя, ну молодец. Решила подставить мне провинциального актера. Я бы его пристрелила и не нужно было бы устраивать спектакля со взрывом штаба. Актеришку-то ей не жалко. А как красиво говорил, Лазарем заливался про прелести анархизма. Да и я, дура, перед ним распиналась».

Анна взвела курок, выстрелила в потолок. С него посыпалась пыль.

Почти сразу дверь распахнулась. На пороге стояли: Галя Кузьменко, Костя Талый и… почти в точности такой же как на диване — Нестор Махно. Где-то сзади, на улице, кажется, промелькнула голова Бекасова. «Значит, Петю уже не держат взаперти. Поверили?», — подумала Анна.

«Новый» Махно, в отличие от лежащего на диване, имел молодцеватый, свежий вид. Как и актер Пруткин с вострыми глазками и востреньким же носиком. Одет был в гусарский австрийский китель с белым обкладом. На копне смоляных волос — высокая каракулевая шапка, сдвинутая на затылок. Глаза подвижные, движения резкие.

— Что, змея, укусила мого Батьку? — ядовито спросила, подбоченившаяся Галя. В её руке был большой черный маузер. На лице — сарказм и вызов.

— Ай-ай-ай, — мотал головой Костя Талый, — как нехорошо.

Очередной Махно прошел в комнату, снял шапку, бросил на стол.

— Значит, все же убила меня, Бестия. Ха-ха. А красивая, глас не отвесть, корниловский мундир сидит на стройной фигуре как влитой, жаль будет вешать.

— Ну-ну, — возмущенно произнесла Кузьменко.

— А ты не вешай, — спокойно ответила Анна, протягивая Батьке револьвер. Тот его взял, заглянул в дуло, зачем-то понюхал. Сказал:

— Как же не вешать, когда ты меня убила? А Лёве Задову говорила, будто разочаровалась в Белом движении, сама давно хотела к нам податься. Он, наивный, и поверил.

— Я ей о нагане под подушкой рассказала, она и клюнула, — сказала Галя. — Мизансцену с актером придумала. Хорошо, правда?

— Ну и чему ты радуешься? — ухмыльнулась Анна. — Недаром от тебя Нестор по другим бабам бегает, с такой дурочкой долго не проживешь, сам рехнешься.

— Что?! — вздыбилась Галя.

— Таких режиссеров из погорелого театра и близко к подмосткам сцены подпускать нельзя. И Савва ваш Пруткин актеришка бездарный.

Кузьменко заулыбалась:

— Неужто раскусила?

— На нём печатными буквами написано кто он есть, — кивнула на лежащего трупом актера, на груди которого отчетливо была видна татуировка.

Галя, Махно, Талый подошли к дивану. В комнату вошел и ротмистр Бекасов. Странно, но его никто не остановил.

Кузьменко пожевала губами, почесала нос стволом маузера:

— Промашка с моей стороны вышла, не доглядела.

— Зачем же ты тогда меня… то есть актера застрелила? — спросил Нестор Иванович.

— На кой он мне сдался, стрелять его еще, — Белоглазова, подошла к Савве, зажала ему нос. Тот через несколько секунд раскрыл рот, захрипел, потом, когда нос был отпущен, захрапел, перевернувшись на бок.

Анна вытерла пальцы о полу корниловского кителя. Брезгливо поморщилась:

— Бригадой командовала, красных по степи как куропаток гоняла, меня на такой мякине не проведешь. Слышала что Махно — орел, а этот какой-то кур общипанный. Провал, Галя, полный провал. А ты… Петя.

Она подошла к ротмистру, взглянула в его карие глаза. Впервые Анна ничего не смогла в них прочитать. С размаху ударила ладонью по щеке. От неожиданности ротмистр отпрянул, схватился за запылавшее в миг лицо. Рука у бывшей атаманши была тяжелая.

Махно и Галя вдруг рассмеялись. Кузьменко приобняла за плечи Анну, примирительно сказала:

— Будет скандалить, подруга. Сама пойми, я не могла тебя не проверить. Но палила-то всё же зачем?

— Над вами поиздеваться. Вы надо мной хотели, я над вами. Квиты.

— А ежели бы сходу тебя пристрелили? Все что надо нам уже Бекасов рассказал.