Против течения (СИ) - Рогов Борис Григорьевич. Страница 74
— Борь, — кричу я, приоткрыв дверь, — спинку мне потрёшь?
— С удовольствием, — Боря входит. Он совершенно голый, — поворачивайся спиной ко мне. — Он ведёт себя настолько естественно, что мне не остаётся ничего другого, как принять правила игры.
На каменку летит ковшик воды. Облако обжигающего пара, громко шипя, поднимается к потолку и огненной волной растекается вниз. Особенно неприятно жгут капроновые детали купальника. Нет! Я всё равно не стану раздеваться, не дождётся.
Однако стоило Борьке начать намыливать мне спину, как мне моё упорство показалось каким-то совершенно неуместным. Сначала улетел лифчик, а немного погодя и трусики. Как ни странно, небо не упало на землю…
…
— А может, останемся здесь у Палны? — через полчаса я вдруг озвучиваю мысль, не успев, сама её как следует обдумать.
— Если только на пару дней, а то отсюда до Коктебеля еще можно за день обернуться, а до Ялты и Гурзуфа уже ни за что не получится, — рассуждает мой спутник, а я вожу по его спине намыленной мочалкой и млею от нежности.
Ещё минут пятнадцать, и мы заканчиваем с банными процедурами. Раскрасневшиеся, распаренные и утомлённые выходим на воздух. Мне хочется прильнуть к Боре щекой и снова ощутить его сильные руки на своём теле. Волна нежности накрывает меня в очередной раз.
Прошлогоднее вино у Палны оказалось очень даже неплохим. Сладким, терпким и совсем без привкуса спирта. Под персики, груши и последнюю вишню пошло очень хорошо. Почему-то мне становится смешно от манеры говорить этой милой старушки, как же её зовут? А, да, Анна Павловна, её зовут, хи-хи, почти как знаменитую балерину. Нет… балерина была Павлова, а старушка — Пална. Хи-хи… Что-то потолок в её домике как-то странно качнулся. Неужели землетрясение? Хи-хи… Стоит закрыть глаза, как моя голова начинает кружиться как карусель. Хи-хи… Наверное это вино… Я пьяна? Борька что-то мне говорит. Он щекочет мне ухо. Зачем? Что ему надо? Наверное, я алкоголик, ик. Это очень печально, но тут уж ничего не поделаешь. Куприн тоже был алкоголик, и Андреев, и Есенин.
— Боренька, миленький, будь другом, проводи меня… ну ты понял… и всё…, и хватит пить… Оле пора спать. — Мне становится ужасно смешно от того, что я говорю о себе в третьем лице. Дальнейшие события этого вечера запомнились фрагментарно. Помню свет на веранде, туча мошкары вокруг тусклой лампы. Никак не снимался сарафанчик, и я едва его не порвала. Пыльный спальник, влезать в который не хотелось…
Вдруг из темноты на меня вышел чёрный силуэт мужчины, его лицо осветил качающийся фонарь за окном и в мерцающем бледном свете этого фонаря я узнаю в ночном незнакомце Антона Павловича Чехова. Чехов ехидно улыбается и, погрозив пальцем, растворяется в темноте. Это сон догадываюсь я и, глубоко вздохнув, проваливаюсь в его бездну.
ГЛАВА 30. ВОКРУГ ЗАЛИВА КОКТЕБЛЯ
Раннее утро. В пяти метрах от нашей палатки мягко плещется Чёрное море. Вблизи оно прозрачное, зеленоватого цвета, а в отдалении лежит тёмно-синей полосой, чуть-чуть подёрнутой дымкой. Огненный шар солнца уже поднялся над горизонта. Утренний воздух тих и неподвижен, по всему видно, что день опять будет знойным. Несмотря на благость и красоту утреннего моря, берег пуст. Только белокрылые чайки скользят над Лисьей бухтой в поисках завтрака.
Я только что вылез из остывшей за ночь морской воды и занялся приготовлением завтрака. Оленька ещё спит после вчерашнего «банкета». Мы с ней прикончили целых две бутылки крымского портвейна, проведя сравнение органолептических свойств вина от заводов Массандры и Судака. Портвейн мы вылакали, перемежая дегустацию с поцелуями. По мере приближения дна в бутылках поцелуи тоже становились всё более и более откровенными, переходя с губ к шее, с шеи к плечам, далее со всеми остановками. Потом перерыв на морские ванны, и снова — вино, поцелуи и жаркие ласки. Что касается сравнения, то по единодушному мнению красный приятнее на вкус, нежели белый, хотя белый тоже пить можно.
К нашей палатке приближается местный корифей и во всех отношениях весьма колоритная личность. Это Андрюша Дементьев, который каждое утро гуляет по пляжу с трёхлетним Сашкой. Андрюша считает, что утром самые правильные эманации. Из одежды на парне — только капитанская фуражка. У него длинные выгоревшие на солнце волосы до плеч, роскошные усы и борода. Глаза защищены от палящего солнца очками для подводного плавания. Андрей со Светой, которая по совместительству Сашкина мама, живут здесь с мая до октября и считают себя хозяевами Лисьей бухты, которую все здесь называют Лиской. Лиска — знаменитое на весь Союз место тусовки хиппи.
— Добрейшего утра славным жителям Сибири! — приветствует он меня. — Сегодня отчаливаете?
— Да, пора уже и домой, любое дело надо заканчивать до того, как оно осточертеет. — Философски замечаю я. Нам ещё через всю Россию стопить, а это минимум пять дней.
— Ну, недельку то ещё могли бы пожить, покуролесить… Тем более что на днях Макар приедет, может, какие-нить новые песенки привезёт. Тебе как «Машина»?
— Тексты мне нравятся, музыка была бы ничего, если бы не грешила плагиатом. Хотя на фоне остальной советской эстрады это явный прорыв. Хорошо бы, конечно, лично с ними познакомиться, но финансы поют романсы, побираться не хочется, работать тоже. Поэтому домой.
— Ну, как знаете, хотя вы ребята классные, мне понравились, Светке и Сашке тоже, поэтому будем ждать вас в следующем году. В любое время пляж в вашем распоряжении. Ветер вам в хайр!
Пожав на прощание мне руку, Андрей продолжает свой променад вдоль моря до следующей палатки.
Прелестная Лиска с отлогим пляжем из крупнозернистого песка и мелкой разноцветной гальки. Вокруг бухты горы благородных очертаний, которые мне приходилось наблюдать только в Средиземноморье…
Я приподнимаю полог нашего брезентового шатра и тихонько заглядываю внутрь. Открывшаяся картина, заставляет меня непроизвольно задержать дыхание в умилении. Оля мирно спит, но узкая полоска загорелой кожи виднеется из-под сползшего в сторону спальника.
— Олечка, рыбка, пошли купаться, солнце уже высоко, — шепчу я прямо ей в ухо, слегка сдвинув в сторону просоленные волосы.
— Нет, нет и нет, ты вчера бедную девушку напоил, отодрал, а теперь ещё и спать не даёшь? — вяло отбивается подруга.
— А я уже и чаю заварил, и яичницу зажарил, помидорчики-огурчики порезал, виноград помыл, — я провожу ладонью вдоль тела от плеча до ступни.
— Отстань! Не хочу никуда выходить, и вообще! — Олька рефлекторно дёргает ногой, спальник сползает, и моему взору открывается прекраснейшая из картин.
— Не хочешь? Ну, тогда «Я ж тэбэ, милая, аж до хотыноньки море в руках принесу» [133] произношу нараспев. Море недалеко, и я зачерпываю полную пригоршню солёной воды. Еще секунда и прохладная водичка оказывается у Оли на спине.
— Ах, ты ж клята зараза, — громкие вопли разлетаются над всей Лисьей бухтой. — Не жить тебе! Зараз найду дрын покрепче, все рёбра тебе пересчитаю.
Эх, жаль я участвую в этом представлении, а не наблюдаю со стороны, как красивая обнаженная девица с развевающейся копной волос несётся за парнем с палкой в руке. Я забегаю по пояс в море и спокойно жду, чтобы прижать к себе мою прекрасную спутницу.
… Полчаса спустя мы сидим у палатки и, сжимая синими холодными пальцами горячие кружки, прихлёбываем чаёк.
Солнце, обжигая склоны Кара-Дага, постепенно выгоняет хиппи из душных палаток. Начинают дымить костерки, готовятся завтраки. Пища, приготовленная на костре у берега моря, обладает изумительным вкусом. Словно сама природа добавила в котелок изысканную приправу из солнца и морского бриза.
— Борь, а помнишь, как мы с тобой в Ялте домик Чехова искали? Вот же смехота была! Вместо домика на море нашли дом-музей в центре Ялты!