Граница вечности - Фоллетт Кен. Страница 40

Потом они проходили в спальню, ставшую любимым местом Марии. Там стояла кровать с синим пологом на четырех столбиках, два кресла перед настоящим огнем, стопки книг, журналов и газет повсюду. Ей казалось, что она могла бы радостно жить в этой комнате всю оставшуюся жизнь.

Он деликатно научил ее заниматься оральным сексом. И она проявила себя прилежной ученицей. Когда он приходил, он обычно хотел этого. Его нетерпение доходило до крайности и возбуждающе действовало на нее. Но он ей больше всего нравился потом, когда он расслаблялся и становился более чутким и нежным.

Иногда он включал проигрыватель. Ему нравились Синатра, Тони Беннетт и Перси Маркванд. Он никогда не слышал о «Мираклз» или «Ширелз».

На кухне всегда стоял холодный ужин: цыпленок, креветки, сэндвичи, салат. После еды они обычно раздевались и садились в ванну.

Сидя на противоположном конце, он пустил в воду две утки и сказал:

— Спорим на четверть доллара, что моя утка поплывет быстрее, чем твоя.

Она взяла утку. Вот таким она больше всего любила его — игривым, забавным, по-детски шаловливым.

Хорошо, мистер президент, — сказала она. — Только пусть ставка будет один доллар, если у вас хватает смелости.

Она чаще всего продолжала называть его мистер президент. Его жена называла его Джек, брат иногда обращался к нему Джонни. Мария называла его так в моменты страсти.

— Я не могу позволить себе проиграть доллар, — смеясь, проговорил он. Человек чувствительный, он не мог не заметить, что она была немного не в настроении. — Что случилось?

— Не знаю, — пожала она плечами. — Я обычно не говорю с вами о политике.

— Почему бы нет? Политика — это моя жизнь и твоя тоже.

— Вас весь день донимают делами, а мы расслабляемся и весело проводим время.

— Сделай исключение. — Он нащупал в воде ее ногу, вытянутую вдоль его бедра, и стал разминать пальцы. Она знала, что у нее красивые ноги, и всегда наносила лак на ногти. — Что-то огорчает тебя, — отметил он. — Скажи что.

Когда он так пристально смотрел на нее своими карими глазами с полуулыбкой на губах, она чувствовала себя бессильной.

Она сказала:

— Позавчера моего деда посадили в тюрьму за попытку зарегистрироваться избирателем.

— Не может быть. Какое обвинение ему было предъявлено?

— Праздношатание.

— А, должно быть, это произошло где-то на Юге.

— В Голгофе, штат Алабама; в его родном городе. — Она замолчала, но решила рассказать ему всю правду, хотя она ему будет неприятна. — Знаете, что он сказал, когда вышел из тюрьмы?

— Что?

— Он сказал: «Сейчас, когда в Белом доме президент Кеннеди, я думал, что смогу голосовать, но я ошибся». Вот что сказал мне мой дед.

— Черт знает что! — воскликнул президент. — Он верил в меня, а я подвел его.

— Полагаю, он так и думает.

— А ты что думаешь, Мария? — Он продолжал разминать ей пальцы на ноге.

Она снова помолчала некоторое время, глядя на свою темную ногу в его белых руках. Она боялась, что этот разговор будет резким. Президент был очень чувствителен к малейшему намеку на неискренность, ненадежность или на то, что он не сдерживает обещания как политик. Если она станет слишком сильно напирать, он может прекратить их отношения, и тогда ей конец.

Но она должна быть искренней. Она глубоко вздохнула и попыталась сохранять спокойствие.

— Насколько я понимаю, вопрос не сложный, — начала она. — Южане так поступают, потому что им это дозволено. Закон в данной ситуации таков, что им все сходит с рук, несмотря на Конституцию.

— Не совсем так, — перебил ее президент. — Мой брат ускорил рассмотрение ряда судебных дел, возбужденных министерством юстиции по фактам нарушений избирательских прав. У него работает один смышленый молодой юрист-негр.

Она кивнула.

— Я знаю его. Но того, что они делают, недостаточно.

Он повел плечами.

— Я этого не отрицаю.

Она продолжала нажимать.

— Все согласны, что нам нужно изменить законодательство, приняв новый закон о гражданских правах? Многие полагали, что вы обещали это во время предвыборной кампании. И… никто не понимает, почему не сделали этого до сих пор. — Она прикусила губу и отважилась на крайность: — И я в том числе.

Лицо его напряглось.

Она сразу пожалела, что была так откровенна с ним.

— Не сердитесь на меня, — взмолилась она. — Я ни за что на свете не стала бы расстраивать вас, но вы задали мне вопрос, и я хотела быть откровенной. — На глаза ей навернулись слезы. — И мой бедный дедушка провел целую ночь в тюрьме в своем лучшем костюме.

Он через силу улыбнулся.

— Я не сержусь, Мария. А если и сержусь, то, во всяком случае, не на тебя.

— Я готова услышать от вас все, что угодно, — сказала она. — Я обожаю вас. Вы должны знать: я никогда не посмею осуждать вас. Просто скажите, что вы чувствуете.

— Я срежусь, потому что я, наверное, слаб, — заговорил он. — В конгрессе у нас большинство, только если на нашей стороне консервативные южные демократы. Если я внесу для обсуждения закон о гражданских правах, они будут саботировать его, и это еще не все. В отместку они станут голосовать против всех других внутренних законодательств, в том числе против программы бесплатной медицинской помощи. В настоящее время эта программа могла бы улучшить жизнь цветным американцам даже больше, чем законодательство о гражданских правах.

— Означает ли это, что вы махнули рукой на гражданские права?

— Нет. В ноябре следующего года пройдут промежуточные выборы в конгресс. Я буду призывать американцев голосовать за демократов, чтобы я смог выполнить свои предвыборные обещания.

— Вы думаете, они вас послушают?

— Вероятно, нет. Республиканцы ополчились против меня из-за внешней политики. Мы потеряли Кубу, мы потеряли Лаос и теряем Вьетнам. Я вынужден был позволить Хрущеву поставить ограждение из колючей проволоки поперек Берлина. Сейчас эта проклятущая стена сидит у меня в печенках.

— Как странно, — вслух рассуждала она. — Вы не можете позволить неграм Юга голосовать, потому что вы уязвимы во внешней политике.

— Каждый лидер должен выглядеть сильным на мировой арене, иначе он ничего не сможет добиться.

— Неужели вы не можете попытаться? Внесите на обсуждение закон о гражданских правах, даже если его не примут. Зато люди будут знать, насколько вы откровенны.

Он покачал головой.

— Если я внесу закон о гражданских правах и его не примут, я буду выглядеть слабым, и тогда все остальное будет поставлено под угрозу. И шанса провести закон о гражданских правах во второй раз никогда не будет.

— Так что же я скажу дедушке?

— Что не так-то легко, как кажется, делать то, что нужно, даже если ты президент.

Он встал, и она тоже. Они вытерли друг друга полотенцем и пошли в спальню. Мария надела одну из его мягких синих хлопковых ночных рубашек.

Потом они снова занялись любовью. Если он был усталым, это происходило быстро, как в первый раз; но сегодня он чувствовал себя спокойнее, и к нему вернулось игривое настроение. Они откинулись назад на кровати и начали играть друг с другом, словно ничто другое в мире не имело значения.

Потом он быстро уснул. Она лежала подле него, блаженно счастливая. Она не хотела, чтобы наступало утро, когда ей придется одеваться, чтобы идти в пресс-службу и заниматься повседневной работой. Она жила в реальном мире, словно это был сон, лишь ожидая звонка Дейва Пауэрса, означавшего, что она могла просыпаться и возвращаться к единственной реальности, которая имела значение.

Она знала, что некоторые из ее коллег догадывались, чем она занимается. Она знала, что он никогда не оставит жену ради нее.

Она знала, что рискует забеременеть. Она знала, что все, что она делала, было глупо и дурно и не могло привести к счастливому концу.

Но она была слишком влюблена, чтобы об этом думать.

* * *

Джордж понял, почему Бобби с такой радостью отправил его вести переговоры с Кингом. Когда Бобби нужно было оказать давление на движение за гражданские права, у него появлялся больший шанс на успех, если с заданием отправлялся темнокожий. Джордж считал, что Бобби был прав относительно Левисона, но тем не менее он все чаще ловил себя на мысли, что отведенная ему роль его не устраивала.