Граница вечности - Фоллетт Кен. Страница 44

Дейв думал, что национальная гордость — это ерунда, но вопреки желанию у него стеснилось в груди. Виной тому была песня.

В синем с россыпью звезд полосатый наш флаг

Красно-белым огнем с баррикад вновь явится.

В зале стало так тихо, что Дейв мог слышать свое дыхание. Вот так Иви! Когда она выходила на сцену, все замирали и не спускали с нее глаз.

Ночью сполох ракет на него бросал свет -

Это подлым врагам был наш гордый ответ.

Дейв посмотрел на свою мать и увидел, что она смахнула слезу.

Так скажи, неужели будет жить он всегда,

Где земля храбрецов, где свободных страна?

Раздались аплодисменты и возгласы одобрения. Отдавая должное сестре, Дейв подумал: хотя она иногда действует на нервы, она способна ошеломить публику.

Он взял еще одну бутылку имбирного пива и стал искать глазами Бип, но в зале ее не было. Он увидел ее старшего брата Камерона и спросил этого отвратительного типа:

— Эй, Камерон, куда делась Бип?

— Наверное, вышла покурить, — ответил тот.

Где ее тут найдешь, растерялся Дейв. Он оставил пиво и решил выйти из зала.

Он подошел к выходу одновременно с бабушкой и придержал для нее дверь. Она, вероятно, направлялась в женскую комнату у него было смутное представление, что старые женщины должны часто ходить в туалет. Она улыбнулась ему и стала подниматься по лестнице, застеленной красной ковровой дорожкой. Дейв не имел представления, где он находится, поэтому пошел за бабушкой.

На промежуточной лестничной площадке ее остановил пожилой седовласый мужчина, опиравшийся на трость. Дейв заметил, что на нем был элегантный костюм из тускло-серой материи в полоску. Из нагрудного кармана пиджака торчал шелковый платок, сочетающийся по цвету с тканью. Все его лицо усеивали темные крапинки, но, очевидно, когда-то он был интересным мужчиной.

— Поздравляю, Этель, — сказал он и пожал ей руку.

— Спасибо, Фиц. — По-видимому, они хорошо знали друг друга.

Он не отпускал ее руку.

— Итак, ты теперь баронесса.

Она улыбнулась.

— Жизнь удивительная штука, не правда ли?

— Порой ставит меня в тупик.

Они загораживали проход, и Дейв топтался возле них на месте. Хотя они обменивались несущественными фразами, в их разговоре присутствовал оттенок страсти. Дейв не мог понять, что дало повод думать так.

Этель спросила:

— Ты не возражаешь, что твою домработницу возвели в дворянское сословие?

Домработница? Дейв знал, что Этель начала с того, что была служанкой в богатом доме в Уэльсе. Этот человек, вероятно, был ее хозяином.

— Я уже давно перестал возражать против такого рода вещей, ответил он, похлопал ее по руке и разжал пальцы. — Точнее, при правительстве Эттли.

Она засмеялась. Она определенно с удовольствием говорила с ним. В их разговоре слышался сильный оттенок, не любви, нененависти, а чего-то еще. Если бы не их солидный возраст, Дейв подумал бы, что плотской близости.

Одолеваемый нетерпением, Дейв кашлянул.

Этель сказала:

— Это мой внук Дейвид Уильямс. Если ты действительно не возражаешь, ты мог бы пожать ему руку. Дейв, это граф Фицгерберт.

Граф помедлил немного, и Дейву показалось, что он не собирается обмениваться рукопожатиями. Потом он как будто бы решился и протянул руку. Дейв пожал ее и произнес:

— Как вы поживаете?

Этель проговорила:

— Спасибо, Фиц.

Не сказав больше ни слова, она пошла дальше. Дейв вежливо кивнул головой старому графу и последовал за ней.

Минутой позже Этель скрылась за дверью, обозначенной для дам.

Дейв понял, что между Этель и Фицем есть какая-то история. Он решил расспросить об этом мать. Потом он заметил выход, который мог вести из здания, и совсем забыл о стариках.

Он вышел за дверь и оказался во внутреннем дворе неправильной формы с мусорными баками. Это было бы идеальное место для тайных объятий, подумал он. Это не улица, окна сюда не выходят, и есть укромные уголки. Он все больше обнадеживался.

Никаких следов Бип он не обнаружил, но почувствовал запах дыма.

Он обошел баки и заглянул за угол.

Она находилась там, как он и надеялся, с сигаретой в левой руке. Но она была с Джаспером, и они держали друг друга в объятиях. Дейв уставился на них. Они тесно прижимались друг к другу и страстно целовались, свою правую руку она запустила ему в волосы, а его правая рука держала ее за грудь.

— Ты подлец и предатель, Джаспер Мюррей, — выдавил из себя Дейв, повернулся и пошел обратно в здание.

* * *

В школьной постановке «Гамлета» Иви Уильямс предложила сыграть Офелию обнаженной в сцене безумия.

Сама по себе эта идея вызвала у Камерона Дьюара прилив приводящей в волнение теплоты.

Камерон обожал Иви. Но ему не нравились ее взгляды. Она близко к сердцу принимала острые моменты в новостях, начиная с жестокого обращения с животными и кончая ядерным разоружением, и людей, которые не разделяли ее точку зрения, она считала безжалостными и тупыми. Но Камерон привык к этому: он не соглашался с большинством людей его возраста и со всеми членами семьи. Его родители придерживались безнадежно либеральных убеждений, а его бабушка одно время была редактором газеты с немыслимым названием «Буффало анаркист».

Уильямсы были не лучше — левыми, все как один. Единственным мало-мальски здравомыслящим обитателем в доме на Грейт-Питер-стрит был приживальщик Джаспер Мюррей со своим циничным в той или иной степени отношением ко всему. Лондон представлял собой оплот подрывных элементов в большей мере, чем родной город Камерона — Сан-Франциско. Он не мог дождаться, когда закончится командировка отца и они вернутся в Америку.

Вот только он будет скучать по Иви. Камерону шел шестнадцатый год, и он впервые влюбился. Он не хотел, чтобы у него завязался любовный роман — у него было слишком много дел. Но когда он сидел за школьной партой, пытаясь заучить французские и латинские слова, он ловил себя на том, что вспоминает, как Иви пела американский гимн.

Он ей нравился, в этом он ни минуты не сомневался. Она понимала, что он умен, и задавала ему серьезные вопросы: как работает атомная электростанция, есть ли на самом деле такое место Голливуд, как относятся к неграм в Калифорнии? С еще большим вниманием она слушала его ответы. Она не любила болтать по пустякам — как и его, ее не интересовали разговоры ни о чем. По представлениям Камерона, они могли бы быть общеизвестной интеллектуальной парой.

В тот год Камерон и Бип ходили в ту же школу, что и Дейв и Иви, в прогрессивное учебное заведение Лондона, в котором — насколько Камерон мог судить — большинство учителей были коммунистами. Противоречивое предложение Иви о сцене безумия распространилось по школе с быстротой молнии. Идею одобрил преподаватель сценического мастерства Джереми Фолкнер, бородач в полосатом шарфе, служившем отличительной чертой колледжа. Однако директор, далекий от таких глупостей, решительно пресек затею.

В этом конкретном случае Камерон с удовольствием предпочел бы, чтобы либеральное упадничество возобладало.

Семьи Уильямсов и Дьюаров вместе отправились смотреть спектакль. Камерон не любил Шекспира, но ему с нетерпением хотелось увидеть, что Ив» будет делать на сцене. Она передавала силу чувств, которую якобы пробудили зрители. Она была похожа на свою прабабушку Дэй Уильямс, одну из первых тред-юнионистов и евангелистскую проповедницу, по утверждению Этель, дочерн Дэи. Этель говорила: «У моего отца в глазах светился тот самый огонек славы».

Камерон добросовестно проштудировал «Гамлета», — так он штудировал все, чтобы получать хорошие оценки, — и он знал, что роль Офелии особенно трудная. Хоть и трагическая, она вполне могла стать комической с ее непристойными песнями. Как собирается играть эту роль пятнадцатилетняя девушка и увлечь зрителей? Камерон не хотел, чтобы она с треском провалилась. Хотя в глубине души он лелеял надежду, что он нежно обнимет ее за плечи и утешит, когда она будет проливать слезы после унизительного провала.