Господин моих ночей. Книга 2 (СИ) - Ардова Алиса. Страница 12

Ли Норд сдержал слово и никогда вслух не попрекнул жену, но ничего не забыл и не простил. Однако его нарочитая холодность, многочисленные любовницы и редкие супружеские встречи маму не огорчали. Ее устраивала уединенная жизнь в маленьком имении вдвоем с дочерью.

— Больше всего на свете я боялась, что тебе передались способности Неда. Когда Лиммер забрал вас с Талимом, чтобы показать храмовникам... Это были самые страшные часы в моей жизни. Благодарение Каари, жрецы ничего не обнаружили... Ты оказалась самой обыкновенной девочкой, абсолютно лишенной магического дара. Внимание Сахтара обошло тебя стороной.

— Но как такое возможно, мам? — не выдержала я. — Ты самая обыкновенная... Я самая обыкновенная... Если уж на то пошло, ты вообще не должна была забеременеть. А я — родиться, тем более, пустышкой. Насколько мне известно, только магиня способна понести от высшего. Исключительно по его желанию. И дети у них всегда наследуют дар отца.

— По поводу желания Неда ничего не могу сказать, а в остальном… Помнишь, я говорила, что сильно болела в детстве? — мама дождалась моего кивка и продолжила: — После смерти отца я перебирала бумаги, оставленные в тайнике, который он запечатал кровью нашего рода. Прямо папа, разумеется, даже там ничего не написал, но намеков оставил достаточно. В три года у меня случился спонтанный выброс магии, и отцу с помощью друга-храмовника удалось выжечь мой дар. Так они, по крайней мере, считали. Видимо не до конца.

— А я?..

— Ты... — мама устало вздохнула. — За эти годы я много прочитала о высших. Скупала все книги, которые попадались, за любые деньги. Старинные манускрипты. Забытые исследования. Сказки, легенды, домыслы, предположения, страшные истории — чего там только не было. И крупицы, жалкие, разрозненные крупицы правды. Везде говорилось об одном и том же — ребенок высших всегда рождается магом. И только в одной древней рукописи, попавшей ко мне случайно, с контрабандистами из Лагора, упоминалось о детях-пустышках из семей алхоров. Лишь несколько случаев за всю историю. Их называли ущербными. Позором рода. Вырожденцами... Никому не нужными, презираемыми.

Повисла пауза. Наступившую тишину нарушало лишь приглушенное, ворчливое бормотание Ларки, долетавшее с улицы.

«Поймала она-таки бедную Сани», — мелькнуло в голове совершенно некстати.

— Если бы я знала, что ты собираешься заключить договор с алхором, обязательно отговорила бы. Но ты сообщила уже после подписания соглашения… Слишком поздно… — нарушила молчание мама. — В любом случае, ты не маг, и этого уже не изменить. Если меня не станет... Молчи... Не спорь... Если не справлюсь... Не надо искать отца или что-то доказывать магам. Высшие все равно не примут тебя такой, какая ты есть. Лучше быть равной среди обычных, чем жалким изгоем среди одаренных. Считаться неполноценной. Просто живи… Помни, это чудовище, ли Норд, не имеет к тебе никакого отношения. Ты ему ничем не обязана. И возьми...

Она с усилием приподнялась, сняла с шеи медальон.

— Теперь это твое...

***

Следующие несколько дней прошли в каком-то забытьи. Что бы я ни делала — ходила, разговаривала, улыбалась хозяйке и немногочисленным постояльцам, беспокоилась о Хвиче, радовалась, что Уна выздоравливает, сидела у постели мамы, в очередной раз расспрашивала Зору о ее состоянии — мысленно вновь и вновь возвращалась к тому, о чем недавно узнала.

Я не дочь ли Норда…

Мой отец — высший…

Это звучало странно и пока почти неправдоподобно.

Я жалела маму, понимала ее и даже не думала осуждать. Наверное, на ее месте я поступила бы также. И магу бы помогла. И алхорам ничего не сообщила о дочери-пустышке. И секрет свой хранила бы до последнего ото всех, даже от собственного ребенка. Есть тайны, которые принадлежат лишь одному человеку, и с ним должны исчезнуть.

Мама постаралась максимально защитить меня, как уж сумела, и, если бы не война, в моей жизни все было бы хорошо. Лучше, чем у многих девушек моего сословия и положения.

Как ни странно это сейчас говорить, но ли Норд оказался не самым плохим «отцом» для приблудной девчонки. Да, он не любил меня и не скрывал своего отношения. Да, держался сухо и отстраненно. Но я не чувствовала ненависти к себе, скорее, холодное безразличие. При этом он никогда не отказывал ни в чем — ни в деньгах, ни в нарядах, ни в самых лучших учителях — и уж точно не обижал, даже голоса ни разу не повысил. И мужа нашел самого лучшего из возможных: молодого, красивого, титулованного, богатого. Он не трогал меня, пока я ему не мешала.

Война ожесточила герцога, заставила выбирать между чужим нежеланным ребенком и собственными планами. И он сделал выбор не в мою пользу. Отрекся с тем же ледяным равнодушием и спокойствием, с каким всегда держался со мной.

Очень тяжело, почти невыносимо считать, что от тебя отказался родной отец, поэтому я была благодарна маме за то, что она именно сейчас все рассказала.

Пусть это и останется только между нами.

Хватит, пообщалась я уже с высшими, больше нет ни малейшего желания. От того, что я узнала правду, ничего не изменилось. У меня есть имение, планы на дальнейшую жизнь, и алхорам в ней не место.

Я спрятала медальон на груди, наглухо застегнула ворот платья и постаралась, хотя бы на время, забыть об этой истории. А потом маме стало хуже, и посторонние мысли окончательно выветрились из головы. Остались лишь неотступная, гнетущая тревога и страх за маму.

В последние дни она совсем ослабела, приходила в себе все реже, словно, сообщив мне об отце, расплатилась со всеми долгами и перестала бороться за жизнь. Даже отвары Зоры уже почти не помогали. А однажды ночью я проснулась от болезненного стона.

Маму лихорадило. Она вся горела, металась в беспамятстве, бредила. Звала то меня, то Уну, то свою мать, мою покойную бабку. Несколько раз я слышала имя Неда. А иногда у нее вдруг резко перехватывало дыхание, и, тогда мне в ужасе начинало казаться, что еще миг — и оно совсем оборвется.

Срочно вызванная травница только головой покачала.

— Я сделала все, что в моих силах, девочка, теперь остается только ждать. Если к завтрашнему дню жар спадет, хорошо. Справилась, значит. Переборола. Смогла. Дальше дело пойдет на лад.

— А если… нет?

Женщина не ответила, отвернулась, пряча лицо, и я помертвела.

— Молись, деточка, — произнесла она через несколько мгновений оглушающей тишины. — Проси Каари сжалиться. Больше ты матушке сейчас ничем не поможешь.

Зора так и не ушла домой, за что я была ей очень благодарна. Она осталась на постоялом дворе, и время от времени заходила к нам — проверяла состояние больной, по глотку вливала ей в рот лекарства, окуривала душистым травяным дымом.

Я всю ночь провела у постели мамы. Не отрывая от нее взгляда, опускала кусочек холщовой ткани в миску с холодной водой, а потом протирала раскаленный от жара лоб. Снова… Снова… И снова… Вода быстро нагревалась, я поднималась, чтобы поменять ее, и все повторялось сначала.

Уна пыталась помогать, но сама была еще слишком слаба и быстро свалилась без сил, забывшись тяжелым сном.

К утру маме не стало лучше, а я… Я слишком устала, чтобы думать о плохом, да и вообще о чем-либо думать. Прошедшая ночь полностью вымотала меня, опустошила, и я просто сидела и смотрела… То на маму, то на окно, за которым занимался серый, хмурый рассвет. Или он казался мне таким?

За окном неожиданно басовито залаяла собака. Хлопнула дверь. Зазвучали шаги, приглушенные голоса.

Наверное, новые постояльцы приехали…

Это мысль мелькнула на краю сознания, не вызвав ни любопытства, ни интереса, и я уже почти погрузилась в ставшее за эти несколько часов привычным оцепенение, как вдруг одно слово… одно-единственное слово все изменило.

— Лэйры, — вдруг как-то особенно громко и отчетливо произнесла Ларка. — Такая честь для нас… такая честь… Все, что скажете, гости дорогие… Что вашим милостям угодно… Я мигом…