Лучшие Парни (ЛП) - Вебер Мари. Страница 11

— Тетя Сара, благодарю за приглашение.

— Не за что, дорогая. Как твоя мама? — выражение ее лица меняется, как только она видит мои все еще влажные волосы и мятую юбку. Она наклоняется и принюхиватся, затем хмурясь, смотрит на меня. — Рен, дорогая, ты снова барахталась в океане? — обращается она ко мне, ее щеки немного краснеют.

— Я барахталась дома, но пришлось поспешить. Я помогала па с кое-чем, но…

Тетя Сара опускает взгляд. Вздыхая, она машет рукой, будто спрашивая, зачем она даже пытается.

— Возьми немного еды для мамы, когда будешь уходить.

Кивнув, я снова извиняюсь и отхожу от нее, пока чувство стыда, пробирающее до самых костей и возникающее с тех пор как я здесь, снова не появляется в моей голове. Я проталкиваюсь на другую сторону комнаты, где находится самый большой камин. Размерами он превышает пять стоящих рядом мужчин. Камин ревет пламенем, а рядом подают вкусные напитки.

Селени стоит позади меня. Волосы прекрасно уложены, на ней кремовое с поясом платье, которые напоминает пирожное. Длина у него по-своему скандальная, так как оно не доходит ей до лодыжек.

— Все в порядке. Мама была в ужасе, потому что я выглядела «слишком ветрено», когда вернулась домой. В итоге она заставила няню потрать приличное количество времени, исправляя эту «атмосферу». Понятия не имею, о чем она.

— Она делает это из лучших побуждений, — все, что я ответила. Потому что верю, что это скорее всего правда. Или потому что в это верит моя тетя, будто все, что она делает, исходит из лучших побуждений. Не ее вина, что весь мир никогда не сможет стать достаточно респектабельным, чтобы заслужить одобрения моего дяди и тети.

— Я, правда, пытаюсь, — однажды сказала я им, много лет назад.

— Попытать и достигнуть — это два понятия, которые отражают, насколько сильно человек хочет достигнуть цели, — ответил мой дядя. — Мы можем лишь предоставить тебе подходящие возможности, дорогая. От тебя зависит, как ты ими воспользуешься.

То же он сказал, когда узнал, что мой отец забрал меня из школы для домашнего обучения. Так же было и с моей краткосрочной стажировкой в издательстве мистера Холдера, моя борьба за образование была не просто попыткой — это было связано с моей проблемой — совмещать буквы и цифры в голове. Даже мой школьный учитель согласился, что идея моего Па о повторяющейся науке и документации была правильной, а спустя два года он достиг огромного прогресса. Но это не значило ничего для моего дяди. Он просто не мог этого понять.

Впереди меня Селени хватает бокал глинтвейна с подноса и передает его мне. Я выпиваю его за пять глотков, мой желудок громко напоминает мне, что не ела весь день.

— Пойдем. Я представлю тебя. Здесь много друзей Берилла, я уверена, что ты ими заинтересуешься. О, и здесь также парочка политических пап, — сказала она тихим, высоким голосом.

— А родители Берилла здесь? — спрашиваю я, бросая взгляд на политиков, на которых указывает сестра.

Селени резко смеется в ответ, а затем обнимает меня.

— Тогда они идиоты. Кто не захочет провести с тобой время?

— Вот именно, — вздыхает она, поглаживая мою руку, а затем ведет меня прямо к группе своих друзей. Некоторых из них я знаю, исходя из прошлых событий.

Они болтают, стоя в кругу, под яркой росписью королевского замка Калдона, одетые в такие же причудливые наряды и с гелем на волосах, как и люди на картине. Я застенчиво смотрю на одетых в кружево девушек, сидящих рядом с безупречно одетыми парнями, вокруг которых стоит плотных запах одеколона. Если бы подражание старшим было главным показателем, по крайней мере, десять парней получили стипендию Холма.

— Привет, — говорит девушка с локонами и в тугом корсете. — Мне нравится твое платье. Коричневый подходит к твоим глазам.

Я ожидаю продолжения сарказма, но девушка лишь продолжает улыбаться. Я снова усмехаюсь.

— Благодарю. То же самое подумала о твоем.

— Я Молли.

— Рен.

— Я в курсе. Селини рассказывала о тебе.

— О, а вот и они, — Берилл прочищает горло, сохраняя такое выражение лица, по которому невозможно определить, что всего лишь пару часов назад возился с трупами. — Мисс Лейк, я только что рассказывал Вашим друзьям, что вы двое никогда не пропускаете фестивали Лабиринта.

— Ни одного не пропустили. Даже если бы я была смертельно больна лихорадкой, — отвечает Селени со смехом, взмахивая рукой над головой. — Главным образом из-за того, что познание настоящей личности мистера Холма стало целью моей жизни.

Она опускает мою руку, подходит к Бериллу и, беря напиток из его рук, немного отпивает из бокала. Затем прижимается к нему поближе, по этому жесту я понимаю, как сильно она переживает из-за его родителей.

— О, неуловимый Холм. Человек-загадка или убийца? Вот настоящий вопрос, — говорит высокий парень, который стоит с левой стороны от Селени.

Я смотрю на него и вздрагиваю. Этот парень мог бы отрастить себе полноценную бороду, она хорошо бы смотрелась с его темными бровями. Но больше всего впечатляют его глаза. Они холодные. Отчужденные.

Расчетливые.

Дрожь бежит по телу, и я принимаю решение избегать любых темных углов, где находится он.

— Действительно, страдание, Жермен. Разве ты не слышал, что два года назад рассказывал мой брат о состязании?

Мы смущаемся из-за слов Лоуреса. Я вспоминаю историю о своем брате, которую он рассказывал все те два раза, когда мы виделись. Его брат вырвался вперед после трех испытаний и мог бы победить, если бы не забыл привальную формулу гармонического осциллятора. Он попытался занять место оппонента, после с истерическими смешками вышел из Лабиринта, и единственная вещь, которую рассказал, это что упырь пробрался ему в голову и прошептал: «А, в конце концов, мошенники встречаются с праотцами».

Он поступил в недорогой университет и, судя по рассказам Берилла, больше никогда не врал из страха, что совесть подтолкнет его к безумию.

— Поэтому я и считаю Холма жутким, — Элоиз чопорно смотрит на руку Лоуренса. — Мама всегда говорила, что он общается с мертвыми.

— Я слышал, что он не человек, а существо, созданное двумя выпускниками Стемвика, — говорит парень с огромной тарелкой пирожных.

— Ну, а я слышала, что он волшебник смерти, — замечает Селени тихим голосом, поднимая руки и сгибая пальцы так, что свет проблескивает сквозь них. — Он выходит в ночь перед осенним равноденствием, чтобы напиться кровью своих жертв. А когда он покончит с этим, то украшает стены Лабиринта криками их душ. Поэтому его магия возрождается каждый год, и поэтому чудовища из Лабиринта никогда не бывают голодными.

Я сдавлено смеюсь вместе с ребятами. Селени выдумала эту историю одним осенним вечером, впоследствии мы пугали ею друг друга, а затем и всех детей.

Это длилось до тех пор, пока мы не повзрослели и не осознали, что некоторые моменты могут оказаться правдой.

Так же, как случайные смерти участников соревнований за стипендии не были сказками и слухи о людях, бродивших не далеко от дома Холма, которых больше никто не видел. Сэм однажды рассказал, что однажды утром его мама слышала крики, доносящиеся из садов Холма.

— Она думает о его страсти к экспериментам, — говорит он. — Возможно, проводил опыты на каком — то бедном парне.

— Селени, ты просто ужасна, — хихикает Молли.

— Должно быть что-то, что убивает так много Низших, — пытается пошутить парень с пирожками. — Их болезнь развивается благодаря Холму.

Улыбка пропадает с моего лица. Я убираю свои ноги в красивых туфлях с мраморного пола и отворачиваюсь. Очевидно, он не знает никого инфицированного, иначе ему бы в голову не пришло сказать такое. Но с другой стороны, я должна быть ему благодарна, он напоминает, почему я здесь.

Я медленно осматриваю всю комнату, пока… а вот и они. Мой дядя стоит с другой стороны зала, разговаривая с группой мужчин, которые, если судить по парче на их карманах, могут быть либо политиками, либо членами правления Университета Стемвика. Либо и теми, и теми. Я изучаю их лица и хорошо убранные волосы. Неважно, о чем они говорят, большая часть их речи состоит из беззаботного фырканья.