Любовь по-испански (ЛП) - Хелле Карина. Страница 24
единственным желанием было сделать что-нибудь, чтобы защитить фотографа от его
гнева. Я стала свидетелем его "внезапного" удара и побежала за помощью. Ко времени
моего возвращения его уже на месте не было».
В статье говорится о том, что фотограф думает предъявить обвинения, и именно
поэтому я понимаю, что статью писал не он. Полагаю, он посчитал такой способ более
надежным.
Когда я сижу в своем кресле, свет в комнате мне кажется ярче, а флуоресцентные
лампы гудят громче. Все мои внутренности кажутся стянутыми удавкой. Как будто я не
дышу, во мне нет крови и сердцебиения. Я ощущаю свой гнев как нечто грубое и
страшное, пытающееся убить меня на месте. Мне кажется, я никогда не был в такой
ярости, не чувствовал такой чертовой безнадежности за всю свою жизнь.
Я сижу так целую вечность. Ощущается как целая вечность, чувствуется как
вечность и когда, наконец, решаю пошевелиться, то удивлен тем, что прошло всего
тридцать минут. В конце концов, я смотрю на свой телефон и вижу пропущенные звонки
и сообщения, пропитанные паникой, – все от Веры.
На самом деле, сказать нечего. Так что я пишу ей, что еду домой и скоро с ней
увижусь. Когда захожу в квартиру, то все еще в оцепенении. Вера плакала и мечется по
квартире как птица, не умеющая летать. Она боится за меня и за себя. Она бубнит что-то о
том, что меня посадят в тюрьму, и она останется одна и никогда больше меня не увидит.
Вчерашняя призрачная договоренность с адвокатом уже, кажется, ничего не значит.
Внезапно Веру как будто поражает, насколько хрупкая ее жизнь здесь и она, кажется, теряет здесь все, прямо на моих глазах.
Я делаю все возможное, чтобы успокоить ее, но это сложно, учитывая то, что не
верю и в половину того дерьма, которое выходит из моего рта. Но я должен быть
сильным, даже, если не чувствую этой силы. Я должен быть тем, кто встретит этот вызов
достойно, кто проведет нас через это, держа ее над водой, над растущей, бушующей
волной.
Я не уверен в том, как это произошло — может, это стаканы виски, которые мы
прикончили, сидя вместе в гостиной и глазея на яркий горячий солнечный свет, пока он не
исчезает в синем и черном, но каким-то образом мы прожили этот день.
И в тот самый момент, когда я собираюсь сказать ей, что нам пора в постель и
увидим, что нам принесет завтра, именно когда я подумал о том, что, возможно, мы легко
отделались, то зазвонил мой телефон.
Мы оба застываем. Мы знаем, кто это, даже не глядя на экран. Я смотрю на
Изабель на экране своего телефона, и по одной только моей позе Вера уже знает. Она
кладет руку мне на плечо, нежно целует его и уходит в постель.
Изабель в ярости. Ничего нового, но ее злость имеет несколько уровней, как в игре
«Зельда», в которую я играл ребенком (прим.: Zelda — серия видеоигр фантазийного
жанра). Если однажды вы выпустите ее, она просто продолжит приходить.
Я едва слушаю. Это все, чего я ожидал и ей не интересна правда, факт того, что
этот мужчина — угроза для нас и нашей дочери. Она просто беспокоится о своей
репутации, чтобы не выглядеть идиоткой, которой она, по умолчанию, является в глазах
других родителей. Мне кажется, какая-то часть ее счастлива тому, что я совершил такой
ужасный поступок, потому что это дает ей возможность показать миру, что развод был
хорошей идеей — все это позволяет ей немного взять ситуацию под контроль. Но дело в
том, что ее гордость говорит громче всего остального и она, в первую очередь, смущена
тем, что вышла за меня замуж.
Когда я наконец вешаю трубку, то не уверен в том, где стою или что должно
случиться. Я подошел к кровати и свернулся калачиком возле Веры. Никто из нас долго не
спал, но когда сон, наконец, сморил меня, то последняя мысль в моем затуманенном
рассудке — страх, что могу никогда не проснуться.
Но когда я просыпаюсь следующим утром, то я не уверен, был ли этот страх
вызван безысходной тоской.
Глава 8
Выходные проходят в тумане. Существует причина, почему Хлоя Энн не
приходит со мной повидаться, и в этот раз я не боюсь задать вопросы. Но со стороны
Изабель я встречаю сопротивление и отговорки. Похоже, намного раньше она говорила
мне, что хочет отвезти Хлою Энн в водный парк прежде, чем закончится лето, и в такую
жару с моей стороны было варварством препятствовать ее стремлению охладиться.
Мне это не нравится. Вообще-то, я ненавижу это каждой своей частичкой. Это
ощущается как начало очень медленного процесса подавления. Но мой протест остается
незамеченным, и я провожу выходные с Верой, пытаясь преодолеть это в водовороте
возбуждения, забытья и алкоголя.
Мы боимся покинуть квартиру, так что остаемся дома. Она снова превратилась во
временную тюрьму, но в этот раз я действительно понимаю, что это к лучшему. Я просто
уверен, что мистер Круз будет снаружи, ожидая нового нападения, и знаю, что другие
репортеры насладятся этим как следует. Это длинная история, достаточно выдающаяся, чтобы украсить воскресный выпуск газеты «El País».
В газете мое сердитое лицо и обвинения. Вы можете подумать, что я к такому
привык, но это не так. Я попадал в главную испанскую газету несколькими годами ранее, вернувшись в Атлетико. Вновь обрести популярность, не являясь игроком, это большое
дело. Мне страшно подумать, как все люди страны — от моих родителей до
родственников, моей сестры, болванов вроде Бона и старых друзей Изабель, людей, с
которыми я ездил в Лас Палабрас — читают это и качают головами, строя
предположения, что же со мной случилось, где я пошел неправильной дорогой. Я оставил
свою жену ради более молодой девушки, вернулся в Атлетико, ударил фотографа. Так
всегда: шаг вперед — два назад. Бери и отдавай. Баланс в природе.
Худшее наступает в понедельник утром, когда я принимаю решение, что мне
необходимо идти на работу, а будучи на ней, мне придется столкнуться с гневом
помешанного на репутации Педро.
Я спускаюсь в гараж без происшествий, но, как только выгоняю машину на
улицу, вижу собравшуюся там толпу журналистов. Некоторые срываются и бегут мне
навстречу, щелкая своими камерами, и требуются немалые усилия, чтобы сохранить
самообладание и, убедившись, что я никого не зацепил, нажимаю на газ и уезжаю. Можно
подумать, что существуют гораздо более важные вещи в нашем безумном, перевернутом с
ног на голову мире, но, вероятно, не сегодня. Сегодня речь о критике человека, кто не
может получить шанс на изложение истории со своей точки зрения.
Легкие мишени.
Приехав на стадион, я чувствую, как взгляды окружающих прожигают меня. Я
даже не могу улыбнуться, притвориться тем веселым парнем, который просто недопонял.
Я даже не могу притвориться собой. Я смотрю вниз, на свои ноги, обутые в остроносые
туфли, выражение лица нечитаемое, нейтральное. Я не хочу, чтобы они увидели хотя бы
частичку меня. Мой офис не пустует. Уоррен стоит возле своего стола, прикалывая что-то
на стену. Он не может быть настолько молод, но со своими светлыми волосами, диким
взглядом и жилистым телом, может сойти за двадцатилетнего. Когда я вхожу, он
поворачивается ко мне, выглядя одновременно заинтересованным и невероятно
впечатленным.
— Так держать, — говорит он таким образом, давая мне момент осознать
искренность его слов.
— Что? — спрашиваю я на английском, садясь в кресло и вращаясь в нем, чтобы
повернуться к нему лицом.
— Ненавижу этого мудилу, — говорит он. — Помнишь то время, когда я ввязался
в драку с Себастьяном? Реал Мадрид? Этот дрочила сфотографировал все.
— Карлос Круз? — уточняю я, припоминая, как Уоррен ввязался в драку с
защитником левого фланга Реала. Это было очень давно, но большинство футбольных