На одинокой дороге (СИ) - Седов Константин. Страница 68
— Тише! — осадил его один из «пожарных», — услышат!
Курти узнал в говорившем дворника, плевавшегося утром в сторону гуляющих.
— А-а-а-а — проревел еще кто-то, — Не стойте! Потом власть ругать будете! Разбирайте, пока огонь не перекинулся!
— О! Смотри! Сейчас потеха будет.
Под «потехой» говоривший имел ввиду выскочившего на горящую крышу, уже знакомого Курти, щенка. Сейчас он носился по деревянному настилу, ища, где спрыгнуть. С одной стороны, к нему подбирался огонь. Собачонка подбежала к другому краю крыши и засучив передними лапами, заскулила. Высоко.
— Жрать хотел шавка тупая, вот и полез в склады. Треску сушеную учуял.
— Ничего, сейчас сама жизнь вора накажет. Интересно — сгорит или разобьется?
— Да плевать, тушите, пока на огонь дальше не перекинулся! Сгорит псина и черт с ней.
Курти подбежал к окну, взобрался на ставни, прыгнул и зацепившись за балконный карниз влез на него.
— Это еще кто?!
Курти забрался с ногами на перила и перепрыгнул на горящую крышу склада. Внизу охнула толпа.
Огонь тек как вода по сухой деревянной крыше. Курти не приземлился, а именно, что упал на нее, в который раз отбив себе локти и колени. Щенок смотрел испуганно, осторожно виляя хвостом. Курти схватил его и двинулся обратно к балкону. Ему под ноги рухнул горящий фигурный шпиль с крыши дома, перекрыв путь. Курти отпрыгнул, лицо обдало жаром. Щенок в руках вырывался.
— Тихо, тихо. Сейчас, — успокаивающе зашептал ему на ухо Курти.
А что сейчас? Куда деваться? Курти подбежал к краю крыши. И для него высоко. А внизу бугристая земля с камнями, доски какие-то, оглобли и все это торчит.
Спине стало жарко. Щенок перестал вырываться и протяжно заскулил. Мокрый нос уткнулся в грудь. Курти запихнул щенка поглубже за пазуху, разбежался, перепрыгнул через огонь. Чуть не достав до балкона, обдирая пальцы, уцепился за его карниз. Здесь ниже и земля ровная. Спрыгнул.
— Не знаю, псих ты или герой, но иди-ка отсюда со своей псиной, — порекомендовали ему.
Курти доставая из-за пазухи испуганного щенка, последовал совету. Песик дрожал. Курти взглянул в большие черные глаза, щенок лизнул его в нос.
— А вот он!
Перед Курти стояли кучер и лакей с площади.
— Знал, что найду. У меня на такие вещи нюх!
Это они весь день за щенком гонялись?!
— Давай его сюда. Тебе, спасибо, что нашел, но давай его и вали отсюда. Уйдешь небитый. Это тебе благодарность.
— Зачем он вам?
— Ты видел, кого этот кабысдох укусил?!! Давай сюда!
— Это маленький щенок!
— Я еще разговаривать с тобой должен?! — кучер шагнул вперед, протянув руку.
Курти подался назад.
— Дай сюда, тебе сказали! Славная шкурка — подал голос лакей, — я его прямо отсюда на живодерню. Хозяевам все равно, главное наказать, а мне перчатки на зиму.
Щенок прижался крепче.
— Это, какими же остолопами надо быть, чтобы за маленькой собакой по всему городу гоняться? Вы ребята, прирожденные лакеи!
— Ах ты, стервец!
Курти убегал по мостовой, прижав к груди комок грязной шерсти. За ним стучали сапоги. Курти бы убежал. Но он не знал куда. Незнакомая улица, незнакомого города привела в тупик. Парочка, бежавшая за ним, запыхалась и с искаженными от ярости лицами, неспешно приближалась к нему.
— Я вот думаю и тебя к живодеру отвести. Тебя за человека все равно никто не примет, — кучер протянул руку.
Эти двое заняли собой все пространство улицы. Лишь небольшой просвет между ними. В него Курти и нырнул. Худой, рассчитывал проскочить. Помешал щенок, стеснявший движения. Курти ухватили за шиворот, но он повернулся на месте, захватив воротником ладонь кучера в петлю. Падая, кинул щенка дальше по улице. Лакей дернулся за собакой, но Курти пнул его под колени и тот, ругаясь, рухнул.
Курти сидел, прикрыв голову руками на которую сыпались удары, провожая взглядом стремительно уносящийся свернутый баранкой хвост.
— К судье этого сопляка! На виселицу бродяжку!
— Да не. Резвый, борзый. Наверняка в Цирк продадут. Водный.
Курти потирал руку. Под пальцами проступила кровь.
— О! Так он и тебя, спасителя дранного укусил!
— Это он от испуга, — тихо ответил Курти. — Ему сегодня досталось.
Глава 20
Сознание вроде бы и вернулось, но как будто не полностью. Обрывки реальности больше походили на воспоминания. Фрагментарные, спутанные и болезненные. Качка, теснота, сильнейшая головная боль, которая никак не хотела проходить. Да и окружающий мир этому не способствовал. Запомнился момент, когда протиснутая сквозь прутья решетки нога пинала его в лицо. Эрика удивляло не это, а то, что он почему-то опять в клетке. Он же хорошо помнил, что выбрался оттуда. Потом кто-то говорил: «Тристан перестань, он живой нужен. Сказали же!». А голос твердил: «Щас, еще разок». Голос был злой. И нога продолжала пинать. Эрик смотрел на ногу, пытался вспомнить откуда ему знакомо имя Тристан. Смотрел почему-то одним глазом. Хотел открыть второй, но он не открывался. Все вокруг было мутным, к головной боли прибавилась еще и тошнота.
Если похмелье, то тяжелейшее.
— Здоров ты спать братец! Да и вообще здоров. Даже странно, что выжил после такого. Во бычара!
Брейдли сидел перед клеткой на корточках. Деревянный пол качало. Это трюм, и они плывут.
— За бычару ответишь — Эрик еле ворочал распухшим языком. Огрызнулся шепеляво, но Брейдли его понял. Усмехнулся.
— Кристофер, чей-то там сын, если тебя действительно так зовут. Ты счастливчик.
— Ага… счастье переполняет. Отойди подальше, сейчас на тебя польется.
— Тебя убить там же хотели. И я хотел, честное слово. Но Теодор запретил. Говорит, продадим хорошо. Мы чуть не взбунтовались, ей-ей. Здорово ты нам насолил. Твое счастье, что не убил никого. Переломы, вырубил нескольких, но все живы. Потому Теодора и послушали. Как ты его, а!
Брейдли издал короткий отрывистый смешок.
— Мы сначала понять не могли, откуда он вопит? Где-то в кустах, а где непонятно. Он так орал! — в полутьме трюма здоровяк засверкал белоснежными зубами. — Знаешь, при других обстоятельствах мы бы с тобой глядишь, друзьями бы стали. Мне по душе такой стиль. И не боишься ничего.
— Я таких друзей, только в шкварных держу, — прошепелявил Эрик.
— Ого. Капитан говоришь. А выражения из другой масти.
— Пошел ты.
— Да, сейчас пойду. Дел полно. Товар проверять надо. И начну с тебя.
Брейдли просунул руки в клетку и бесцеремонно ухватил Эрика за лицо. Эрик дернулся, хотел схватить руку, но обнаружил, что его собственные руки связаны за спиной.
— Прости, оставлять тебя в клетке опасно, как выяснилось.
Второй ручищей Брейдли достал нож и просунув его в клетку пытался разжать Эрику зубы. Эрик рычал и пытался вырваться.
— Да не дергайся ты.
Брейдли клинком раздвинул Эрику зубы, ухватил за нижнюю челюсть как собаку, чтобы не кусалась и смотрел в рот.
— Точно. Сейчас вытащу, — и завозился ножом у него во рту.
Эрик хрипел, бешено вращая глазами.
— Все. — Брейдли его отпустил. — Осколки зубов в языке застряли. Если бы не вытащил, загноилось бы. И пропал бы ты как товар. Хотя… можно было тебе еще язык отрезать. Он тебе больше не понадобится, но это может быть потом. Да и Теодор о чем-то таком упоминал.
Эрик сплюнул кровью.
— О. И не видно. Это боковые были. Так, что если широко улыбаться не будешь, то незаметно.
Эрик хотел ответить, но понял, что не сможет — во рту все горело. Он лишь яростно сверкнул одним глазом.
Брейдли достал флягу.
— Выпей. Это тебе язык прижечь. Да и боль облегчит.
Отказываться Эрик не стал. Приложился к просунутой сквозь решетку фляге и злобно смотря на Брейдли тянул крепчайший ром. Во рту как будто бочка с порохом взорвалась. Боль была адской, но Эрик старался не подать виду, продолжая злобным взглядом буравить тюремщика.