Опиумная война - Куанг Ребекка. Страница 36

Дети захлопали.

Выходя из шатра, Катай нахмурился.

— Я никогда не осознавал, насколько ужасна эта история, — быстро произнес он. — В детстве я считал трех героев такими умными, но на самом деле это история о яде и насилии. Обычная никанская политика.

— Я ничего не знаю о никанской политике, — сказала Рин.

— А я знаю, — поморщился Катай. — Отец рассказывает обо всем, что происходит во дворце. Всё, как рассказывал кукольник. Наместники вечно грызутся друг с другом, борясь за внимание императрицы. Жалкое зрелище.

— Ты о чем?

— Ты знаешь, что наместники так увлеклись борьбой друг с другом, что позволили Мугену разорять страну во время Опиумных войн? — Катай выглядел обеспокоенным. — Отец считает, что это снова повторяется. Помнишь, что сказал Йим на первом занятии? Он был прав. Муген не собирается тихо отсиживаться на своем острове. Отец считает, что новое нападение — лишь вопрос времени, и его беспокоит, что наместники не принимают угрозу всерьез.

Раздробленность империи, похоже, вызывала тревогу у всех наставников академии. Хотя ополчение находилось под контролем императрицы, его двенадцать дивизий набирали солдат в основном из своих провинций, а командовал каждой наместник. Отношения между провинциями никогда не были гладкими. Пока Рин не прибыла в Синегард, она не осознавала, насколько укоренилось презрение северян к южанам.

Но Рин не хотелось говорить о политике. Впервые за долгое время на каникулах она могла расслабиться и не желала думать о надвигающейся войне, которую все равно не в состоянии предотвратить. Театр теней ее поразил, и ей хотелось, чтобы Катай перестал говорить о серьезном.

— Мне понравилась часть про Пантеон, — сказала она через некоторое время.

— Еще бы. Это же чистая выдумка, в отличие от всего остального.

— Серьезно? Но ведь говорят, что три героя были шаманами.

— Три героя владели боевыми искусствами. Они были политиками. Талантливыми воинами, но шаманизм — это преувеличение, — сказал Катай. — Ты же знаешь, в Никане любят приукрашивать рассказы о войне.

— Но откуда взялись эти рассказы? — напирала Рин. — Способности Триумвирата слишком специфичны, чтобы быть просто детской сказкой. Если их сила — лишь легенда, то почему она всегда одна и та же? В Тикани мы часто слышали о Триумвирате. По всем провинциям эти истории неизменны. Это всегда Страж, Воин и Гадюка.

Катай пожал плечами.

— Выдумка какого-то талантливого поэта. В это не так уж сложно поверить. Гораздо проще, чем в существование шаманов.

— Но ведь раньше существовали шаманы, — сказала Рин. — Еще до того, как Красный император завоевал Никан.

— Убедительных доказательств нет. Лишь байки.

— Летописцы Красного императора хранили сведения об импортных товарах вплоть до связки бананов, — возразила Рин. — Вряд ли они стали бы выдумывать.

Катай скептически посмотрел на нее.

— Конечно, только это не значит, что три героя и впрямь были шаманами. Дракон-император мертв, а после Второй опиумной войны никто не слышал о Страже.

— Может, он просто скрывается. Может, он до сих пор где-то здесь, ждет следующего вторжения. Или… а что, если цыке — шаманы? — Это только что пришло Рин в голову. — Вот почему мы ничего о них не знаем. Может, они и есть единственные оставшиеся шаманы…

— Цыке — просто наемные убийцы, — фыркнул Катай. — Они убивают ножом или ядом. И не могут вызвать богов.

— Насколько тебе известно, — заметила Рин.

— Ты правда повелась на эту идею о шаманах? — спросил Катай. — Это же сказки для детей, Рин.

— Писцы Красного императора вряд ли стали бы хранить детские сказки.

Катай вздохнул.

— Ты поэтому выбрала Наследие? Решила, что станешь шаманом? Думаешь, что сумеешь вызвать богов?

— Я не верю в богов, — сказала Рин. — Но верю в силу энергии. И думаю, у шаманов был источник этой силы, к которому нет доступа у других, но этому можно научиться.

Катай покачал головой.

— Я скажу тебе, кто такие шаманы. Когда-то мастера боевых искусств были и в самом деле могущественны, и чем больше сражений они выигрывали, тем шире распространялась молва. Вероятно, они сами поощряли эти рассказы, рассчитывая напугать врагов. Я бы не удивился, если бы оказалось, что истории про Триумвират выдумала сама императрица. Это помогает ей удерживать власть. А сейчас она, как никогда, нуждается в этих легендах. Наместники что-то замышляют, наверняка через несколько лет устроят переворот. Но если она настоящая Гадюка, то почему просто не вызовет гигантских змей, чтобы подчинить наместников своей воле?

Рин не подумала о таком очевидном контраргументе, и потому промолчала. Спорить с Катаем все равно бесполезно. Он так убежден в собственной логике, в энциклопедических знаниях по большинству предметов, что с трудом замечает пробелы в собственном понимании.

— Я обратила внимание, что кукольник умолчал о том, как мы на самом деле выиграли Вторую опиумную войну, — сказала Рин через некоторое время. — Ну, сам знаешь. Спир. Резня. Тысячи погибших за одну ночь.

— Это ведь все-таки была сказка для детей, — ответил Катай. — А геноцид — это слишком неприятно.

Следующие два дня Рин и Катай просто валяли дурака, наслаждаясь минутами отдыха от академии. Играли в шахматы. Лежали в саду, уставившись на облака, и сплетничали об однокурсниках.

— Нян довольно симпатичная. Как и Венка, — сказал Катай.

— С самого поступления Венка думает только о Нэчже. Даже я это вижу.

Катай поднял брови.

— Я бы сказал, что это ты думаешь только о Нэчже.

— Не будь таким мерзким.

— Точно-точно. Постоянно меня о нем спрашиваешь.

— Потому что мне любопытно, — ответила Рин. — Сунь-цзы сказал, что нужно изучить своего врага.

— К дьяволу Сунь-цзы. Ты просто считаешь его красивым.

Рин запустила в его голову шахматной доской.

По настоянию Катая Лан приготовила острое рагу с перцем, и каким бы оно ни было вкусным, Рин не могла сдержать слез. На следующий день она много времени провела в туалете, с полыхающим задним проходом.

— Думаешь, так чувствовали себя спирцы? — спросил Катай. — А что, если понос и жжение — это цена за посвящение своей жизни Фениксу?

— Феникс — мстительный бог, — промычала Рин.

Они перепробовали все вина из шкафчика отца Катая и напились до приятного одурения.

— Мы с Нэчжой все детство устраивали набеги на этот шкафчик. Попробуй вот это. — Катай передал ей керамическую бутылку. — Это сорговое вино. Пятьдесят градусов.

Рин сделала большой глоток. Жидкость обожгла горло.

— Прямо жидкий огонь, — сказала она. — В этой бутылке живет солнце. Напиток спирцев.

Катай хохотнул.

— Хочешь знать, как его делают? — спросил он. — Секретный ингредиент — это моча.

Рин выплюнула вино.

Катай засмеялся.

— Теперь используют всего-навсего соду. Но легенда гласит, что один рассерженный чиновник помочился в винном погребе Красного императора. Вероятно, одно из лучших случайных открытий времен Красного императора.

Рин перекатилась на живот и покосилась на Катая.

— И почему ты не на горе Юэлу? Ты должен стать ученым. Мудрецом. Ты столько всего знаешь.

Катай мог часами разглагольствовать на одну тему и все же мало интересовался учебой. Он прошел Испытания, потому что из-за идеальной памяти вообще не нуждался в учебе, но сдался Нэчже, как только схватка на турнире приобрела опасный оборот. Катай был умен, но его место было не в Синегарде.

— Я так и хотел, — признался он. — Но я единственный сын. А отец — министр обороны. И какой у меня был выбор?

Рин покрутила бутылку.

— Так ты единственный ребенок?

Катай покачал головой.

— Еще есть старшая сестра. Кината. Она сейчас на Юэлу, изучает геомантию или что-то в таком духе.

— Геомантию?

— Искусство размещения зданий и прочих предметов. — Катай помахал руками в воздухе. — Чистая эстетика. Предполагается, что это важно, если твое главное желание — выйти замуж за важного человека.