Опиумная война - Куанг Ребекка. Страница 38

Она вдруг вспомнила тот день, когда поступила в Синегард и ее заподозрили в обмане на экзамене. Не пожаловалась ли на нее семья Нэчжи за то, что избила его на турнире? Возможно ли подобное?

Наконец, клерк вернулся, на его лице было написано смущение.

— Прошу прощения, — сказал он, — но уже очень давно никто не выбирал Наследие. Мы даже не знаем, какого цвета должна быть твоя нарукавная повязка.

В конце концов из остатков ткани от формы первокурсников соорудили белую повязку.

Занятия начались на следующий день. После выбора Цзяна Рин все равно половину времени проводила с другими наставниками. Поскольку она единственная изучала Наследие, то вместе с кадетами Ирцзаха занималась также Стратегией и Лингвистикой. К своему неудовольствию, она обнаружила, что хотя она и не выбрала Медицину, второкурсникам все равно предстояло помучиться на обязательных занятиях по неотложной медицинской помощи у Энро. Место Истории заняла Дипломатия с наставником Йимом. Цзюнь по-прежнему не допускал ее к тренировкам в своем классе, но Рин изучала боевые искусства с оружием у Соннена.

После окончания утренних занятий Рин полдня проводила с Цзяном. Она взбегала по ступеням к саду Наследия. Время для встречи с наставником. Время получать ответы.

— Опиши, что мы изучаем, — попросил Цзян. — Что такое Наследие?

Рин вытаращила глаза. Она рассчитывала, что это Цзян ей расскажет.

Рин неоднократно пыталась уложить в голове, почему она выбрала Наследие, но не могла произнести ничего, кроме банальностей.

Все это было на уровне интуиции. Истина, которую она знала, но не могла никому объяснить. Рин выбрала Наследие потому, что Цзян обладает каким-то иным источником силы, реальным и загадочным. А Рин сама наткнулась на этот источник в день турнира. Ее пожирал огонь, мир стал красным, она потеряла контроль над собой, и спас ее человек, которого все в академии считали безумцем.

Она заглянула по ту сторону пелены и сойдет с ума, если не удовлетворит свое любопытство, не поймет, что случилось.

Но это не значит, что она имеет хоть малейшее представление о том, чем занимается.

— Странные явления, — ответила она. — Мы изучаем разные странности.

Цзян поднял бровь.

— Как красноречиво.

— Я не знаю, — сказала она. — Я здесь потому, что хотела учиться у вас. Из-за того, что случилось на Испытаниях. Я не знаю, во что ввязалась.

— Нет, знаешь. — Цзян поднял указательный палец и прикоснулся к ее переносице, как когда погасил бушевавшее в ней пламя. — Глубоко внутри, сама этого не осознавая, ты все знаешь.

— Я хотела…

— Ты хотела узнать, что произошло на турнире. — Цзян склонил голову набок. — Вот что случилось: ты призвала бога, и он отозвался.

Рин поморщилась. Снова боги? Все каникулы она надеялась получить ответы, думала, что Цзян все прояснит, когда она вернется, но теперь Рин запуталась еще сильнее.

Прежде чем она успела возразить, Цзян поднял руку.

— Ты пока еще не знаешь, что все это значит. Не знаешь, можешь ли повторить случившееся на ринге. Но ты понимаешь, что если немедленно не получишь ответов, твой мозг взорвется. Ты заглянула по ту сторону и не успокоишься, пока не заполнишь пробелы. Так?

— Да.

— Случившееся с тобой было обычным делом до Красного императора, когда шаманы Никана не понимали, что делают. Если бы это продолжилось, ты сошла бы с ума. Но я позабочусь о том, чтобы этого не произошло. Я позабочусь о твоем здоровье.

Рин позабавило, что это с серьезным видом говорит человек, который разгуливает по территории академии голым.

Интересно, а как ее саму характеризует то, что она ему доверилась?

Как всегда с Цзяном, понимание приходило раздражающе мелкими порциями. Как Рин поняла еще до Испытаний, излюбленным методом обучения у Цзяна был принцип «сначала дела, а объяснения потом», если объяснения вообще следовали. Она уже знала, что если задаст неправильный вопрос, то не получит желаемого ответа. «Раз ты об этом спрашиваешь, — сказал бы Цзян, — значит, еще не готова узнать».

Она научилась просто молча ему подчиняться.

Цзян тщательно выстраивал для нее фундамент, хотя поначалу его требования казались бессмысленными и утомительными. Он велел Рин перевести учебник по истории на старониканский и обратно. Заставил провести холодное осеннее утро у ручья, где она ловила мелкую рыбешку голыми руками. Потребовал, чтобы Рин выполняла задания для всех дисциплин левой рукой, и ей приходилось тратить вдвое больше времени на сочинения, но все равно они выглядели детскими каракулями. Цзян заставил ее целый месяц жить так, будто в сутках двадцать пять часов. На целых две недели Рин перешла на ночной образ жизни и видела лишь ночное небо и призрачно тихий Синегард, а Цзян разозлился, когда она пожаловалась на то, что пропускает другие занятия. Он проверил, как долго Рин может обходиться без сна. И сколько времени может спать не просыпаясь.

Рин проглотила свой скептицизм, доверилась Цзяну и решила следовать его указаниям в надежде, что где-то ее ждет просветление. Но все же она действовала не вслепую, ведь она знала, что найдет на той стороне. И видела возможность этого просветления собственными глазами.

Потому что Цзян делал то, на что не способен ни один человек.

Однажды он, не пошевелив ни единым мускулом, закрутил листья под своими ногами.

Рин решила, что это проделки ветра.

Но Цзян повторил трюк, а потом и еще раз, только чтобы доказать, насколько все под его контролем.

— Вот это да, — сказала она и повторила: — Вот это да. Но как? Как?

— С легкостью, — ответил он.

Рин вытаращилась на него.

— Это… это же не боевые искусства, это…

— Что? — спросил Цзян.

— Нечто сверхъестественное.

Он самодовольно улыбнулся.

— Сверхъестественное — это слово для всего того, что не укладывается в твое понимание мира. Ты должна покончить с неверием. Просто смирись с тем, что подобное возможно.

— И я должна поверить в то, что вы бог?

— Не глупи. Я не бог. Я смертный, который пробудился, и в пробуждении заключена сила.

Он приказывал ветру завывать. Одним движением руки велел деревьям шелестеть листьями. Пускал рябь по воде, не прикасаясь к ней, и, прошептав одно слово, искривлял тени.

Рин понимала — Цзян демонстрирует ей это, потому что она не поверила бы ему, если бы он просто объявил это возможным. Цзян создавал для нее фундамент, паутину новых идей. Как объяснить ребенку концепцию гравитации, пока он не знает, что такое падение?

Какие-то истины можно усвоить, просто запоминая, как, например, историю или грамматику. Какие-то следует переваривать медленно, они должны стать истинами как неотъемлемая часть картины мира.

Однажды Катай сказал ей, что власть имущие диктуют, что считать приемлемым. Относится ли это к миру природы?

Цзян переформатировал для Рин ощущение реальности. Демонстрируя невозможное, он изменил ее подход к материальному миру.

Это оказалось просто, потому что ей хотелось верить. Рин без особого труда мысленно примирилась с вызовом, который эти действия бросали ее представлениям о реальности. Все травматические события уже случились. Ее пожирало пламя. Она понимала, что может сгореть. Это не выдумка. Так все и было.

Рин научилась не отрицать то, что делает Цзян, лишь потому, что это не соответствует ее прежним представлениям о порядке вещей. Научилась не удивляться.

Произошедшее на турнире проделало огромную зазубренную дыру в ее понимании мира, и Рин хотелось, чтобы Цзян поскорее эту дыру заполнил.

Иногда, если она задавала правильный вопрос, Цзян посылал ее в библиотеку для самостоятельного поиска ответов.

Когда она спросила его, где раньше занимались подобными практиками, Цзян отправил ее бесплодно копаться в странных и зашифрованных текстах. Заставил читать о древних лунатиках южных островов и их методах исцеления с помощью души растений. Приказал написать подробный отчет о деревенских шаманах Глухостепи на севере, о том, как они впадают в транс и путешествуют, воплощаясь в орлов. Велел изучить свидетельства о крестьянах юга Никана, объявивших себя ясновидящими.