Опиумная война - Куанг Ребекка. Страница 42

Рин вытаращилась на него. Она не представляла, что на это ответить.

— Я встречал души, которые не могут найти свои тела, — сказал Цзян. Сейчас он выглядел стариком. — Встречал людей, находящихся на полпути к миру духов, застрявших между нашим миром и тем. И что это означает? Что не надо. Играть. С огнем. — С каждым словом он дотрагивался пальцем до ее лба. — Если ты не хочешь, чтобы твои гениальные мозги разлетелись на кусочки, делай, как я говорю.

Рин чувствовала твердую почву под ногами лишь на других занятиях. Их темп в два раза увеличился, и хотя Рин с трудом не отставала от остальных, учитывая абсурдные нагрузки со стороны Цзяна, было приятно для разнообразия изучать что-то, несущее смысл.

Рин всегда чувствовала себя чужаком среди однокурсников, но в этом году как будто поселилась совершенно в ином мире. Она все дальше отдалялась от мира, где все функционирует как положено, где реальность не меняется, где Рин знает форму и природу вещей и ей не напоминают о том, что на самом деле она ничего не знает.

— Ну правда, — спросил как-то за обедом Катай. — Что ты изучаешь?

Как и все остальные однокурсники, Катай считал Наследие курсом истории религии, смесью антропологии и народной мифологии. Рин их не поправляла. Проще поддерживать правдоподобную ложь, чем пытаться убедить в правде.

— Что ни одно мое представление о мире не было верным, — задумчиво ответила Рин. — Что реальность пластична. Что в каждом живом существе есть скрытые связи. Что весь мир — лишь мысль, грезы бабочки.

— Рин?

— Что?

— Твой локоть в моей каше.

Она вытаращила глаза.

— Прости.

Катай отодвинул миску подальше.

— О тебе болтают. Другие кадеты.

Рин скрестила руки на груди.

— И что говорят?

Катай помолчал.

— Что ты, наверное, начала кое-что соображать. И ничего хорошего это не означает.

А разве она ожидала что-то другое? Рин закатила глаза.

— Они меня не любят. Вот так сюрприз.

— Дело не в этом, — сказал Катай. — Они тебя боятся.

— Потому что я выиграла турнир?

— Потому что ты ворвалась сюда из деревни, о которой никто никогда не слышал, и отвергла одно из самых престижных предложений, чтобы учиться у местного безумца. Никто не может понять, что ты собой представляешь. Никто не знает, чего ты добиваешься. — Катай повернулся к ней. — А чего ты добиваешься?

Она задумалась. Рин знала это выражение на лице Катая. В последнее время она видела его часто, чем дальше ее занятия удалялись от тем, которые можно легко объяснить непосвященному. Катай терпеть не мог, когда чего-то не знает, а Рин не нравилось что-то от него утаивать. Но как объяснить ему цель занятий Наследием, если она и себе-то толком не может ее объяснить?

— В тот день на ринге со мной что-то произошло, — наконец сказала она. — Я пытаюсь понять, что именно.

Она приготовилась встретиться с клиническим скепсисом Катая, но тот лишь кивнул.

— И ты считаешь, что у Цзяна есть ответы?

Она выдохнула:

— Если нет у него, то нет ни у кого.

— Но ведь до тебя доходили слухи…

— Безумцы. Выбывшие студенты. Заключенные в Бахре, — сказала она. Все рассказывали разные истории о прежних учениках Цзяна. — Я знаю. Поверь, я знаю.

Катай долго и изучающе смотрел на Рин. Наконец он кивнул на ее нетронутую миску с кашей. Рин готовилась к очередному экзамену у Цзимы и забыла поесть.

— Просто будь осторожна, — сказал Катай.

Второкурсники обладали правом драться на ринге.

Алтан покинул академию, и звездой поединков стал Нэчжа, под руководством Цзюня быстро превратившийся в еще более грозного бойца. Через месяц он уже вызывал на бой студентов на два или три года старше, ко второй весне был непобежденным чемпионом.

Рин хотелось поучаствовать, но разговор с Цзяном положил конец ее надеждам.

— Ты не будешь драться, — сказал он однажды, когда они балансировали на проложенных над ручьем шестах.

Она тут же плюхнулась в воду.

— Что? — выплюнула она, как только выбралась.

— В поединках участвуют только те кадеты, чьи наставники на это согласны.

— Так согласитесь!

Цзян окунул в воду пальцы ног и осторожно вытащил.

— Нет.

— Но я хочу драться!

— Это интересно, но не годится.

— Но…

— Никаких «но». Я твой наставник. Ты не оспариваешь мои приказы, а подчиняешься им.

— Я подчиняюсь приказам, которые имеют смысл, — отозвалась она, раскачиваясь на шесте.

Цзян фыркнул:

— В поединке главное — не победа, а демонстрация новой техники. Ты что, собираешься сгореть на глазах у всех студентов?

Рин больше не настаивала.

Не считая поединков, которые Рин регулярно посещала, она редко виделась с другими девочками. Нян всегда оставалась после занятий у Энро, а Венка патрулировала город или тренировалась вместе с Нэчжой.

Катай начал заниматься вместе с Рин в женском общежитии, но лишь потому, что только там всегда было гарантированно пусто. На новом первом курсе девочек не было, а Куриль и Арда покинули академию. Обеим предложили престижные позиции старших офицеров в Третьей и Восьмой дивизиях соответственно.

Алтан тоже ушел. Но никто не знал, в какую дивизию он попал. Рин ожидала, что это станет предметом для всеобщего обсуждения, но Алтан исчез, словно его и не было. Легенда об Алтане Тренсине стала тускнеть, и, когда в Синегард пришел новый курс, он уже не знал, кто такой Алтан.

Со временем Рин обнаружила одно неожиданное преимущество в том, чтобы быть единственной ученицей на курсе Наследия — ей больше не приходилось состязаться с остальными.

Конечно, любезнее они не стали. Но Рин больше не слышала шуток по поводу своего акцента, Венка перестала морщить нос каждый раз, когда они оказывались вместе в общежитии, и один за другим синегардцы привыкли к ее присутствию, пусть и без особого восторга.

Нэчжа остался единственным исключением.

Они занимались теми же предметами, кроме Боевых искусств и Наследия. Каждый изо всех сил старался не замечать другого. Многие учебные группы были так малы, что это оказывалось непросто, но Рин считала, что холодная отстраненность лучше открытой вражды.

И все-таки она не упускала Нэчжу из вида. Да и как иначе? Он был звездой курса и разве что в Стратегии и Лингвистике отставал от Катая, но во всем остальном занял место Алтана. Наставники его обожали, первокурсники обожествляли.

— В нем нет ничего особенного, — пожаловалась она Катаю. — Он даже не победил в турнире. Кто-нибудь из первокурсников об этом знает?

— Конечно, — не поднимая головы от задания по Лингвистике, ответил Катай терпеливым тоном человека, уже много раз обсуждавшего эту тему.

— Так почему же они не поклоняются мне? — вопрошала Рин.

— Потому что ты не дерешься на ринге. — Катай завершил последнюю таблицу спряжения гесперианских глаголов. — А еще потому, что ты странная и не красавица.

Но в целом детское соперничество исчезло. Частично потому, что они просто стали старше, а еще потому, что исчезло напряжение перед Испытаниями — кадеты были уверены в своем будущем, пока успевают в учебе. А кроме того, занятия стали такими сложными, что просто не оставалось времени на мелкие распри.

Но ближе к концу второго года курс снова начал раскалываться — теперь по линии провинций и политики.

Непосредственной причиной был дипломатический кризис с войсками Федерации на границе провинции Лошадь. Стычка на аванпосте между мугенскими торговцами и никанскими рабочими обернулась смертями. Мугенцы послали вооруженных полицейских, чтобы убить виновных. Пограничники провинции Лошадь ответили тем же образом.

Наставника Ирцзаха немедленно вызвали на дипломатический совет к императрице, а значит, Стратегию на две недели отменили. Однако студенты об этом не подозревали, пока не обнаружили поспешно нацарапанную записку Ирцзаха.

— «Не знаю, когда вернусь. Обе стороны открыли огонь. Погибли четверо гражданских», — зачитала записку Нян. — Боги. Это же война, да?