Опиумная война - Куанг Ребекка. Страница 39
— Как бы ты назвала всех этих людей? — спросил он.
— Необычными. Людьми со способностями или людьми, делающими вид, что имеют способности. — Рин не видела другой связи между этими людьми. — А как бы назвали их вы?
— Я бы назвал их шаманами, — сказал он. — Теми, кто общается с богами.
Когда она спросила, что он подразумевает под богами, Цзян заставил ее изучать религию. Не просто религию Никана, а все религии в мире, каждую религию, которая когда-то существовала от зари человечества.
— А что человек подразумевает под богами? — спросил он. — Почему у нас есть боги? Какой цели они служат в обществе? Займись этим. Найди ответы.
Через неделю Рин составила, по ее мнению, блестящий отчет о разнице между никанской и гесперианской религиозными традициями. Она гордо поведала свои выводы Цзяну в саду Наследия.
В Гесперии была только одна церковь. Гесперианцы верили в Творца, стоящего выше всех смертных и имеющего облик человека. Рин утверждала, что этот бог-Творец — способ, с помощью которого правительство Гесперии поддерживает порядок. Священники ордена Творца не получали политических постов, но обладали даже большим культурным влиянием, чем правительство. Поскольку Гесперия — крупная страна без наместников, имеющих абсолютную власть в своих провинциях, исполнение законов поддерживалось пропагандой мифологического морального кодекса.
Империю же Рин, наоборот, назвала страной суеверных атеистов. Конечно, в Никане хватало богов. Но, как и Фаны, большинство никанцев были религиозны только когда это удобно. Странствующие монахи составляли малую часть населения, они были скорее хранителями прошлого, чем частью института с реальной властью.
В Никане боги были героями мифов, культурными символами, их почитали во время важных событий вроде свадьбы, рождения или смерти. Боги отражали эмоции никанцев. Но никто не верил, что, если не зажечь благовония в честь Лазоревого дракона, это принесет неудачу на весь год. Никто не думал, что можно уберечь родных от беды, если молиться Великой черепахе.
Никанцы практиковали эти ритуалы, потому что им это было удобно, как способ выразить свою тревогу по поводу приливов и отливов удачи.
— То есть религия и на востоке и на западе — это просто общественная конструкция, — сделала вывод Рин. — Разница заключается в применении.
Цзян внимательно слушал ее доклад. Когда она закончила, он по-детски раздул щеки и выдохнул, а потом потер виски.
— Так ты считаешь никанскую религию простым суеверием?
— Никанская религия слишком бессистемна, чтобы быть хоть капельку правдивой, — ответила Рин. — У нас четыре главных бога — Дракон, Тигр, Черепаха и Феникс. А еще целый пантеон местных богов, покровителей деревень, богов животных, богов рек, богов гор… — Она загибала пальцы. — Как все они могут существовать в одном месте? Что это за мир, где весь сонм этих богов будет бороться за господство? Самое логичное объяснение в том, что когда мы говорим «бог», то подразумеваем сказку. Ничего больше.
— Так ты не веришь в богов? — спросил Цзян.
— Я верю в богов в той же степени, как любой житель Никана. Я верю в богов как культурное явление. Метафору. Мы просим их о защите, когда не находим ничего лучшего, это проявление наших тревог. Но я не считаю их реальными, влияющими на события во вселенной.
Она произнесла это с серьезным лицом, но явно преувеличила.
Потому что Рин знала — что-то все-таки реально. В глубине души она понимала, что в мироздании есть нечто больше того, с чем она сталкивается в материальном мире. Она не была таким скептиком, каким притворялась.
Но чтобы объяснить что-то Цзяну, лучше всего было принять радикальную позицию, в этом случае Рин удавалось найти самые сильные аргументы.
Он не заглотил наживку, и Рин продолжила:
— Если существует божественный творец, высший моральный авторитет, то почему с хорошими людьми происходят несчастья? И зачем боги вообще создали людей, таких несовершенных?
— Но если божественного не существует, то почему мы приписываем такой статус мифическим фигурам? — спросил Цзян. — Зачем поклоняться Великой черепахе? Или богине-улитке Нюйве? Зачем мы воскуряем благовония небесному Пантеону? Верим в то, что религия требует жертв? Зачем бедный никанский крестьянин приносит жертвы богам, если знает, что это просто миф? Какой ему от этого прок? И откуда взялись подобные традиции?
— Не знаю, — призналась Рин.
— Так выясни. Выясни природу мироздания.
Рин подумала, что несколько неразумно требовать от нее решить задачу, над которой тысячелетиями бьются философы и теологи, но вернулась в библиотеку.
Оттуда она принесла новые вопросы.
— И как существование или несуществование богов влияет на меня? Почему важно, как образовалась вселенная?
— Потому что ты ее часть. Потому что ты существуешь. И если ты не хочешь вечно оставаться крохотной песчинкой, не понимающей своей связи с общим порядком, то должна это исследовать.
— Почему?
— Потому что ты хочешь обрести силу. — Он снова притронулся к ее лбу. — Но как ты одолжишь силу у богов, если не понимаешь, кто они?
По указанию Цзяна Рин проводила в библиотеке больше времени, чем большинство пятикурсников. Он велел ей ежедневно писать сочинения, а тема возникала после многочасовых обсуждений. Он заставлял Рин находить связи между текстами в различных дисциплинах, текстами, написанными в разные столетия и на разных языках.
Как теория Сээцзиня о передаче ци с дыханием связана с традицией спирцев вдыхать пепел усопших?
Как никанские боги менялись со временем и как это отражало возвышение того или иного наместника в разные исторические периоды?
Когда Федерация начала считать свою власть дарованной богами и почему?
Как доктрина разделения церкви и государства повлияла на гесперианскую политику? В чем заключается ироничность этой доктрины?
Он разрывал ее мозг на кусочки и собирал их вместе, потом решал, что этот порядок ему не нравится, и снова рвал. Цзян заставлял ее мыслить на пределе возможностей, как и Ирцзах. Но Ирцзах нагружал мозг Рин в рамках известных параметров. Его задания делали ее более умелой в границах уже известного пространства. Цзян же заставлял ее разум расширяться в совершенно новых измерениях.
Это был мысленный эквивалент бега со свиньей в гору.
Рин беспрекословно подчинялась, гадая, чего он от нее в итоге добивается. Чему пытается научить, не считая того, что ни одно ее представление о мире не было верным.
Хуже всего была медитация.
В третьем месяце семестра Цзян объявил, что впредь Рин будет каждый день по часу медитировать вместе с ним. Рин понадеялась, что он об этом забудет, как часто забывал, какой на дворе год или как его зовут.
Но из всех своих правил этого Цзян придерживался неукоснительно.
— Каждое утро без исключения ты будешь неподвижно сидеть целый час в саду.
Она подчинилась. Но ненавидела медитацию.
— Прижми язык к нёбу. Почувствуй, как вытягивается позвоночник. Ощути пространство между позвонками. Проснись!
Рин резко выдохнула и дернулась. Голос Цзяна, всегда такой тихий и умиротворяющий, ее усыпил.
У нее зачесалась левая бровь. Она поерзала. Цзян отчитал бы ее, если она почешется. Вместо этого Рин подняла бровь как можно выше. Зуд только усилился.
— Сиди спокойно, — велел Цзян.
— Спина болит, — пожаловалась Рин.
— Это потому, что ты не сидишь прямо.
— Думаю, это после спарринга.
— А я думаю, что у тебя дерьмо в голове.
Пять минут прошли в молчании. Рин повернулась сначала в одну сторону, потом в другую. Что-то хрустнуло. Она поморщилась.
Она жутко утомилась. Рин считала языком зубы. Потом еще раз — в противоположном направлении. Перенесла вес с одной ягодицы на другую. Ощутила непреодолимое желание встать, попрыгать, сделать что угодно.
Она открыла один глаз и обнаружила, что наставник Цзян смотрит прямо на нее.
— Сиди спокойно.