Я не продаюсь (СИ) - Сергиенко Кристина. Страница 14

— Я вас ещё не отпускал.

Тихо смеюсь, кажется, начиная сходить с ума от абсурдности происходящего. Не отпускал? Я ему что, собачонка? Или провинившаяся служанка, которую он решил отчитать?

Расправляю плечи и уверено иду к двери. И пусть попробует удержать.

Генри настигает меня в полушаге от неё, оттесняет к стене, вжимая всем телом так, что я и вздохнуть-то могу с трудом. И выдыхает, удерживая мои руки над головой:

— Знаете в чём ваша основная проблема?

Вместо ответа я пытаюсь пнуть его коленом в пах. Не хочу его больше видеть, а говорить — тем более. Но он словно не замечает моих усилий, не отрывая горящего взгляда от моего лица. И как только дыру ещё не прожёг?

— Нет? Так я вам подскажу. В упрямстве. Вы совершенно лишены женской мягкости и не умеет уступать. А ведь ещё полчаса назад мне казалось, что вы, наконец, образумились.

А мне хочется плакать от злости и обиды. И даже не верится, что этот тот же самый человек, который советовал поставить точку в отношениях и спас от приставаний Эрика. А теперь ведёт себя точно также.

— Кто бы говорил, — возражаю тихо, отворачиваясь, чтобы не видеть его ненавистное лицо. — Вы только и умеете, что запугивать и угрожать. И это так… жалко.

Да, именно жалко. Потому что по-настоящему сильный человек никогда не опустится до такого.

Но ему, кажется, всё равно.

— Пустите, — прошу ещё раз, но в этот раз голос звучит до ужаса тихо.

Быстро моргаю, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. Я не буду плакать. Только не при нём. Шумно вдыхаю, пытаясь успокоиться, и отстранённо замечаю, как слабеет хватка.

— Мила? Вы плачете?

В его голосе слышится беспокойство, но я больше не верю ему. Апатия накатывает удушливой волной, лишая силы. И когда он отпускает мои руки, они падают безвольными плетями вдоль тела, а я даже не пытаюсь что-то сделать. Как же мне всё это надоело.

Он тихо ругается и подхватывает меня на руки, чтобы вскоре опустить всё в тоже кресло. А через мгновенье подносит стакан ко рту.

— Пейте.

Но я уворачиваюсь и прошу опять:

— Пустите.

А он повторяет упрямо:

— Пейте.

И вновь тычет стаканом в мои сомкнутые губы. Берёт второй рукой за подбородок, не позволяя увернуться, и сжимает щёки, вынуждая отрыть рот. Первый глоток обжигает горло огнём и на глаза выступают слёзы. А следом по телу проносится волна тепла. Делаю ещё глоток и ещё, и дрожь уступает.

— Всё, хватит.

Он и убирает стакан на стол, и тоскливо я провожаю его взглядом. Кажется, напиться и забыть обо всём было бы не таким уж плохим вариантом.

Вздрагиваю, когда Генри разворачивает кресло, садясь у моих ног, ловит взгляд и больше не отпускает его, говоря тихо:

— Мы заключим с вами последнюю сделку. Устную. У каждого будет одно условие, которое другой никогда не должен нарушать. Если нарушите вы, то о разводе можете забыть.

Нужно сказать «нет», я точно это знаю. Но где-то на краю сознания упрямо мельтешит одна мысль. Облизываю губы и спрашиваю:

— А если нарушите вы?

— Решайте.

— Никакого ребёнка, — говорю быстро.

— Хорошо, — соглашается он глухо. — Если только к тому времени вы уже не будете беременны.

Не буду. Уж об этом я позабочусь.

— По рукам?

Он протягивает руку, но я не спешу её пожимать, хоть это и очень заманчивое предложение. Но кто же соглашается, не зная всего?

— Сначала я хочу услышать ваше условие.

И по тому, как вспыхивает огонь в его глазах, я понимаю, что оно мне вряд ли понравятся.

— Оно очень простое, Мила. Вы не должны отталкивать меня, когда я вас касаюсь и тем более целую.

Простое? Да оно же противоречит тому, что хотела попросить я.

— А если я скажу «нет»?

— Тогда я сейчас же отдаю приказ снести поместье, а потом мы едем в храм. Потому что отпустить вас я всё равно не смогу.

И вот теперь мне становится по-настоящему страшно.

Да он же больной. Сумасшедший. Его срочно нужно изолировать от общества.

— Вы больны, — говорю тихо, отодвигаясь к другому краю кресла.

— Болен, — соглашается он послушно. — Вами, Камилла.

Глава 9

Одно слово, но как же оно пугает меня. До дрожи и немеющих кончиков пальцев.

Болен. Или точнее будет сказать — помешан. Хорошо хоть не прикрывается любовью. И как я не догадалась раньше? Как могла не заметить этого? Разве стал бы нормальный мужчина так упорствовать?

Закрываю глаза, пытаясь успокоить бешено колотящееся о рёбра сердце. Вдыхаю глубже и думаю, стараясь найти выход. Пусть сейчас уйти не получится, но это не значит, что я не буду пытаться. И это условие может стать для меня спасением в будущем. Правда, вся загвоздка в том, что он не на всё может согласиться. Так что нужно всё хорошо обдумать.

Ну, а то, что договор будет устным, меня ни капли не успокаивает. Потому что я уверена — за его исполнением он будет следить гораздо пристальнее. И только сейчас понимаю: и наш брачный договор, и магическая руна — мерцающая сейчас на моей ладони — всё это было лишь для меня. Чтобы я осознавала всю серьёзность происходящего. А для Генри я, кажется, с первой встречи уже была его, словно приглянувшаяся в лавке вещь. И теперь он всего лишь доказывает мне это.

Открываю глаза, вновь встречаясь с ним взглядом. Он смотрит с затаённой надеждой и чем-то отдалённо похожим на грусть, словно преданная собачонка. А протянутая рука так и висит в воздухе, словно половина разведённого моста. И на какой-то миг мне даже становится его жаль. Но это чувство быстро проходит. Потому что я знаю: собачонка эта в любой момент может обернуться зверем.

— Хорошо, — говорю тихо. — Я согласна. Но пока не готова назвать своё условие.

Он выдыхает так, словно от моего ответа зависела его жизнь. Глупость, конечно. Наверное, просто надоело со мной бороться. Но он не знает, что это — только начало, и я найду ещё способ испортить ему жизнь.

— Но я бы хотела всё-таки иметь возможность говорить иногда «нет». — В его взгляде тут же вспыхивает прежняя злость, и я спешу пояснить: — Я могу себя плохо чувствовать.

Он вздыхает, опускает руку на кресло в опасной близости.

— Я ведь не зверь, Мила, — произносит тихо, глядя в глаза. — И уж тем более мне не нужная послушная кукла. Я просто хочу, чтобы ты была добрее ко мне. Я же не сделала тебе ничего плохого.

— Сделали, — возражаю упрямо, глядя как его ладонь застывает в сантиметре от моей ноги. Сердце пропускает удар и замирает в страхе, но я не могу, не хочу молчать. — Если вы бы не купили поместье, то я…

— Никогда больше его не увидела. — Его ладонь всё-таки ложится на мою коленку, и я вздрагиваю. — Потому что во всём городе не найдётся больше дурака, который купил бы его для тебя.

Я хмурюсь, не желая верить его словам. Купил для меня? Бред.

— Но вы…

— Мне не нужен был этот дом, — признаётся он, скользя ладонью вниз, к ступне, а следом по коже растекается жар. — И ребёнок с даром мне тоже не нужен. Я женился бы на тебе, даже если бы ты была бесплодна. Потому что я люблю тебя.

— Любите? — Я тихо смеюсь, с каким-то тайным злорадством, глядя как он вздрагивает при этом. — Не уверена, что вам знакомо это чувство.

— Знакомо, и я собираюсь научить этому тебя.

Замершая было ладонь продолжает свой путь вниз, и я быстро сглатываю, чтобы смочить пересохшее вдруг горло. Наверное, он пользуется какими-то особыми духами с феромонами, потому что мне нравится то, что он делает. И за это я ненавижу его ещё больше.

— Невозможно заставить человека любить, — цежу, сквозь стиснутые зубы, а голос отчего-то звучит хрипло.

— Хочешь проверить? — усмехается он так, словно уже победил. — Ты ненавидишь меня, Мила, но это тоже чувство. И из него можно выжечь искру любви. Куда хуже дело обстоит с безразличием.

— Так вы верите, что от ненависти до любви один шаг? — спрашиваю, и губы сами растягиваются в улыбке.

Надо же. Такой большой, а в сказки верит.