Я не продаюсь (СИ) - Сергиенко Кристина. Страница 24

И я лишь поджимаю губы.

Ну, почему он такой упрямый?

— Ну, правда, Генри. Я очень хочу жить и не соби…

— Повтори, — просит он неожиданно, перебивая меня, и даже чуть подаётся вперёд. А смотрит так, словно я только что призналась ему в любви.

Я удивлённо моргаю. Раз, другой. И лишь потом спрашиваю:

— Что прости?

— Повтори моё имя. Я постоянно слышу от тебя это холодное «вы». Знала бы ты, как оно меня раздражает.

Не знаю, чего он хочет добиться этим признанием. Потому что я теперь скорее буду постоянно выкать, чем назову его имя второй раз.

— Нет? — переспрашивает он. — И это вторая наша проблема, Мила. Ты не желаешь идти на уступки, но постоянно требуешь их от меня.

Ну да, нуда. Конечно. Все проблемы из-за меня. Кто бы сомневался, что он думает именно так.

— В таком случае, в свиданиях смысла нет. Я уже знаю ответ, — говорю холодно и встаю. — Я выбираю второй вариант.

— Шантажируешь? — прищуривается он, глядя на меня снизу вверх.

— Ага, — усмехаюсь, хоть внутри всё дрожит от одного его взгляда. — У мужа научилась. Генри О'Лэс зовут. Знаете такого?

И вздрагиваю, когда в ответ в его взгляде вспыхивает привычная злость.

— Ты оказалась плохой ученицей, Мила, — говорит он, вставая и шагая ко мне. — Ведь главное правило шантажиста — наличие хорошего крючка. А твой, боюсь, меня совсем не интересует.

Генри проходит мимо, а я только и могу, что удивлённо смотреть ему в спину.

Что это вообще значит? Разве не он обещал мне пройти все шаги от ненависти до любви? И что в итоге? Моя любовь ему больше не нужна? Не то чтобы это сильно меня расстраивало, но лишало единственного рычага давления на него.

Он всё-таки останавливается, словно почувствовав мой взгляд, и усмехается, глядя на меня. Наверняка ужасно жалкую и никчёмную.

— Не ожидала? — спрашивает с усмешкой.

И я механически качаю головой.

— Я верну тебе магию и заберу отсюда после первого свидания, если оно пройдёт хорошо.

— А если нет? — спрашиваю тихо, чувствуя, как внутри всё сильнее разгорается злость.

— Тогда ты останешься здесь, пока я не разберусь с проблемой.

Генри беспечно пожимает плечами, как будто мы говорим о как-то пустяке. И мне безумно хочется сказать что-нибудь колкое и обидное в ответ, ужалить его больнее. Но я вовремя понимаю, что так ничего не добьюсь, поэтому вместо этого спрашиваю, делая шаг вперёд:

— А когда будет первое?

— Дайте-ка подумать…

Он наигранно задумывается, чешет подборок и молчит так долго, что я успеваю хорошенько завестись, сжимая кулаки.

— Хм. Оно могло бы быть сейчас.

А после разворачивается, явно собираясь уходить. И я бегом бросаюсь следом, цепляюсь за его руку, чувствуя себя при этом ужасно паршиво, но на время заталкиваю собственные эмоции в дальний угол. Мне нужно как можно скорее вернуть магию, и ради этого я вытерплю это глупое подобие свидания.

— Подожди, — выдыхаю, пытаясь выровнять дыхание, и добавляю тихо: — Генри. Я думаю, мы можем попробовать ещё раз.

Он резко оборачивается и несколько секунд испытующе смотрит на меня.

— Хорошо, Мила. Но ты должна довериться мне. Я ведь уже говорил, что не буду брать тебя силой. Помнишь?

Я быстро киваю, хоть ни секунды не верю ему. И если он опять перейдёт черту — остановлю не задумываясь.

— Тогда продолжим.

Генри шагает к покрывалу, и я покорно иду следом, сажусь, когда он тянет меня вниз, устраивая вновь рядом с собой.

— Кажется, мы закончили на массаже, — говорит, придвигаясь ближе, откидывает мои волосы и опять кладёт руки на плечи.

И я нервно сглатываю, невольно напрягаюсь. Вдыхаю глубже, пытаясь успокоиться. Так нужно, напоминаю себе.

Но в этот раз расслабиться не получается, хоть массажирует Генри весьма умело. И вскоре он, кажется, и сам это понимает. Вздыхает, убирая руки, и легонько толкает меня, вынуждая облокотиться на него спиной. Всё ещё прямой и напряжённой.

— Почему ты выбрала теормагию? — выдыхает в макушку.

И я хмурюсь. Сказать правду, значит приоткрыть частичку души. Но это последнее, чем бы я хотела с ним делиться, а врать всегда получалось плохо.

— Не помню, — говорю тихо, не отрывая взгляда от его пальцев, умело чистящих мандарин.

Или, если быть точнее, не хочу говорить.

И мне почему-то кажется, что он собирается проделать то же самое со мной: снять слой за слоем защиту и добраться до самой сути. Иначе к чему всё это?

— И всё же, — настаивает он. — С твоим даром и в теорию. Это как-то странно.

Я вздыхаю, подыскивая ответ, который хоть немного был бы похож на правду.

— Просто вытянула этот вариант, — признаюсь неохотно.

— Вытянула? — переспрашивает он с интересом.

— Ну да. Написала на бумажках, смешала и вытянула.

Потому что, кажется, с пелёнок готовилась стать боевым магом, а когда это оказалось невозможно, поняла, что всё равно. Хоть с таким же успехом могла стать обычным юристом. Впрочем, это дорога для тех, у кого слабо выражен дар.

— Хм, интересный подход. Теперь твой черёд.

— Черёд для чего?

— Задавать вопросы. Как полагается, я что-то спрашиваю о тебе, ты — обо мне. Чтобы постепенно узнать друг друга.

Нервно усмехаюсь. Я итак с трудом сдерживаюсь, чтобы не рвануть прочь от него. А он, словно издеваясь, собрался устроить мне настоящий допрос.

— Не вижу смысла. — Пожимаю плечами. — Ты мне не особо интересен. А про меня ты наверняка уже всё итак знаешь.

— Мила. — шипит он предупреждающе, сжимает мандарин так, что в стороны брызгают оранжевые капли. — Мне казалось или ты просила попробовать ещё раз?

Я тихо вздыхаю. Ну да, просила. Но это просто сильнее меня. Я привыкла быть такой и не могу просто так измениться. Невозможно заставить человека интересоваться собой просто потому, что тебе этого хочется.

Но раз он настаивает…

— Какой у тебя любимый цвет? — спрашиваю, хоть и не уверена, что запомню ответ.

— Красный, — говорит Генри быстро и, кажется, немного раздражённо.

И я вдруг понимаю, что угодила ему с цветом свадебного наряда. Хоть и не собиралась этого делать.

Он откидывает мандарин и вытирает руки о покрывало, вздыхает. И я испуганно замираю, не желая услышать, что всё, попытка провалилась, поэтому спешу начать первой:

— Я могу многое тебе сказать, если хочешь. Что люблю осень и шум дождя за окном. Всегда мечтала завести большую собаку. И не выношу ремейки, потому что в песнях ценю в первую очередь музыку. Но не уверена, что это что-то изменит после всего, что ты сделал. Боюсь, что мне было бы сложно это забыть, даже если бы я хотела.

А я не хочу. И не буду.

Глупая, ненужная откровенность. И я почти уверена, что этим поставила крест на нашем первом как бы свидании.

— Ну что ж, откровенность это тоже неплохо, — говорит он с усмешкой, а я чувствую себя студенткой, стрепетом ожидающей вердикт преподавателя. — Впрочем, я и не ожидал, что всё будет хорошо с первого раза.

Его ладонь ложится между моих ключиц и кожа в том месте вспыхивает, словно от ожога. А я замираю, даже дышать, кажется, перестаю, не смея поверить в то, что сейчас будет. Неужели он снимет метку?

— Я надеюсь, что не пожалею об этом. Ты ведь не разочаруешь меня, Мила?

— Нет, — выдыхаю я.

Ну же. Скорее.

Кожа вспыхивает сильнее, а боль становится почти невыносимой. Я закусываю губу, удерживая рвущийся наружу крик. Ещё чуть-чуть и точно не выдержу. Но, к счастью, вскоре жечь перестаёт. Я сосредотачиваюсь, призывая огонь для проверки, и пальцы привычно колет иголочками магия. Тянусь, пытаясь встать, но его ладонь всё ещё лежит у меня на груди.

— И на будущее, — говорит он тихо. — Каждое испорченное свидание придётся повторить.

Эта новость меня ни капли не радует. Потому что такими темпами семь свиданий могут перерасти в семьдесят.

Он убирает руку, и я тут же тянусь вперёд, отползаю, разворачиваясь. Как раз вовремя, чтобы заметить какое кислое у него сейчас выражение лица. Впрочем, уже через секунду он становится таким же спокойно-невозмутимым, как и прежде.