Я не продаюсь (СИ) - Сергиенко Кристина. Страница 22

Хмурая и недовольная я возвращаюсь в комнату за платьем и с удивлением обнаруживаю на кровати шорты с футболкой. Женские и явно моего размера.

Неужели он настолько всё предусмотрел? Или мне просто подошли чьи-то вещи?

Впрочем, это не так уж важно.

Я быстро одеваюсь, убираю волосы и решительно направилась на кухню, прокручивая в голове фразы, которые скажу. Но стоило только войти, как они все тут же вылетели из головы. Слишком уж необычна увиденная мною картина. Генри стоит возле стола и укладывает продукты в обычную плетёную корзину. И я не нахожу ничего лучше, чем спросить:

— А что ты делаешь?

Он оборачивается, быстро скользи по мне взглядом и отвечает неожиданно с улыбкой:

— Решил устроить нам небольшой пикник. Погода, вроде бы, хорошая.

Генри кивает на окно, и я невольно смотрю в ту сторону. А на небе и, правда, нет ни облачка.

— Или ты против?

Я качаю головой, не зная, что поражает меня сильнее: то, что он решил устроить пикник или то, как он себя при этом ведёт. Словно это не он полчаса назад разозлился из-за моего взгляда.

— А это тебе.

удивлённо гляжу на протянутую им чёрную повязку.

— Правда, завязывать придётся самой.

Но я не спешу брать её.

К чему это всё? Зачем? Я ведь итак его жена, так что теперь он может больше не стараться. Хотя не уверена, что здесь есть что-то удивительное.

Генри хмурится.

— В чём дело, Мила? Тебе не нравится моя идея.

— Нет, — отвечаю честно. — Я не против пикника, но повязка явно лишняя.

— И всё же я хочу, чтобы ты её надела.

Он опять просит, не повышая голоса, и я понимаю, что отказать не смогу. Вздыхаю и выхватываю повязку чуть резче, чем стоило бы и быстро завязываю.

— Всё. Ты доволен? — спрашиваю сердито.

И вздрагиваю, когда он произносит совсем рядом:

— Не совсем. Держи. И давай мне вторую руку.

В левую руку ложится корзина, а в правую — его ладонь. И когда он переплетает наши пальцы, у меня на миг замирает сердце. Странно. Но разобраться в своих ощущениях не успеваю. Генри тянет меня за собой, и я робко шагаю следом. Правда, из-за того, что ничего не вижу, иду слишком медленно, опасаясь наступить не туда и упасть. Так что Генри приходится постоянно меня подгонять, повторяя:

— Не бойся, если что я скажу.

Только вот я никак не могу ему довериться.

А мы всё идём и идём. Трава становится выше и уже достаёт до колен. И это меня всё больше настораживает. Но когда я уже почти решаюсь спросить, он останавливается и говорит:

— Всё, можешь снимать повязку.

И отбирает корзину.

Я слепо тянусь к узлу но он затянулся и развязать никак не удаётся, поэтому приходится дёргать вместе с волосами.

— Ну, и что ты хотел мне…

Но так и не договариваю, не смея отвезти взгляд от поляны, кажется, всей состоящей из цветов. Удивлённый вздох срывает с губ, и я невольно шагаю ближе, понимая, что это того стоило. Оглядываюсь. Впереди гладь озера, а сзади начинается пологий подъём весь поросший ковром зелени.

Но я вновь гляжу на поляну и ловлю себя на мысли, что хочу сплести венок. Хоть никогда прежде этого не делала. И, кажется, это произношу вслух, потому что тут же слышу:

— Я могу.

Удивлённо оборачиваюсь, глядя на Генри. — Ты умеешь плести венки?

— Ну да.

Он пожимает плечами, словно в этом нет ничего необычного, и продолжает доставать продукты одной рукой. И я только сейчас вспоминаю кое-что важное.

— А как же укол? Ты взял с собой шприц?

Он быстро смотрит в мою сторону и говорит тихо:

— Сам поставил. Не так уж это и сложно оказалось.

А мне вдруг становится жутко стыдно.

— Не нужно было, я бы поставила.

— С таким лицом? — Генри неожиданно хмурит брови и смотрит на меня так, словно хочет убить взглядом. — Нет, спасибо.

В его исполнении это выглядит пугающе, но как-то слишком карикатурно. И я невольно улыбаюсь в ответ.

— И тебя это пугает? — спрашиваю, подходя ближе.

— Не очень. Но такой ты мне нравишься больше, — отвечает он и тянет меня вниз, вынуждая сесть рядом. — Повернись.

Просьба немного настораживает, но я подчиняюсь и тут же замираю, ощущая его пальцы в волосах.

— Мне нравится, когда они распущенные, — признаётся Генри.

А я замираю и стараюсь держаться как можно дальше от него, чтобы не касаться, хоть сделать это не так уж и просто. На спину прядь за прядью падают волосы, и голове становится легче. Только Генри почему-то не убирает руку, продолжая легонько массировать кожу. И это так приятно, что я тут же забываю о желании отодвинуться, даже чуть подаюсь назад.

— Нравится? — усмехается он, обдавая жарким дыханием ухо.

И я что-то неразборчиво мычу в ответ, кивая. Закрывая глаза, позволяя ему эту вольность. Вздрагиваю, когда его пальцы ложатся на плечи, продолжая разминать.

— Расслабься, ты ужасно напряжена, — шепчет он.

И я честно пытаюсь следовать его совету. Хотя бы на миг. И тут же жалею об этом, когда его рука скользит с плеча на ключицу, подбираясь всё ближе к груди

— Пусти, — прошу тихо.

И подаюсь вперёд, но он легко удерживает меня.

— Тише, Мила. Не нужно портить момент.

Что?

Я резко распахиваю глаза. Это я порчу момент? Или всё-таки он?

Дёргаюсь со всей силы вперёд и отползаю как можно дальше. А в спину слышится тихое:

— Мила, куда ты?

— Подальше от тебя.

Я сажусь к нему боком и разглядываю продукты: бутерброды, фрукты и мясную нарезку. Тянусь к яблоку и боковым зрением замечаю, как он подбирается ближе.

— Не нужно. Если не хочешь, чтобы я ушла.

— Но почему? Почему ты постоянно отталкиваешь меня?

Генри словно не слышит меня и всё равно садится рядом. Я тяжело вздыхаю и откладываю яблоко. Как-то даже не верится, что он действительно этого не понимает.

— А ты подумай, — советую, поворачивая голову и не скрывая раздражения.

В чёрных глазах привычно вспыхивает злость.

— Мила, — шепчет он предупреждающе.

Но мне уже всё равно, и облегчать ему задачу я не собираюсь. Будет о чём подумать на досуге.

— Я никогда. Слышишь. Никогда не смогу полюбить тебя… — выдыхаю зло, и зачем-то добавляю: — Такого.

И кожей чувствую, разлившееся в воздухе напряжение.

— А каков твой идеал, Мила? — усмехается Генри. — Бесхребетный слюнтяй на подобии Эрика?

Да что он к нему привязался? Других мужчин на свете нет?

— А хоть бы и он. — Я подаюсь вперёд. — Эрик, во всяком случае, раньше относился ко мне, как к равной. А не как к строптивой собачонке, что отказывается выполнять команды.

— Ты никогда не была для меня собачонкой, Мила, — возражает он.

И я смеюсь, с горечью осознавая — он меня не слышит и не понимает. Совсем.

— Если всё дело в метке, то я же уже просил прощения за неё. И обещал убрать.

— Да дело не в ней! — кричу я, не выдерживая его спокойного тихого тона. — В этом весь ты! Ты постоянно мне что-то приказываешь, вынуждаешь подписывать нелепые договора. Неужели ты не понимаешь, что это ненормально? Так не строят отношения. Таку нас ничего не получится. Никогда.

Но потому, как он смотрит на меня, вижу, что толку от моей речи ноль. Вздыхаю. И говорю тихо:

— Просто представь, что твою дочь как-то наглый мужик склоняет к браку. Запугивает, шантажирует. Разве тебе бы это понравилось?

— Я не шантажировал тебя, Мила. Я предложил и ты согласилась.

А мне всё больше начинает казаться, что я говорю со стеной. С хорошей такой бетонной стеной, крепкой и надёжной. Только в отношениях она ничего не понимает.

— А запугивание моих работодателей и ухажёров?

Про ухажёров я добавляю наугад, но потому, как он поджимает губы, понимаю — угадала.

— Зачем? — спрашиваю тихо. — Что с тобой не так? Почему ты постоянно пытаешься подавить меня? Почему нельзя было просто купить поместье и написать, что готов отдать на таких-то условиях? Зачем нужно было всё это? Я бы всё равно пришла. И тогда бы это был мой выбор, и вела бы я себя иначе. А так…