Love Is A Rebellious Bird (ЛП) - "100percentsassy". Страница 36

— Тогда спокойной ночи, Стайлс, — пробормотал он, закрыл глаза и почувствовал вес тёплого тела Гарри, растянувшегося рядом, совсем не касаясь его. «Ладно, — подумал Луи. — Мы не будем обниматься. Меня это вполне устраивает». Это только утверждало положение ситуации, что это всё было одноразово.

Обычно он представлял партитуры в голове, визуализируя то, что он наработал за день, пока сон медленно подкрадывался к нему. Однако сегодня это было похоже на то, будто Гарри вытрахал каждую ноту из него. Луи мог лишь сосредоточиться на саднящих ягодицах, позволяя приятному призрачному члену Гарри в его заднице унести его в забытье.

***

Когда он проснулся, повсюду была музыка. Кровать была пустой и холодной, а мягкая мелодия виолончели доносилась с первого этажа лофта. Это всё ещё был вечер, но дождь уже прекратился, а луна вышла из-за облака и теперь освещала комнату через большие стеклянные окна спальни Гарри. Лицо Луи купалось в ярких лунных лучах, заставляя его заморгать и тем самым окончательно проснуться.

Он тут же узнал эти ноты. «Лебедь» из Камиль Сен-Санс «Карнавал животных». Технически совсем не сложная пьеса, и Гарри играл её очень тихо, скорее всего, чтобы не разбудить его. Но у Луи перехватывало дыхание, пока он наслаждался этой мелодией в паре с блестящими, мерцающими каплями воды, которые всё ещё цеплялись за стёкла в лунном свете. Прекрасное настроение.

Луи тихо выбрался из кровати и босиком зашагал вниз по винтовой лестнице. Он замер, когда спустился полностью, а рука крепко обхватила холодные железные перила. Гарри сидел лицом к нему с закрытыми глазами, полностью голый, прикрытый лишь одной виолончелью. Он был страшно красив. Мускулы его левой руки перекатывались под кожей, в то время как бледная верхняя часть его тела покачивалась в такт музыке. Луи, казалось, перестал дышать. Он чувствовал, будто вторгся в невероятно интимную обстановку, но он также не мог уйти, не мог отвести взгляда. Это был первый раз, когда он услышал, как Гарри играет, с тех пор как они были детьми.

Это было восхитительно. Всё о Гарри, казалось, могло пронзить сердце Луи: выражение его лица, движения его тела и больше всего — звуки, эмоции, которые он запросто передавал в своей игре. В глубине души Луи понимал, что Гарри всегда был известен в первую очередь своей эмоциональностью. Он был замечательным парнишкой. Необыкновенно одарённым и получившим мировую известность, до того как смог водить машину или купить себе пиво. Но человек, который сидел перед Луи сейчас, вскользь разрушающий свою душу в элементарной пьесе, написанной для студентов, был… «Гениальным, — Луи признался себе в этом со странным чувством пустой, одинокой тоски. — Он гений». Осознание глухо отдалось в его голове, когда Гарри слегка нахмурился, запрокинув голову назад, приближаясь к нежной кульминации пьесы.

Слёзы застелили глаза Луи, и он отвернулся. Он не хотел, чтобы Гарри увидел, что он наблюдал за ним, не хотел задерживаться до конца. Он тихо поднимался по лестнице, чувствуя удушливую боль в груди, потому что у Гарри было то, чего ему всегда не хватало. Луи мог сыграть что угодно с поразительной технической точностью. Он мог идеально держать лад, попадать в точную ноту в любое время (даже в тринадцатой позиции); он мог выполнять любые штрихи смычком на грифе; он мог производить идеальные гармонии с двумя остановками во сне и играть безупречные восходящие пиццикато. Он даже мог руководить секцией других скрипачей и задабривать профессионалов блестящими выступлениями. Он знал, что мог всё это. Но причина, по которой он никогда не мог добиться уровня славы Гарри, по которой его имя никогда не было на устах у миллионов людей, заключалась в том, что ему не хватало эмоциональности. Он мог выражать эмоции, по крайней мере, он пытался. Но это никогда не было так же естественно, как то, что он услышал только что от Гарри. И никогда не будет. У Луи просто не было этого. Была некоторая часть его, которая просто не развивалась, и поэтому альбом не вышел, карьера в качестве сольного артиста не вышла. Ничего не вышло.

Луи пытался привести в порядок дыхание, сидя на краю кровати, пока Гарри вытягивал последнюю мягкую ноту. «Я никогда не смогу сыграть так же», — он моргнул и вытер слёзы с щеки, слыша, как Гарри осторожно убирает свой инструмент. Луи лёг в кровать, плотно заворачиваясь в одеяло.

Его завистливая часть немного не хотела делить постель, когда Гарри вернулся. Но мысль о том, что он не будет разделять её вообще, была намного хуже, поэтому он успокоился и притворился, что спит. Он подождал, пока не услышал, как Гарри тихо засопел. Затем он сделал глубокий вдох и погрузился в тишину, пока низкие ноты эхом отдавались в его ушах.

Комментарий к Глава 5.2

*В оригинале «I’m more of a grower than a shower» означает, что у shower уже имеется большой размер в невозбуждённом состоянии, когда у grower в невозбуждённом состоянии он маленький, но с эрекцией значительно растёт.

(чем больше знаешь…. :D)

Отдельное спасибо за помощь в переводе самой жаркой части главы holy water. х

========== Глава 6.1 ==========

Луи пытался сконцентрироваться. Он возился с тюнером, сидя на стуле и перенося вес с одной стороны на другую, пока ждал появления Гарри оттуда, где тот прятался, чтобы наконец начать репетицию. Сегодня она была короткой: всего час поздним утром, чтобы пройтись по нотам для открытия и подготовиться к сегодняшнему концерту. Им придётся повторить ту же самую программу в полдень субботы и ещё раз для радио BBC во вторник. Затем у всех будет целая неделя выходных, перед тем как начнутся репетиции для второго цикла концертов Гарри.

— Я уже ощущаю лучи солнца Мадейры, — сказала Элеанор, прикрывая глаза и откидываясь на спинку стула.

— Мы не совсем закончили, — пробормотал Луи, в очередной раз поворачиваясь в попытке удобнее устроиться. Всё его тело болело. Верхняя часть туловища и шея были усыпаны засосами — он не мог перестать проверять, чтобы самый верхний засос не выглядывал из-под воротника, — и он всё ещё чувствовал член Гарри в своей заднице. Это очень отвлекало.

— Заткнись, я загораю, — проворчала Элеанор. Она холодно оглядела его из своей расслабленной позы, засмотревшись на его беспорядочные, суетливые движения и немного нахмурившись. — Ты себя странно ведёшь сегодня. Что в тебя вселилось?

— Ничего, — огрызнулся Луи. — Плохо спал.

— И врезался в дверь, да?

Луи хлопнул ладонью по шее и уставился на неё. Она ухмыльнулась в ответ. Они сели ровнее, когда Гарри наконец вышел из коридора и появился в холле, зашагав прямиком к пьедесталу. Луи решительно уставился в свои ноты, отказываясь встречать взгляд Гарри. Он планировал покинуть квартиру рано, около семи часов утра, намереваясь улизнуть. Вместо этого он спустился по винтовой лестнице и увидел, как Гарри готовит завтрак, включающий картошку и блины, в своих маленьких чёрных боксерах.

— Доброе утро, Лу, — улыбнулся ему Гарри. — Твоя тарелка уже на столе.

Но Луи, заикаясь, извинился (игнорируя слегка разочарованное лицо Гарри и удивительный запах горячей еды), схватил пальто и выскочил из лофта, чтобы поймать такси. Гарри ночью, в темноте, вспышки кожи, татуировок и твёрдого члена, когда они трахались, — это одно. Гарри ранним утром, высокий и худой, почти голый, мягкий, с запутавшимися от секса кудрями и заспанными глазами — это было слишком для него.

«Ничего страшного, — рассуждал Луи. — Всё кончено. Завтрак был просто жестом вежливости. Легендарный шарм Стайлса, и всё такое. Он, вероятно, работал над этим… Да, я, возможно, выглядел хорошим для него, когда он был разочарованным подростком. Я могу это понять. Сейчас же…» Луи вздохнул, поправляя неуложенную чёлку, и рискнул поднять взгляд на Гарри, пока тот раскладывал нотные тетради на своём стенде. Он был таким потрясающим. И полностью не во власти Луи во всех смыслах.

Гарри прочистил горло, постукивая по ноге двумя длинными бледными пальцами. (Теми же самыми, что были внутри Луи прошлой ночью. О Боже.)