Love Is A Rebellious Bird (ЛП) - "100percentsassy". Страница 53

Гарри тоскливо вздохнул, то же самое чувство волнительного счастья, что и ранее, оплело его сердце.

— Ты замечательно выступишь, Луи, — это последнее, что он сказал, перед тем как заснуть.

***

Последние аплодисменты для увертюры к «Тангейзеру» затихли, оставляя после себя лишь тихое молчание. Несколько покашливаний и шуршание буклетов, после чего Луи поднимется со своего места, оставив Элеонор и свои ноты позади, чтобы стать впереди оркестра. Яркие лучи софитов били по глазам, отчего он не переставал моргать. Зрители были похожи на коллекцию аморфных капель: тёмные фигуры без чётких границ. Луи казалось, что он находится под водой.

И это странно успокаивало.

Аплодисменты разразились снова, когда Гарри появился из-за кулис, любезно кивнув зрителям. Его руки были комфортно сложены перед ним, держа палочку. Походка, как всегда, слегка напоминала голубя. Луи поднял Гром к подбородку, как только Гарри взошёл на подиум. Его руки слегка подрагивали, предвкушая первые ноты произведения. Нервная энергия заполняла его с головы до ног. «Я могу сделать это, — Луи глубоко вдохнул, пытаясь успокоить себя, держа руки неподвижно. — Никаких трясущихся рук, это очень важно, — думал он. — Незаменимо для профессионального скрипача. Теперь перестань думать о подобном дерьме. Сконцентрируйся. Сфокусируйся».

Луи взглянул на Гарри, когда тот поднял руки, чтобы подготовить оркестр. За долю секунды, прежде чем он опустил их, Гарри встретил его глаза, и взгляд восхищения поразил Луи. Яростный, страстный и совершенно бесстрашный. Его дыхание приостановилось, и все ненужные мысли вмиг вылетели из головы. Оркестр был уже на половине вступления, прежде чем он понял, что должен вернуться и играть в другом измерении.

Отпустить.

Его скрипка запела.

========== Глава 8.1 ==========

— «…Но настоящей изюминкой вечера стало выступление Луи Томлинсона с произведением Дворжака «Концерт Ля-минор». С первых нот он держал зрителей в плену, опытными руками сплетая воедино нити чешских мелодий композитора. Сладкий, лирический тембр второй части произведения с роскошными, подобными вину, богатыми звуками Grand Amati [прим. пер. — вид скрипки], контрастировал с радостным, чётким и энергичным фуриантом [прим. пер. — чешский народный танец] в третьей. В целом это было мощное и эмоциональное выступление, прекрасно дополненное Гарри Стайлсом и Лондонским симфоническим оркестром. Томлинсон, которого, вероятно, всё чаще упускают из виду в обсуждениях о сегодняшних скрипачах молодого поколения…» Бла-бла-бла, затем они немного и обо мне пишут: «Занявший второе место в международном конкурсе имени Чайковского», и всё такое.

Гарри ухмыльнулся, наблюдая за тем, как Луи облокотился на край кухонного стола с тарелкой хлопьев в одной руке и рассыпанными под ней газетами. Он был таким мягким и взъерошенным в помятой хлопковой футболке и пижамных штанах, его взгляд всё ещё был сонным, но глаза уже сверкали от удовольствия. Гарри почувствовал, как его сердце сжимается, когда Луи закусил губу и потёр рукой у основания шеи, переворачивая страницу и выискивая следующий отзыв, ещё даже не успев закончить с первым. Гарри сбегал и купил все газеты, которые только смог найти в секции искусства, и выделил каждый отзыв жёлтым маркером, перед тем как Луи успел проснуться. Они все были положительными. Все — блестящими.

И Луи весь светился. Он перестал читать вслух, но Гарри видел, как его глаза бегали от строчки к строчке, его щёки начали пылать. Видеть то, как Луи горд собой, делало Гарри неописуемо счастливым. Затем он почувствовал этот всегда присутствующий узелок, эту боль в теле: и ему нужно было его коснуться, нужно было обнять его из-за спины, усыпать эти розовые щёки маленькими поцелуями и спрятать нос в волосах Луи.

— Ты что, ловишь от меня кайф? — Луи усмехнулся, извиваясь в его руках и почти рассыпая хлопья, притворяясь, что его не заботят объятья. — Ты нюхаешь меня, как клей. Не принимай наркотики, Гарольд, — Гарри мог чувствовать, как он дрожит. Он ощутил, как кожа Луи покрылась мурашками в тех местах, где он прикасался, и улыбнулся.

— Я так горжусь тобой, малыш, — прошептал он в мягкие волосы на затылке, вдыхая запах своего мальчика.

— Спасибо, — ответ Луи также был мягким, его голос был тёплым, нежным и любящим. Источник бесконечной радости бурлил в груди Гарри, он был уверен, что никогда не влюблялся настолько сильно. «Я люблю тебя, — подумал он, прежде чем усадить Луи на стул и поцеловать должным образом, ощущая вкус молока и сахара. — Я люблю тебя, я люблю тебя… Луи, я люблю тебя. Луи Томлинсон». Он был уверен, что его сердце сейчас разразится огнём и вылетит ракетой из его груди, отразится на каждой детали этой комнаты, прежде чем приземлиться прямо на вытянутую руку Луи. (Потом Луи бы убежал от него, забавно хихикая и держа сердце над головой, заставляя Гарри догнать его. Было такое ощущение, что он ещё не проснулся, будто всё это утро просто снилось ему.)

Гарри был на грани того, чтобы произнести это. Внезапный всплеск нервозности и волнения заставил его пальцы дрожать и сделал его взгляд безумным. Он разорвал поцелуй, взяв лицо Луи в свои руки, рассматривая его, его голубые глаза, острые скулы и едва заметную щетину. «Я действительно люблю тебя. Я знаю, что ты не хочешь этого слышать, но…»

Как только Гарри открыл рот, чтобы заговорить, его мобильный телефон зазвонил. Громко. С романтическими напевами «Talk Dirty to Me» Джейсона Деруло. Луи начал истерически смеяться и оттолкнул Гарри.

— Достань уже эту вещицу из своего бушующего кармана и ответь наконец на звонок.

Гарри закатил глаза и вытащил телефон из заднего кармана штанов, нажимая «Принять» с головокружительной улыбкой.

— Это Гримми, — прошептал он Луи, закрывая микрофон рукой. — Хочет, чтобы я пришёл на встречу.

Луи надулся.

— Но Хазз, это наш единственный выходной, перед тем как мы снова начнём репетиции. Я планировал… — он сделал непристойное движение языком, из-за которого колени Гарри задрожали, а кровь прилила к конечностям. Гарри накрыл бесстыдный, грязный рот Луи своей ладонью, и в ответ на это тот лизнул его, оставляя влажную полосу на внутренней стороне ладони. Когда он начал слегка покусывать его мизинец, Гарри стало практически невозможно контролировать свой голос и говорить с Гримшоу, как профессионал.

— Конечно, — сказал он, стараясь не запищать, — я смогу быть на месте через полчаса. Да, я знаю, — он подмигнул Луи. — Это было невероятно, просто прекрасно. Я уверен, он прочитал их. Хорошо, до встречи!

Он повесил трубку прежде, чем Гримшоу смог продолжить рассказывать ему о финальном выступлении своего второго цикла, вместо этого он заменил свою ладонь губами и поцеловал Томлинсона. Один поцелуй превратился в три, и когда он всё-таки смог оторваться от Луи, пробормотал:

— Нужно идти. Дела! Дела для взрослых!

— Просто помни, Стайлс, у меня есть свои собственные дела для взрослых, которыми я бы хотел заняться, как только ты найдёшь время в своём загруженном графике…

Гарри лишь показал язык, выходя за дверь, на что Луи состроил глупую рожицу и закатил глаза.

***

Гарри взял такси до станции Барбикан, наслаждаясь видом из окна. На дворе было уже второе мая, почти лето, и природа как никогда радовала прекрасной погодой. Женщины начали носить лёгкие сарафаны, а мужчины закидывали свои кожаные куртки на плечо, прогуливаясь по Олдерсгейту. Гарри улыбался, смотря на всё это. Его настроение было настолько хорошим, что он был готов начать петь. Ему казалось, будто солнце сияет сегодня только для него, и он делился этим сиянием и теплом со всем Лондоном — то самое утро, когда всё казалось метафорой его жизни, его. Чем больше он отдалялся от квартиры, тем больше он чувствовал облегчение, оттого что не сказал… Большая его часть была очень рада, но также присутствовала другая его часть, эта рудиментарная, давняя часть его, которая всё ещё опасалась Луи Томлинсона. А именно его реакции, если Гарри попытается признаться ему в серьёзных чувствах. Львиная доля его души делала всё возможное, чтобы подавить сомнения; они приложили огромные усилия с той ночи в баре с викторинами, но они всё ещё были там. До сих пор. «Он, скорее всего, не ответит взаимностью, — думал Гарри. — Я не могу прочитать его… Он может сбежать или… Так, не думать об этом». Гарри позволил лучам солнца ласкать его лицо, не давая маленькому тёмному сгустку недоверия в его груди одержать верх над ним.