Уроки норвежского - Миллер Дерек Б.. Страница 15
— Это не ко мне. Попробуйте сходить к Биллу. Он покупает электроинструменты.
— Нет-нет. Несите эти модные часики к Донни. Я в них совсем не разбираюсь.
— Это «Никон». Что мне прикажете делать с «Никоном»? Идите к Биллу.
— Идите к Донни.
— Идите к Биллу.
— Слушай, Донни, взгляни-ка на это, — сказал однажды Билл, вручая Шелдону изящные золотые часы «Патек Филипп» с родным кожаным ремешком. — Парень говорит, что купил их в Гаване до революции. Хотел их мне продать. Я послал его к тебе, но…
— Я поздно открыл магазин.
— Ты открылся поздно, поэтому я их купил.
На Шелдоне поверх белой рубашки был кожаный фартук, очки на макушке. Выглядел он немного потрепанно, в голубых глазах отражался послеполуденный свет. Однако Билл обратил на это внимание. Он был лишен чувства драматизма, равно как и чувства эфемерности и вечности бытия. Волшебства для него не существовало. А жаль, потому что, по мнению Шелдона, Билл был владельцем одной из самых волшебных лавок во всем Нью-Йорке, не считая его собственной. И никто не знал этого лучше, чем его сын.
К великой мальчишеской радости Саула, лавка Билла была точной копией магазина Шелдона. Когда Саул приходил в ломбард, у него возникало чувство, что он у себя дома. Разведенный и бездетный Билл был доволен подобным отношением.
В лавке отца Саулу нужно было спуститься на несколько ступенек и пройти через запираемую дверь. По левую руку находилась собственно мастерская. Там у Шелдона стояла большая деревянная скамья, вдоль которой висели сотни маленьких полочек, меньше, чем каталожный ящик в библиотеке, и на них были просто цифры. Освещение было отличным, и Саул наблюдал за клиентами. Все они были очень вежливы с его отцом.
У Билла была большая витрина, чтобы посетители могли заглянуть и увидеть необычные вещицы, которые он выставлял на продажу. Однажды он продавал щит викинга, украшенный мехом. В другой раз — роботов-боксеров, старинный пистолет времен Дикого Запада, сломанную пишущую машинку, нож для бумаг из Франции, вазу с ручками в виде рыбок, зеркало в оправе из золотых листьев.
Билл не носил кожаного фартука, как Шелдон, у него не было специального окуляра, которым пользуются часовщики, так что кое-что лавку отца отличало. Фартук Шелдона был поношенный и помятый. Рыцари сражались на нем с драконами. Саул знал об этом от Шелдона. Тот вовсе не стремился выглядеть как часовых дел мастер из Старого Света, но не мог не признать удобства фартука, когда терялись мелкие детальки часов. Падающий винтик ударялся о кожу, и он понимал, что что-то уронил. Из складок фартука было удобно извлекать всю эту мелочь. И хотя это был фартук сапожника, а не часовщика, он был весьма утилитарен и приносил волшебную антидраконную пользу. В итоге оказалось, что его легко надеть, но трудно с ним расстаться.
В то утро, когда Билл вошел к Шелдону, у того на рабочей скамье стоял термос с кофе, а сам он аккуратно устанавливал старую балансирную пружину в новенькие дайверские часы «Оллек и Вайс».
— Поздравляю, — сказал Шелдон. — Теперь у тебя есть часы.
— Чем ты занимаешься? — спросил Билл.
— Делаю кое-что, что давно собирался.
— Что же?
— Ты не поймешь.
— Это так сложно? С технической точки зрения? Я не пойму, — Билл покачал головой и присвистнул. — Эх вы, евреи. Вы такие умные. Все-то вам удается.
Шелдон на провокацию не поддался.
— Не удается держаться подальше от неприятностей.
— Ну, так чем ты занят, Эйнштейн?
Шелдон снял окуляр, положил его справа от часов и указал на часовой корпус слева.
— Эти принадлежали Саулу. Их сняли с его руки. Они прибыли вместе с другими его личными вещами.
— Так ты их чинишь?
— Нет. Я не собираюсь их чинить. Я делаю кое-что другое. Ты когда-нибудь слышал об элинваре?
— Нет.
— Это сплав, нечувствительный к изменению температуры. Название образовано от двух французских слов: élasticité invariable, которые сократили до элинвар. Из него раньше изготавливали балансирную пружину для механических часов вроде этих.
— Ценный?
— Да нет. Там всего лишь железо, никель и хром, но от него куча пользы. Балансирная пружина — крайне тонкая вещь. Она накручивается и накручивается. Когда ты заводишь часы, ты закручиваешь балансирную пружину. Она раскручивается и приводит в движение части механизма, так что часы продолжают тикать. Балансирная пружина — это сердце часов.
Вся штука в том, что пружины производят лишь на нескольких заводах. Так что историю большинства пружинок можно проследить до места их изготовления. Это как если бы… все сердца производили в одном и том же месте. Как бы у каждых часов есть душа, и она связана со всеми другими, потому что у них общий дом.
Я заказал эти часы по каталогу. Ты вряд ли о таких слышал. Модники их не носят. Только люди труда. Солдаты. Они своих денег стоят. Мне они нравятся. Так что я недавно купил новую пару и переставляю в них старую пружину из часов Саула. Старое сердце в новом корпусе. Когда я буду смотреть время, мы будем связаны. Благодаря этому я чувствую себя немного ближе к нему.
— С ума сойти, Донни.
— Во всяком случае, вот чем я занимаюсь.
— А как это отличается от того, чтобы взять батарейку из одних часов и переставить ее на другие?
Шелдон потер лицо.
— И ты еще удивляешься, что с тобой никто не хочет встречаться.
— О чем ты?
— Ты и правда не понимаешь?
— Сколько стоят новые?
— Баксов тридцать пять. Раньше они стоили около семнадцати.
— Так, теперь догадайся, сколько я заплатил за золотые часы.
Шелдон развел руками и спросил тем же скучающим тоном:
— Сколько?
— Вот уже кое-что. Восемьсот.
— Восемьсот чего? Долларов? Господи, Билл. За часы? Ты это в жизни никогда не продашь!
— Я не собираюсь их продавать. Это вложение. Я планирую купить дюжину таких часов, спрятать их в подвале, и через лет двадцать, когда мы продадим свои лавки, эти часики будут стоить тысячи! Мы уйдем на покой. Купим квартиру на Лонг-Айленде. Пригласим туда плейбойских «зайчиков» и будем пить шампанское.
Под Шелдоном скрипнуло рабочее кресло, когда он качнулся.
— Что мы будем делать с «зайчиками», когда нам стукнет семьдесят? Восхищаться, как они носят подносы с выпивкой?
— Помяни мое слово, Донни. К тому времени, учитывая, с какой скоростью сегодня движется наука, придумают таблетку или укол, от которого в штанах любого старика появится ракета. Мы только десять лет как высадились на Луне. Это мечта молодого поколения. К тому времени, как те же ученые достигнут нашего возраста, они обратят свои взоры на что-нибудь поближе к дому. Они захотят побывать там, где побывал каждый мужчина. И знаешь почему? Потому что там хорошо.
— А как же наши жены?
— Жены… — Билл всерьез озаботился вопросом. — Я женат не буду, а… к тому моменту… Мейбл будет только рада, что у тебя есть хобби.
Шелдон достал маленькую коробочку и протянул ее Биллу.
— Что это? — спросил Билл.
— Я хочу сохранить это у тебя. Просто засунь куда-нибудь. Не продавай их.
— Кого их?
— Это медали, которые мне дали за Корею.
Билл принял коробочку, не открывая ее.
— Зачем я их должен взять?
— Я не хочу, чтобы их нашла моя жена. Или Рея. Она растет и бегает повсюду, задавая вопросы.
— Но ведь ты сам научил ее говорить.
— Если бы я знал, к чему это приведет…
Билл оглядел антикварный магазин.
— Ты же можешь их тут спрятать. Здесь даже труп Джимми Хоффы[4] ни за что бы не нашли.
— Когда тебе их вернуть?
— Посмотрим, понадобятся ли они мне вообще.
— Это и вправду из-за твоих девочек?
— Частично. Но в основном потому, что я не хочу, чтобы мне напоминали, что это я показал их Саулу. А поскольку я делаю эту штуку с часами, я не смогу держать их поблизости. Слушай, тебе совсем необязательно понимать, зачем все это нужно. Просто сделай, потому что я тебя об этом прошу. Этого достаточно?