Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка". Страница 43
— Доброй ночи, — как ни в чём не бывало, бросила Кьяра и скрылась в сгущающейся тьме осеннего вечера.
***
Наступил день памяти святого Денизо Парижского.
Солнце стояло уже высоко, когда христианское воинство достигло открытой равнины, где возвышалась вражеская крепость, выстроенная из жёлтого камня и почти лишённая башен. Взирая на неё из лагеря, Жеан и помыслить не мог, насколько близко она расположена и насколько крохотна и ничтожна в сравнении с величественной Никеей и белоснежными стенами византийской столицы.
«Надеюсь, мы быстро покончим с этим недоразумением… без помощи Готфрида, Раймунда и прочих сильнейших звеньев нашей нерушимой цепи. Ведь впереди нас ожидает нечто действительно громадное. Антиохия… Кажется, именно туда провожает нас Баграт. А оттуда уж рукой подать до Священного Града!»
Священный Град! Иерусалим!
Жеан оставил Ивеса в лагере, заступив в пеший отряд. Он всячески убеждал себя, что делает это из соображений чести, однако в глубине души осознавал, что если бы не рвущаяся в рукопашный бой Кьяра, ни за что бы не поднялся с мягкой постели. Позади выстроилось несколько десятков конных бойцов, возглавляемых Боэмундом и ожидающих сигнала к атаке, когда ворота будут отперты. Их лошади беспокойно фыркали и били копытами, выражая желание броситься в бой.
— Ты только посмотри, какая мелкая! — словно прочитав мысли Жеана, воскликнул Ян. — И за коим чёртом нам все эти басурмане? Византийцы, германцы, французы, теперь ещё и киликийские армяне… Тьфу! Двух десятков хороших норманнских бойцов вполне хватит, чтобы покорить этот никчёмный городишко! Достаточно навести шуму, чтобы вражьи отребья бросились врассыпную.
— Молчи! — шикнул Жеан. — Дай мне сосредоточиться.
— На чём? — осёкся юноша.
— Вот-вот мы ринемся к стенам… полагаю, осадных лестниц на сей раз будет достаточно. Прошу тебя, Ян, когда мы ворвёмся в город, не трогай мирных жителей. Наша цель — сарацинские воины!
— Э-э-э… с чего ты вдруг за меня решаешь, с кем мне стоит сражаться? Другим это скажи! Я хотя бы пока никого не насиловал… всё руки не доходят, понимаешь.
Над равниной раздался ободряющий призыв Боэмунда, который тут же подхватили пешие военачальники. Норманны, наперебой выкрикивая то «Dex aie!», то «Deus lo vult!», то личные девизы тесным скоплением пронеслись мимо Жеана в сторону вражеских стен. Он помчался вслед за ними. Череда знамён и копий замелькала перед глазами.
Недруг уже вовсю бил тревогу, но никто даже не помышлял о том, чтобы атаковать крестоносцев прямо на равнине. На боевой площадке выстроились ряды лучников и пращников в блёклых халатах, однако в сочетании с её тщедушным внешним обликом это зрелище не казалось Жеану таким же зловеще-впечатляющим, как в Никее. Да и число их заметно уступало прибывшим.
Оттеснив щитом целый пучок стрел, юноша рванулся к стене, где его боевые товарищи уже успели выстроить несколько осадных лестниц. Многие смельчаки в рыцарских нарамниках лежали на земле в неловких позах с неестественно вывернутыми конечностями и сползшей кожей, покрытой безобразными багряными ожогами от раскалённого масла и серы. Однако вскоре, не в силах противостоять рьяному натиску со стороны такого числа врагов, гибнуть начали и сарацины. Их стаскивали со стен. С пронзительным хрустом они ломали себе шеи, соприкасаясь с землёй, смоченной свежим пурпуром.
Жеан почти достиг стены, когда щуплый сарацин, с непокрытой головой и двумя нелепо болтающимися по сторонам прядями чёрных волос, попытался обрушить лестницу вниз. Юноша опомнился моментально и, удерживаясь на скрипящей ступени, схватил врага за руки и увлёк на самый край, где тот встретил свою верную смерть.
«Жалкий!» — мелькнуло в голове Жеана.
И вот, когда до зубчатого края было подать рукой, подоспел второй сарацин.
Что произошло далее, Жеан не успел осознать. Леденящая боль сковала его грудь, голова закружилась, а дыхание перехватило. Картины минувших событий, все, как одна, промчались перед взором Жеана. Глаза брата Франческо, переполненные слезами в преддверии предстоящей разлуки, острия ассасинских кинжалов, прорезавшие ночную мглу ослепительным сиянием, Пио, с усилием шепчущий последние слова у него на руках, синагога, объятая искромётным пламенем… и Кьяра… незабвенный образ Кьяры, девы-воительницы, что вряд ли станет скорбеть в том случае, если он всё же…
«Что?»
Вид на высокое безоблачное небо заставил Жеана прийти в сознание. Мутные образы, во мгновение ока пронёсшиеся перед ним, исчезли так же внезапно, как возникли. Вокруг штормила битва.
«Ты цел?» — раздался взволнованный женский голос со стороны. Кьяра прошмыгнула мимо Жеана в сторону осадной лестницы.
— Тебя столкнули. К счастью, приземление мягкое. Если ты ушибся, ползи к лекарю, — тараторила, взбираясь по лестнице, девушка.
Жеан перевёл взгляд на обожжённый труп крестоносца, лежащий под ним, и скривился от омерзения, мысленно, однако, отблагодарив погибшего за невольно оказанную услугу.
«Тебе будет сладко в Раю…»
Жеан поднялся. Кольчуга спасла его от смертельного удара, но рана, несмотря на малую глубину, пылала тупой, мерзкой болью. Он перевёл взгляд на ворота крепости. Те были распахнуты. По полю, подымая песок и растительную труху, уже летела шумная кавалькада.
«Быстро управились!» — с изумлением подумал Жеан и помчался к воротам, не укреплённым ни брусьями, ни решётками, как в большинстве сарацинских крепостей.
Едва Жеану стоило вбежать в город, как вражеский боец, вооружённый клинком, преградил ему путь. Жеан ловко уворачивался от скоростных выпадов сарацина, и, когда тот очутился в опасной близости, парировал наносимый удар щитом, сломав оружие соперника и с силой пырнув его мечом в живот.
«Почему этот сарацин так отвратительно вооружён?» — задался риторическим вопросом Жеан и рванулся дальше, проталкиваясь сквозь толпы перепуганных мирных жителей. Улица была запружена деревянными и саманными домиками с покатыми крышами и чрезвычайно узка, что обеспечивало ужасную давку. Издали доносилось исступлённое ржание коней. Вот-вот смертоносные копыта и тяжёлые мечи учинят кровавую баню!
Вдруг внимание Жеана привлёк сарацин, мчащийся к боковым воротам, с маленьким кинжалом за поясом.
«Должно быть, бежит за подкреплением! Необходимо перехватить его!»
— Deus lo vult! — ободряюще шепнул Жеан и ускорил бег, не отпуская рукояти меча.
«Уйдите, уйдите все!» — хотелось крикнуть Жеану, отпихивая очередного вопящего мирного жителя, преграждающего ему дорогу, но, стиснув зубы, он продолжал молча пробиваться вперёд. Гонец не должен был узнать о его присутствии раньше времени!
К счастью для Жеана, преследуемый замешкался в гуще толпы, обронив чудную плоскую шапочку. Тогда Жеан и настиг его. По взмаху меча гонец пал на живот с выступившими из-под разодранной одежды и плоти окровавленными позвонками. Кольчуги на нём не было, лишь чёрный халат и бесформенная полосатая накидка, отделанная множеством шнурков.
«Что это?» — Внимание Жеана привлёк громоздкий деревянный футляр, оставшийся в обмякших руках убитого. Он был заперт, а потому ему не оставалось ничего, кроме как расколоть его мечом. Внутри покоился толстый свиток. Юноша с трудом выволок его наружу.
Он был завёрнут в синий шёлк с вышитыми на нём золотистыми символами, в центре которых красовалась шестиконечная звезда — та самая шестиконечная звезда, что венчала купол горящего храма во сне Жеана.
«Нет! — Он был так потрясён, что едва мог связно думать. — Быть того не может!» Жеан развернул свиток. Причудливые угловатые письмена, не похожие на арабские, вырисовывались на потёртом пергаментном слое. Жеан перевёл взгляд на гонца — обезображенное тело словно возвратило его в кошмарную грёзу. Он узнал талес, точно такой же — окровавленный, чёрно-белый — талес, что прилип к телу Маттео!
«Это невозможно! — мысленно возразил Жеан, чувствуя, как холод начинает пробирать его до костей. — Нет… Здесь определённо что-то неладно. Я должен поговорить с Его Сиятельством!»