Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир. Страница 19

Эти истории, равно как и страшные ожоги, якобы полученные Владиславом в плену, произвели на Короля впечатление. Суровый, но справедливый, Ян Альбрехт не только вернул Лжекрушевичу земли предков, но и выдал ему сто злотых, на обустройство запущенного родового гнезда.

Однако шляхтич вовсе не собирался поправлять здоровье среди мирных трудов, в старом имении. Приняв с благодарностью королевский подарок, он изъявил желание служить и дальше Польской Короне, охраняя ее рубежи от вражьих набегов. Удивленный таким усердием, Ян Альбрехт предложил своему слуге самому выбрать место будущей службы.

Естественно, Волкич выбрал тот участок русско-литовской границы, по которому проезжали, направляясь в Московию или возвращаясь обратно, польские послы.

На деньги, выданные ему фон Веллем, он собрал и вооружил личный отряд, большую часть коего составляли бывшие разбойники, грабители и конокрады. Многим из них грозила верная смерть, и они согласны были служить человеку, с помощью подкупов избавившему их от плахи и петли.

Но весь этот сброд еще нужно было превратить в военную силу, способную четко и незамедлительно выполнять приказы своего командира. Волкич знал: ничто не подстегивает в подчиненных служебное рвение сильнее, чем страх смерти.

Посему он без лишних слов разрубил секирой голову первому из новоиспеченных солдат, чье оружие содержалось в беспорядке. Этим он доказал прочим жолнежам, что нравов разбойной вольницы не потерпит.

Что помешало отъявленным висельникам убить его и разбежаться? Наверное, сознание того, что без его покровительства они не прожили бы на воле и двух недель. Все, на что они без него, были способны, это мелкие грабежи и стихийный разбой, уже приводивший их в темницу и на плаху.

А Волкич сплотил их в сильный, хорошо вооруженный отряд, обеспечил едой и добротной одеждой. Наконец, он избавил их от необходимости самим заботиться о той же еде, об одежде, ночлеге. И еще посулил в грядущем добычу, разделив которую, они смогут прожить остаток дней в праздности и богатстве.

В обмен на это Волкич потребовал от подчиненных беспрекословного подчинения. Когда жизнь ставит выбор: служить кому-либо в сытости и в ожидании барышей или получить топором промеж глаз — большинство выбирает первое.

Не были исключением и жолнежи новообразованного отряда. Но Волкич, зная, с кем имеет дело, зорко следил за каждым солдатом и всеми силами поддерживал в подчиненных благоговейный страх перед «атаманом».

Не доверяя до конца, своим людям, в одном он был уверен: никто из них, не знал его прошлого и не догадывался о том, каким силам он служит.

То, что новоявленные солдаты поначалу плохо управлялись с пикой и саблей, Волкича не особо тревожило. Он знал, что за полгода сделает из них достойных вояк. Главное — готовность убивать, а в том, что его жолнежи — прирожденные убийцы, он не сомневался. Подчиненные стоили своего предводителя.

И вот с этим отрядом, Волкич явился к Самборскому воеводе Кшиштофу, чтобы под его началом, охранять кордоны Польско-Литовской Державы.

Суровый рыцарь, поседевший в войнах с турками, татарами и московитами, принял их под свою команду без особой радости, но и без неприязни. Люди, способные держать оружие, на границе с Московией не будут лишними, только вот в Самборе да в Кременце для них места не найти, — придется строить новую слободу.

Идя навстречу Воеводе, Волкич предложил ему срубить заставу на полпути между Самборским и Кременецким острогами.

И дорога, по которой ездят послы, будет защищена от разбойников, и в случае, если с востока двинется бранная сила, разъезды Крушевича ее заприметят еще на подходе к кордону. С заставы в Кременец и Самбор будут срочно отправлены гонцы с известием о подходе врага, и у гарнизонов крепостей будет время для приготовлений к битве.

Предложение показалось Воеводе разумным, и он выдал Лжекрушевичу средства и работников для строительства заставы. Так и выросла на холме, окруженном сосновым лесом, мрачная громадина, коей предстояло стать западней для польского посла и его приближенных.

Оставалось лишь дождаться королевского посланца, возвращающегося из Московии в родные пределы. А уговорить русский отряд сопровождения последовать за ним на заставу будет нетрудно: падкие до вина и доброй снеди, московиты едва ли откажутся от дружеской пирушки.

Строя план убийства посланника, фон Велль продумал все до мелочей, Волкичу оставалось лишь в точности все исполнить. И когда в Московию с дипломатической миссией отправился Князь Корибут, Руперт решил, что само небо посылает ему счастливый случай.

Корибут — не только королевский посол и высокопоставленный вельможа при Краковском дворе. Он еще и близкий друг Яна Альбрехта, спасший когда-то ему жизнь, человек, коему Король безмерно доверяет.

Да еще и дочь увязалась за ним в поездку — чего может быть лучше? Убить этих двоих — и дружеское отношение Польского Короля к Московии сразу же обернется лютой ненавистью. Особенно, если удастся доказать вину сопровождавших Князя московитов.

Ну, а если не удастся? Что ж… Смерть Корибута и его дочери, в любом случае, ляжет черной тенью на русско-польские отношения, вновь расширит, ставшую было срастаться пропасть, между двумя славянскими державами. А это пойдет на пользу Ордену.

Древние римляне говорили «разделяй и властвуй», и пока они следовали сему мудрому принципу, Европа принадлежала им. Почему бы и христианскому Ордену не воспользоваться старым, проверенным оружием?

До рассвета отряд фон Велля шел лесными тропами на запад, к старой дороге, ведущей на Кенигсберг. Руперту не терпелось поскорее известить Магистра об удачном исполнении, своего замысла.

Идти следовало затемно: ни одна душа не должна была видеть их в окрестностях заставы Волкича, ни одна не должна была догадаться о связи между группой из шести всадников и истреблением посольского отряда.

К утру они миновали лес и вышли на дорогу, соединяющую пограничные земли Унии с орденскими владениями. По сему тракту часто проезжали послы Ордена, направляющиеся ко двору Короля, в Краков, или возвращающиеся обратно, и появление здесь тевтонского Командора со свитой никого бы не удивило.

И погода пришла навыручку фон Веллю — густой снег, валивший всю ночь, засыпал следы, по которым можно было проследить ночной путь маленького отряда.

Встреч с конными разъездами Унии Руперт не опасался. Именная грамота посланника Великого Магистра давала ему право беспрепятственного проезда, по всем дорогам Польского Королевства и сопредельным литовским землям.

Посему воины фон Велля не стали больше скрывать белые орденские одежды; сбросили серые дорожные плащи с капюшонами и развернули посольский штандарт с черным тевтонским крестом и горделивым прусским орлом посередине.

Фон Велль не без гордости оглядел свой отряд — сопровождавшие его воины представляли собой лучшие силы Ордена и одним своим видом внушали почтение встречным путникам. Четверо из них были рослые кнехты, отлично вооруженные и обученные военному делу.

Кроме щитов, заброшенных на ремне за спину, и мечей, покачивающихся у бедра, у каждого был мощный самострел, с расстояния двухсот шагов пробивающий железными стрелами любую броню, и у кого — тяжелый топор, у кого — шипастая австрийская палица, притороченная к седлу.

Их простые железные латы и сбегающие на плечи кольчужные капюшоны уступали в красоте вычурным доспехам польской шляхты, но были прочны, удобны и вполне соответствовали нраву своих владельцев.

А нрав этот был крут. Неприязнь к инородцам, воспитанная веками захватнических войн и набегов, вспыхивала в глазах Орденских солдат всякий раз, когда мимо них неспешно проезжал литвинский обоз с фуражом или польский купец, везущий на рынок яркие ткани и безделушки.

Но угли, пылающие во взоре тевтонцев, обращались в пепел, едва на пути у них возникал польский конный дозор. Нрав польских ратников не уступал в суровости тевтонскому нраву, да и слуг Ордена они не любили. Если и терпели, то лишь стиснув зубы, поэтому вести себя в их присутствии следовало осторожно.