Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир. Страница 21
Так было во все времена, но хуже всего стало, когда поляки посадили на королевский престол литовского пса Ягайлу. Пока они с литвинами ссорились и кровь друг другу пускали, Ордену нечего было бояться: порознь он и тех, и других мог разбить.
А вот когда сближаться стали, поняло начальство Орденское: не миновать большой войны. Стало меры принимать, чтобы не дать Польше с Литвой объединить против нас силы!
На Литве тогда двое Князей за власть боролись: известный тебе Ягайла, не ставший еще Польским Королем, и его двоюродный брат Витовт. Орден делал все, чтобы их противостояние переросло в войну, а заодно пытался рассорить обоих братьев с Польшей.
Ягайлу мы, как могли, подталкивали к войне с Витовтом, Витовта настраивали против Ягайлы. Они, правда, сами рады были вредить друг другу, и то один, то другой просили Орден о военной помощи против собрата.
Но Капитул медлил, не решаясь принять сторону одного из них. Трудно было решить, кто из братьев станет для нас более полезен, если с нашей помощью утвердится на Литовском троне…
…Случилось как-то, что Ягайла обманом пленил Витовта и заточил его в крепость. Но тот убежал из плена и к Ордену подался, убежища запросил…
Орден приютил его, рассчитывая, что Витовт примет Истинную Веру, с помощью наших войск свергнет Ягайлу и, в благодарность, впустит Святое Братство на литовские земли.
Но тут уже Ягайла испугался, бросился в ноги Капитулу: «Не поддерживайте Витовта, я вам буду лучшим союзником в борьбе с Польшей!»
Братья ему поверили, не дали Витовту войска, а Ягайла, грязный варвар, сам с поляками в союз вступил. Те, опасаясь, что Ягайла объединится против них с Орденом, предложили ему взойти на польский престол. У него глаза и загорелись.
Еще бы! Король — не Князь, пусть даже Великий. У Короля особый статус. Над ним нет сюзеренов, кроме Святейшего Папы, он вровень с европейскими Владыками стоит. А трудов-то немного: окреститься в католичество да голову краковскому епископу под корону подставить!
Ягайла в вопросах Веры никогда твердостью не отличался — где выгода была, туда и шел. То ярым язычником был, то в схизму подался, заигрывая с Москвой, а забрезжил впереди блеск Польской Короны — вмиг стал добрым католиком.
Только вот душа осталась прежняя — черная, языческая. Надев корону, стал вредить Ордену, как только мог. Письма с клеветой на Орден Святейшему Папе слал, а сам с язычниками жмудинскими свел дружбу.
Корабли с калеными копьями да стрелами отправлял нехристям, дабы могли они поражать орденских Братьев сквозь доспехи.
А когда Орден собрался с силами, чтобы покарать за сии злодеяния богомерзкого Короля, Ягайла под свои знамена собрал нечисть чуть ли не со всего света. Жмудинские язычники, схизматики из Московии, татары, отродье Магометово — и те пришли!
Скажи, Готфрид, может ли христианский Государь бросать в бой против единоверцев язычников и сарацин? Лишь в том случае, если Вера для него — пустой звук.
Ты говоришь, несправедливо, что на каждого убитого этой ночью поляка пришлось по трое убийц? А в битве при Танненберге на каждого Орденского рыцаря приходилось по пять — по шесть нехристей! По-твоему, это справедливо?
И хуже всего то, что Европа, весь христианский мир оставили нас один на один с сей ордой! Да, были тогда с нами рыцари из франкской земли, были венгры, англичане, австрийцы, наемники из Брабанта, что больше о деньгах думали, чем о Вере…
…Но много ли их было? Капля от всего, что могла дать Европа. Потому-то Орден и проиграл битву при Танненберге, да и другие битвы тоже…
…А ныне, когда Польша с Литвой срослись воедино, они для нас еще опаснее стали. Да еще, пользуясь тем, что Орден вынужденно принял вассалитет, хотят нашими руками присоединить к себе южные земли. Бросить Братство в самое пекло против турок и татар.
А на востоке другая туча сгущается — там схизма московская силу набирает. Хорошо, что пока основные силы московитов скованы на юге войной с татарами. А как подчинят они татар, завоюют Дикую Степь, куда потом двинутся? На Пруссию, стало быть, на нас! Выход к Балтийскому Морю им нужен!
И тогда двумя убитыми женщинами дело не ограничится — тысячи невинных христианских душ полягут! Так не лучше ли пролить кровь немногих, чтобы два наших смертельных врага, точащих зубы на Орден, впились в горло друг другу?
Готфрид подавленно молчал, не находя ответа. Да, здравый смысл в словах наставника присутствовал, но ночная резня не казалась ему от этого менее отвратительной. Видя терзания юноши, Руперт решил ослабить натиск.
— Пойми, Готфрид, — произнес он более мягким тоном, — мне самому хочется свершать подвиги, а не заниматься тайной дипломатией. Но, поверь, то, что мы делаем сейчас, куда важнее битв и походов. А если тебя гложет мысль о ночных событиях, утешься тем, что ты защищал свой дом и Христову Веру. Все, что для тебя дорого и свято.
Древние римляне говорили: «цель оправдывает средства», и пока они следовали сему принципу, их держава была непобедима. Наша цель — борьба со всем, что противостоит Христовой Вере и ее слуге — священному Тевтонскому Братству. А раз так — наши действия оправданны в глазах Божьих!
Так что, взбодрись, Готфрид, и придай лицу выражение, достойное воина великого Тевтонского Ордена. Я не хочу, чтобы враги видели скорбь в твоих глазах!
Сказано это было в связи с тем, что впереди на дороге показался польский конный разъезд. Фон Велль вынул из сумки подорожную и двинулся навстречу полякам.
Часть вторая. УБЕЖИЩЕ
Глава 8
Всю ночь Дмитрий с Эвелиной пробирались вглубь леса, пытаясь уйти подальше от страшного места, ставшего могилой Князя Корибута и его свиты. На открытой равнине они могли стать легкой добычей людей Волкича, и только чаща давала им надежду на спасение.
Но если лес был союзником беглецов, то о погоде этого никак нельзя было сказать. Словно вознамерившись погубить их этой ночью, она обрушила на головы ночных путников самую жестокую вьюгу из всех, что были у нее в запасе.
Пронзительный ледяной ветер хлестал их по лицам, слепил глаза колючей снежной пылью, проникал сквозь овчину полушубков.
От него не было спасения — голые деревья не сдерживали порывов неистового зимнего вихря, и он гулял повсюду, вымораживая все живое ледяным дыханием и насыпая чудовищные сугробы.
Продвигаться сквозь них было все труднее. Порой снег доходил Эвелине до пояса; тогда Дмитрию приходилось брать княжну на руки и переносить ее через заносы.
К удивлению боярина, девушка держалась необычайно стойко для ее возраста и хрупкого телосложения. За все время их ночного похода Эвелина не проронила ни единой жалобы на трудности пути.
Пережитые страдания словно сорвали с нее маску показной капризности, и сквозь нежный облик проступили внутренняя сила и упорство. Но и они были не беспредельны. Зимняя стужа и вязкий снег мало-помалу отнимали у княжны силы, и к утру она едва держалась на ногах.
Не лучше чувствовал себя и Бутурлин, к усталости коего примешивалась боль в разбитой голове. За ночь они преодолели несколько верст, продвигаясь на юг, к Самбору, и теперь их силы были на исходе.
Дмитрий понимал: если они не найдут затишного места, где можно развести костер и хоть немного обогреться, стужа и метель быстро прикончат их. Но где найти такое место в насквозь продуваемом зимнем лесу? Как отыскать хворост и сучья под толстым слоем снега?
Положение было хуже некуда, тем более, что ветер к утру не стих, а напротив, стал напористее и злее. Единственным местом, где от него можно было укрыться, могла стать какая-нибудь яма или берлога, покинутая растревоженным медведем.
Но таковая беглецам ни разу не встретилась. Вьюга слепила глаза, и на расстоянии нескольких шагов все тонуло в белесой мгле. Сделав очередной шаг, Дмитрий едва не провалился в пустоту.
На краю обрыва ему помогло удержаться обостренное чувство равновесия, привитое уроками Отца Алексия. Дорогу преграждал овраг, почти невидимый за пеленой бешено несущегося снега.