Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир. Страница 37

О том, как до сих мест добирались, вспоминать нет охоты. Поддерживая друг друга в пути и деля последний харч, мы, наконец, дошли до Литвы. А когда добрались до ближайшего леса, то упали на сырую землю без сил и провалились в забытье.

Что было дальше, ты, московит, сам уже догадался. Вырыли мы схрон среди леса и еще пару, на случай, если ляхи на один из трех набредут…

— Значит, ты здесь не один живешь? — поинтересовался Бутурлин.

— Вместе с побратимами, — ответил Газда, подбрасывая в огонь хворост, — мы тут в одно селение по делам забрели. Братья решили погостить там пару дней, еды подсобрать, а мне вдруг захотелось к схрону нашему вернуться, поглядеть, все ли здесь ладно. Предчувствие у меня было, что встречу гостей незваных, захотел проверить, не обмануло ли оно меня.

Как видно, не обмануло!.. Если бы вместо вас тут жолнежи околачивались, я бы к братьям вернулся, предупредил их, что к сей берлоге им дорога заказана, но поскольку вы — не ляхи, то можно никуда не ехать. Вернутся братья — сами обо всем узнают.

— Говоришь, вернутся? — переспросил Дмитрий, почувствовавший после этих слов Газды смутную тревогу.

— Ну да, вскоре должны быть, — усмехнулся Газда, заметив настороженность гостя, — а ты чего так встрепенулся?

Мыслишь, я заговариваю тебе зубы, а сам жду сообщников, чтобы убить тебя, а с панянкой свершить какую-нибудь гнусность?

Если бы я хотел того, то не стал бы тебя оповещать о скором возвращении братьев, а держал бы в неведении, пока бы они не вернулись.

Да и зачем мне их дожидаться, когда ты и так был в моих руках? Если помнишь, саблю у тебя из рук я «летучим змеем» вышиб, а с ножом ты бы против меня много не навоевал.

У меня на твой счет есть другая задумка, но чтобы ее осуществить, ты мне как раз нужен живым.

— Это какая еще задумка?

— А вот какая! Насколько я разумею, ты похитил панянку из Самбора и теперь пробираешься с ней в Московию. Но места сии знаешь плохо, да и расположение польских гарнизонов ведаешь не лучшим образом.

А я помогу тебе обойти все опасности и препоны, если ты поможешь мне и моим братьям добраться до владений Москвы. Нынче на Литве для нашего брата стало так же опасно, как и дома, на юге. Здесь казаков не ждет ничего, кроме плахи, а на Москве есть еще возможность уберечь шею от топора.

Мы бы и сами убрались отсюда, но на меже нас может схватить московская пограничная стража, а она к таким, как я, благоволит не больше, чем польские жолнежи. Слыхивал я, между вашим Князем и польским Королем подписан договор, чтобы беглых, пойманных на границе, выдавать обратно.

Вот ты и проведи нас мимо стражников московских, а как перейдем рубеж, мы тебя покинем и на юг, к Дону, повернем. Что скажешь, брат-москаль, на такое предложение?

— Что скажу? — невесело усмехнулся Дмитрий. — То, что просчитался ты, казак. Я панянку в Самборе не похищал. Скажу более, я должен доставить ее в Самборский острог.

Злодей Волкич, известный в ваших краях под именем Крушевича, хитростью заманил посольский отряд ее отца, Князя Корибута, к себе на заставу. Там он устроил бойню, в коей погибли Князь, его свита и мои дворяне, провожавшие посла до границы.

Господь спас нас с княжной, теперь мы должны дойти до Самбора и рассказать Воеводе правду о случившемся!

В общих чертах Дмитрий поведал новому знакомому историю гибели посольского отряда. По мере приближения рассказа к концу Газда все больше мрачнел. Его мечта перейти московский кордон с помощью Бутурлина рушилась на глазах.

Мало того, что боярин шел в сторону, противоположную той, куда собирался направить стопы беглый казак. Его еще преследовала свора разбойников, более опасных, чем пограничная стража. Газда осознавал, что московиту едва ли удастся дойти с княжной до Самборских стен.

Даже если в стычке на заставе полегла половина отряда Волкича, в живых должно остаться еще два десятка дюжих детин с луками, саблями и топорами. Для них поимка беглецов — дело жизни и смерти, и они перекроют все тропы, по которым боярин и его спутница смогут выйти к острогу.

Им-то и трудов будет немного, ведь проходимые тропы в лесу зимой можно перечесть по пальцам одной руки. Еще на руку жолнежам то, что между Самбором и лесом — пустошь.

В каком бы месте беглецы ни вышли из чащи, они будут на виду у преследователей. А на открытом месте конные стражники их легко догонят, несмотря на глубокий снег.

В том, что преследователи поджидают их на подступах к крепости, Газда не сомневался. Но он видел и то, что московит не откажется от затеи доставить княжну в Самбор, каковы бы ни были расставленные врагом ловушки. У него просто не было иного выхода, как идти напролом…

Газда вдруг ощутил, что стоит перед выбором: помогать беглецам, рискуя собственной головой, или распроститься с ними, предоставив самим воевать с превратностями судьбы.

Второе было гораздо проще, тем более, что Газда ничем не был обязан своим незваным гостям, и даже наоборот — он накормил их и обогрел, как добрый хозяин! Кто бы еще в подобных обстоятельствах, сделал для них больше?

И все же что-то мешало казаку распроститься с молодой парой. На своем веку он повидал немало людей и, как ему казалось, умел постичь нрав каждого, с кем его сводила судьба.

Бутурлин казался ему малым, не способным на подлость и коварство, да и юная княжна, хоть и принадлежала к знати, не вызывала у него иных чувств, кроме жалости, может быть, оттого, что сама была жертвой сил, от которых он сам скрывался в лесу.

Посему первым желанием казака было вывести беглецов тайными тропами к Самборской крепости и отпустить с миром. Но при встрече с людьми Волкича Газда мог лишиться собственной жизни, а это его никак не устраивало.

Смерти он не боялся, но погибать за интересы знати ему тоже ему не улыбалось.

Душа казака словно разделилась надвое, и обе ее половины вступили в непримиримый спор.

«Кто они такие, чтобы ради них рисковать жизнью?! — громко и зло кричала одна половина. — Чужак-северянин, один из тех, кто пообещал твоему народу помощь в борьбе с ляхами и в трудный час его предал! Другая — дочь врага, одного из тех, кто разорил твой дом, украл твою землю! Что тебе в них?!

Допустим, поможешь ты московиту дойти до Самбора, и что с того? Поможет ли он тебе, заберет ли вашу братию с собой в Московию? Сейчас он в беде, и беда принуждает его быть кротким. А как поведет себя, когда опасность минует? Не отступится ли, не выдаст ли тебя ляхам, чтобы убедить их в своей дружбе?

Да и отблагодарит ли тебя за спасение панянка? К нам, казакам, ляхи во все времена, как к скоту, относились. Трудно было — просили о помощи, а набравшись сил, на шею влезть норовили. Ты княжну пожалеешь, а пожалеет ли она тебя, когда другие паны на твою шею петлю накинут? Вступится ли за твою голову? То-то!..»

«А что доброго будет, если ты выведешь их за порог и велишь идти на все четыре стороны? — вступил в спор другой голос, звучавший то ли, с неба, то ли из глубины казацкой души. — Как был ни с чем, так ни с чем и останешься, только грех на душу возьмешь. Порубят боярина да княжну ляхи, и будет их смерть на твоей совести до конца дней.

Ни отец твой не одобрил бы того, ни брат, ни Командор Сфорца, ни бедный грек, последним куском хлеба с тобой делившийся. Не для того ли они тебя выручали, чтобы ты, помня о них, в лихую годину от добра не отступил?

Ну, а жизнь… разве мало ты рисковал ею в былые времена? Разве не спасал тебя Господь? Кем будешь в глазах его, если станешь трусить да о себе одном думать? С твоей помощью у сих двоих есть хоть какой-то шанс дойти до Самбора, а без тебя — никакого! Видно, придется тебе опять, брат Газда, рисковать своей башкой!..»

Тихий свист, донесшийся от входа в пещеру, оборвал его раздумья.

— Ага, вот и побратимы мои вернулись! — радостно воскликнул, вскочив с кипы хвороста, Газда. — Входите, братья, я тут как раз гостей принимаю!

Глава 13

Первым в пещеру вошел рослый, плечистый казак, чья фигура выглядела бы внушительно, если бы не крайняя худоба, заметная даже сквозь ватный зипун.