Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир. Страница 41

Чутье подсказывало ему, что вся эта суета вызвана событиями минувшей ночи, но рыцарь не мог понять, кого подстерегают на дорогах Самборские латники. Похоже, что-то пошло не так в тщательно продуманном замысле фон Велля. Только вот что именно?

Туман рассеялся, когда Командору встретился отряд племянника Воеводы, направлявшийся на восток. Юный шляхтич, проверивший подорожную фон Велля, не отличался болтливостью, но Руперт путем умело заданных вопросов выведал у него правду о том, что произошло ночью на лесной заставе.

Сказать, что услышанное его не обрадовало, — значит, ничего не сказать. Командору почудилось, что небеса падают на землю. Чудовищная оплошность, допущенная Волкичем, не укладывалась в голове.

Мерзавец испоганил все, что можно было испоганить! Он не только оставил жизнь дочери Корибута, но дал ей улизнуть с заставы вместе со слугой Московского Князя, а сам бежал в леса! Руперт готов был к чему угодно, но только не к такому развитию событий.

Что помешало Волкичу убить княжну: невоздержанная похоть или какой-то хитрый, тайный замысел? Почему в ночной резне уцелел московский боярин? Как случилось, что княжна и московит умудрились бежать с заставы, где оставалось в живых полторы дюжины вояк, да еще благополучно дошли до Самбора?

Ни на один из этих вопросов Руперт не находил ответа. Жизненный опыт ему подсказывал, что подобные совпадения не бывают случайными. Обычно их скрыто готовят некие могущественные силы, не желающие до поры, себя обнаруживать. Но кому могло понадобиться предательство Волкича, и чего мог добиться Волкич, предав Орден?

И в Московии, и на землях Унии его ждала плаха. Ни Польский Король, ни Московский Князь не помиловали бы беглого татя, даже если бы Волкич раскрыл им тайные замыслы Тевтонского Братства. Орден был единственной силой, способной защитить его, и предавать Орден было величайшей глупостью. Особенно теперь, после гибели, Корибута!..

…Нет, Волкич не стал бы рубить сук, на котором сидел. Произошло что-то непредвиденное, что-то, чего Руперт, как ни силился, не мог понять. Но времени на раздумья, у него не оставалось.

Хитро задуманный план крестоносца грозил рухнуть, как подтопленная по весне половодьем хижина бедняка. Руперт знал, какие последствия это повлечет для него. Капитул не простит промаха на лесной заставе и сделает все, чтобы отстранить его от дел. Хуже для Руперта и быть не могло.

Но Командор не привык сдаваться. Он понимал: пока Волкич не схвачен стражниками, игра не проиграна. Нужно лишь скорее найти беглого татя и заставить его умолкнуть навсегда. В прошлом Руперт не раз продумывал пути отхода своего подопечного, и знал, где он может скрываться.

Только вот отряда в пять человек было явно недостаточно, чтобы перебить вдвое превосходящую численностью шайку Волкича. У Руперта не оставалось иного выхода, как скакать за подкреплением в Кенигсберг.

Там его ждал Великий Магистр, на чью помощь он всегда мог рассчитывать, и который, как он верил, сделает все, чтобы защитить его миссию от козней Капитула. Посему Руперт, не раздумывая, погнал коня на запад, туда, где в туманной дали высились неприступные стены и башни Орденской твердыни.

Но едва въехав в замковые ворота, фон Велль понял, что планы ему придется менять. У длинной коновязи в конном дворе неторопливо хрустели овсом пять лошадей, коих раньше здесь не было.

Это были рослые жеребцы соловой масти, в грубовато, но крепко сработанной сбруе. Ростом и мощным сложением они походили на боевых коней Ордена, но светлая грива и тяжелая голова выдавали в них другую породу.

Фон Велль хорошо знал ее. Такую породу лошадей разводили, лишь в одной стране. Этой страной, была Швеция.

Глава 16

— Ну и дурень же я, что вызвался сопровождать вас до Самбора! — презрительно сплюнул Газда, усаживаясь на устилающей пол темницы пожухлой соломе. — Сиди тут теперь, как волк в ловчей яме, жди, когда потащат на плаху!

— Не стоило тебе из леса выходить, — вздохнул, терзась совестью, Бутурлин, — ты и так много для нас сделал, мог и не рисковать головой…

— Не мог я смотреть спокойно, как эта сволочь вас с панянкой, рубить будет, вот и полез в чужую драку…

…Даже смешно как-то: думал, ты за меня перед Воеводой заступишься, а за тебя самого заступаться, впору!

— Ты сам слышал, я сразу же поведал ему, как ты дал нам с княжной приют и к Самбору провел. И как в бой неравный вступил с жолнежами…

— Так-то оно так, — невесело усмехнулся казак, — да что толку с того, если тебя самого разом со мной в темницу упекли? Не шибко что-то Воевода жалует московских послов!

— Раз в цепи не заковал, значит, особой вины за нами не видит, — пожал плечами Дмитрий, — ты погоди раньше времени горевать, быть может, все еще образуется, и нас выпустят отсюда.

— Твоими бы устами да к Богу! — Газда откинулся на спину и устало прикрыл глаза веками. — Знаешь, брат москаль, а ведь этим и должно было кончиться. Одно хорошо: из-за моей глупости никто, кроме меня самого, не пострадал, значит, умирать буду с чистой совестью!

На сей раз Бутурлин не ответил. Встав с лежанки, он двинулся вдоль каменной стены, осматривая свое новое пристанище. Газда был прав, сравнивая его с ловчей ямой. Темница располагалась в подножии высокой круглой башни, сложенной из мощных гранитных блоков и покрытой островерхой черепичной крышей.

Несмотря на то, что башня была встроена во внешнюю стену замка, побег из нее для узников был весьма непростой задачей. Пол здесь был каменным, а небольшие квадратные окошки, сквозь которые ветер беспрепятственно гнал снежные хлопья, были проделаны под самой крышей, на высоте не меньше десяти саженей.

«Серьезная темница, — подумалось Дмитрию, — без крепкой веревки отсюда не убежать…»

— Ищешь способ выбраться из сего склепа? — вторя его мыслям, вопросил Газда. — Даже не думай, боярин. Отсюда не убежишь, если только…

Лязг дверного засова оборвал его речь. Обитая железом дубовая дверь распахнулась, и на пороге узилища возникла массивная фигура стражника с факелом в руке.

— Боярин, тебя хочет видеть Воевода! — рявкнула фигура, залитая мрачным факельным светом. — Поторопись, пан Кшиштоф не любит медлительных узников!

Двое других стражей, стоящих у проема дверей в коридоре, дружно хохотнули.

— Я — не узник, а слуга Московского Государя, — ответил Дмитрий тоном, от которого у стражника сразу пропало желание насмешничать, — но если Каштелян желает меня видеть, я охотно последую за вами!

Второй страж хотел было отпустить по адресу Бутурлина какую-то колкость, но, встретившись с ним взглядом, передумал. Кивнув на прощание Газде, Дмитрий двинулся за своими провожатыми.

Глава 17

Воевода ждал его в верхних покоях замка, в жарко натопленной горнице, предназначенной для приема королевских послов из Кракова и иноземных гостей.

Горница была невелика, но все ее убранство свидетельствовало о хорошем вкусе Каштеляна и его умении создавать уют. Пламя, пылавшее в большом камине, бросало золотистые отсветы на дорогую, красного дерева мебель, причудливо играло в переплетах мозаичных окон и нитях гобеленов, расшитых сценами войны и охоты.

Дмитрий застал Воеводу за привычным, хотя и нелюбимым, делом. Нацепив на нос очки, Владыка Самбора просматривал пергаментные свитки с донесениями от командиров пограничных застав и конных разъездов, жалобами на тяжесть поборов от поставщиков фуража и старост окрестных деревень.

Более привычный к ратным подвигам, чем к трудам мирного времени, он тяготился хозяйственными хлопотами. И лишь известия с границы да от Флориана, отправленного на поимку разбойников, вызывали у Воеводы живой интерес.

— А, боярин, — произнес он при виде Бутурлина, отложив в сторону очередную крестьянскую жалобу на сборщика податей, — хорошо, что зашел, нам есть о чем потолковать. Как тебе понравилось мое гостеприимство?